Александр Ачлей - Палач. Нет милости к падшим
Что же касается звуков, которыми русская элита себя окружает, то здесь чувствуется стремление отойти от всего традиционно русского и переключиться на не всегда лучшие западные образцы, во всяком случае, при демонстрации своих возможностей и финансового могущества…».
— Это — Рутул! — с гордостью сообщим Курбан, прервав плавное течение мыслей Труварова. Они въезжали в большое, красивое, окруженное горными хребтами село, которое рассекал на две части бурный горный поток.
— Река Самур! — вновь с отчаянной лихостью прокричал его добровольный гид. По поведению Курбана чувствовалось, что он у себя дома: и жесты, и взгляд и голос — все говорило о нерасторжимой близости этого уже немолодого человека с окружающим миром, столь же прекрасным, сколь и суровым… Дорога, вдруг превратившаяся в головокружительный серпантин, стала настолько узкой, что Труваров вжался в сиденье и мертвой хваткой вцепился в поручень: «Как же они тут умудряются ездить? Да еще на таких корытах? А что, если…» — нет, об этом даже страшно подумать… Но думалось: ведь действительно, и тормоза могли отказать, и двигатель заклинить, и сцепление сломаться. В этом случае, и он это осознавал, машина свалится в глубокое ущелье, на дне которого бурлит и клокочет поток, один вид которого приводит в неописуемый восторг и ужас.
— Раньше дорога не был. Только конем ездит. Долго, неудобно. А теперь один удовольствие, — судя по всему, Курбан не сомневался в благополучном исходе их путешествия, и Труваров, проникшись его уверенностью в том, что все будет хорошо, понемногу расслабился, всецело отдавшись созерцанию величавых картин природы, проносящихся за окном. Прошло больше часа, прежде чем они остановились на площади какого-то селения. Выйдя из машины, он размял свое затекшее за длительную поездку тело. Судя по всему, они приехали в Джиных, то самое место, где им надлежало отдохнуть, поесть (только сейчас он ощутил зверский голод), достать лошадей и двинуться в сторону границы. «Как там еще все пройдет?» — скорее для самоуспокоения подумал Труваров.
Курбан оставил машину открытой, к вящей радости местной пацанвы, которая тут же набилась в ее нутро в неистовом желании «порулить», вежливым жестом пригласил Евгения Николаевича следовать за собой и уверенной походкой направился по ведущей в гору узкой улочке, мимо тесно прижавшихся друг к другу домов, за высокими заборами которых угадывались сады и уютные дворики.
— Салям алейкум, — приветствовал Курбан вышедшего им навстречу худощавого мужчину средних лет.
— Ваалейкум ассалям, — ответил тот, протянув гостю обе руки для рукопожатия. В доме, который удивил Труварова чистотой и опрятностью, ему предложили умыться с дороги и пригласили к уже накрытому столу.
— Присаживайтесь, сейчас принесут чай. Это первое, что у нас предлагают гостю. Давайте познакомимся: меня зовут Али, я родственник Дина, знаю о вашей проблеме, постараюсь помочь, — Евгений Николаевич в очередной раз удивился неимоверному количеству родственников Дина, отметив при этом, что хозяин говорил на очень хорошем русском языке, правда, с сильным акцентом.
— Ничего удивительно в этом нет, — как бы угадав его мысли, сказал Али, — я окончил педагогический институт в Махачкале, отделение русского языка и литературы, потом долгое время работал в местной школе учителем, сейчас же в основном занимаюсь хозяйством.
— Он — наш кълак! — Курбан, явно гордившийся выполненной миссией, позволил себе шутливый тон.
— Не кълак, а кулак! — поправил его Али и вежливым жестом предложил Труварову чай, который принесла женщина, закутанная в черный платок.
— У-у-у, как вкусно пахнет! — не смог сдержать своего восторга Евгений Николаевич.
— Это из-за горных трав. Я сам их собираю и сушу. Они не только полезны, но еще и аромат чаю придают неподражаемый.
— Так вы еще и травник? — продемонстрировал свою заинтересованность Труваров.
— И травник, и охотник, и рыбак, и любитель собирать ягоды с грибами — в общем, давно уже стараюсь жить в согласии с природой. Все, что вы видите на этом столе, добыто и сделано моими руками, не без помощи женщин, конечно, — Али разломал аппетитную лепешку и предложил Труварову. После вкусного и сытного обеда Евгению Викторовичу вновь предложили чаю, и тот, с удивлением для себя самого, с удовольствием согласился.
— Теперь можно и о делах поговорить. Отсюда до границы километров пятнадцать. Но идти придется на лошадях. Это достаточно долго. Потом до Мамруха еще столько же добираться. В общем, засветло мы не успеем совершить переход. Поэтому предлагаю остаться здесь на ночлег, а поутру двинуться в путь, — с доводами Али трудно было не согласиться, но Труварову не терпелось как можно скорее оказаться на Урале, в безопасности, о чем он и сказал Али.
— Мое дело было предложить гостю кров, да и дорога ночью опаснее. Но я знал, что вы так ответите. Поэтому выедем через полчаса. Вам надо будет сменить одежду на более привычную для наших мест. По облику вы мало отличаетесь от местных жителей, ведь горцы, если вы заметили, в основном светловолосые и голубоглазые, — внимательно взглянув на собеседника, Труваров убедился в правоте его слов.
— По эту сторону границы могут возникнуть проблемы. Поэтому если вас о чем-то будут спрашивать, не отвечайте. Доверьте это мне. На всякий случай, мы едем в Мамрух на соболезнование. Для нас — это святое. В качестве документа предъявите этот паспорт. Он принадлежит одному из наших сельчан. Некоторое сходство с вами есть, а на пропускном пункте обычно не очень пристально разглядывают фотографии. На всякий случай вложите туда 50 евро, большая сумма может вызвать у них подозрение, а так — это обычная такса для местных жителей, которым срочно надо попасть на ту сторону. Нас в любом случае будут сопровождать, там работает мой кунак — аварец из селения Катех Ибрагим. Так что все должно пройти гладко.
Все случилось именно так, как и предполагал Али: они без приключений прошли российский пост, а на азербайджанском Труваров спокойно предъявил пограничникам свой французский паспорт, чем немало их подивил. Но, верные восточному этикету, предписывающему скрывать свои эмоции, они дежурно взяли с него 100 евро (все-таки иностранец!) и, не сказав ни слова, пропустили на свою территорию. Только здесь Труваров смог спокойно вздохнуть. Как только напряжение спало, его сразу же потянуло в сон.
— Здесь лучше не спать. Дорога очень опасная. С одной стороны горы, с другой ущелье. Если конь оступится, я могу не успеть вам помочь. Чтобы не уснуть, говорите, пойте, делайте что-нибудь, — Али был немногословен и сосредоточен. Он выполнил только первую часть своей задачи. Следующий этап был не менее сложным и ответственным — довести этого важного человека (так сказал Дин) до Мамруха. Так что расслабляться ему никак было нельзя. И как бы в ответ на его мысли лошадь под Труваровым, внезапно чего-то испугавшись, шарахнулась в сторону, и ее дикое ржание слилось с отчаянным криком седока.
Глава XXXII
Кастель-Гандольфо
Рай находился всего в каких-то 30 километрах к югу от Рима. Невысокие отроги гор и голубое озеро Альбано были его главными составляющими. Не так уж много? Как сказать! Особенно в период Феррагосты, когда адское августовское солнце раскаляет воздух до 40 градусов; когда невозможно дойти сухим от дома до автомобиля, так как вся накопленная в организме влага норовит его покинуть; когда ночь превращается в непрекращающийся кошмар полудремы на скомканных мокрых простынях. И таких «когда» — великое множество! И зачем Ромул поперся в Рим? В это забытое богами болото, где малярийные комары и гнус никак не способствовали здоровью новых поселенцев!? Умницей оказался Эней из славного царского рода Дарданов! Бежав из горящей Трои вместе с женой Креусой, сыном Асканием-Юлом и престарелым немощным отцом Анхисом, которого пришлось нести до спасительного корабля на плечах, он не стал основывать свое новое поселение в устье Тибра. Зачем? Ведь там было жарко и гадко, а он всего этого хотел избежать. И тогда, следуя советам своей матери Афродиты, богини любви и красоты, он поднялся в Альбанские горы и нашел волшебное озеро, которое лежало в чаше остывшего вулкана и манило своей первозданной прелестью, свежестью и прохладой.
Правда, коварная Гера, не желавшая возвышения сына своей вечной соперницы Афродиты, которой она так и не простила выходку самонадеянного Париса, избравшего на первое место среди олимпийских красавиц именно эту златокудрую, рожденную в морской пене дочь Зевса и прекрасной океаниды Дионы, а не ее, жену и самую могущественную женщину Неба, наслала на залив бурю, и Эней со всеми своими домочадцами и нехитрым скарбом оказался в Карфагене. Но там он не прижился. И ни любовь красавицы Дидоны, основательницы и первой царицы этого сказочного города, живописно раскинувшегося на острие тунисского мыса, ни предлагаемые царский венец и несметные богатства не смогли стереть из его памяти воспоминания о том чудесном месте, которое он посетил во время своей короткой остановки у берегов Лация.
