Андрей Десницкий - Угарит
Но Венька явно непонимающе мотал головой, и тогда я постаралась собраться с мыслями, чтобы сказать как можно понятнее.
– Ты «Петра Первого» читал?
– Не-а, – растерянно ответил Венька.
– Там старообрядцы говорили, что Петра в Амстердаме подменили на жидовина из колена Данова, то есть на Антихриста. Значит, мы в город Антихриста едем, да?
– Ну какая же ты дикая, Юлька… – облегченно засмеялся Венька. – Ты хоть понимаешь вообще, в какой мы эпохе? До Христа еще целая тысяча лет впереди, понимаешь? Он еще не родился. Значит, и Антихриста никакого нет. По крайней мере, пока… И вообще, ну почему он должен быть именно из колена Данова?
– Не знаю, – пожала я плечами, – Так в книжке написано, вот я и вспомнила.
– В общем, не бойся ничего и никого, – неожиданно серьезно ответил Венька. – Пока человек сам не даст над собой волю, никакой Антихрист ему не страшен.
– Вень… – я чувствовала, что следующий вопрос задать очень трудно, но и не задать не могла, он просто рвался из меня наружу. – Ты только не обижайся, хорошо? Вот ты говоришь, что ты христианин, так? А как же сейчас? Раз мы попали о времена до Христа, когда Его еще нет, как ты можешь быть христианином? Получается, что ты веришь в Того, Которого еще нет и носишь символ того, что еще не произошло?
Вопрос звучал совершенно абсурдно, но у меня уже ум за разум зашел от всех этих доисторических коллизий. А вдруг Венька обидится на такой вопрос? Я старалась не смотреть в его сторону, но Венькин ответ прозвучал неожиданно мягко и спокойно.
– Знаешь, я себя сам о том же спрашиваю… И христианин ли я вообще? Сколько я в церкви-то не был… Ну, крестился когда-то, еще подростком, хотелось чего-то высокого, не такого, как всё вокруг. А потом не до того стало, замотался как-то, устал, что ли. Теперь мы тут оказались. И кто я? Еврей из фиг его знает какого колена, и то меньше, чем наполовину, это если по предкам судить. Но я во Христа верю. Так ведь и древние пророки в него верили. Еврейские пророки. Они христианами разве назывались?
– Как же они верили, если были до?
– Верили, что придет. Вот и я теперь в том же положении. Верю, что однажды Он родится, будет потомком царя Давида и всё такое прочее. Всё то же самое, как в наше время, только у нас Евангелие есть, мы детали знаем. Читала?
– Заглядывала, – ответила я честно, – только там скучно было, про этих «Авраам родил Исаака».
– Про Петра, конечно, интереснее, – хмыкнул он, – а мы вот попали прямо в это самое «Давид родил Соломона». И еще кучу сыновей вместе с ним, похоже, они там как раз разбираются, кому править следующим. И никому не скучно!
– Слушай, – переспросила я его, – а если ты христианин, то почему крест не носишь? И не крестишься?
– А потому что… – тут он замялся немного, – потому что как-то я… ну, отбился я от всего этого там, у нас. Не до того было. А здесь – так здесь еще не было креста. Этот знак тут ничего не значит, или значит что-то совсем другое. Но это не так и важно, вот, у древних христиан знаками были рыба или агнец.
– Рыбки сейчас хорошо бы, – невпопад сказала я, – жареной рыбки. Я голодная.
– Каша у тебя в голове! – рассмеялся он.
– А кашу тут тоже еще не изобрели! – задразнилась я, – ни манную, ни гречневую! Ни даже геркулес!
– Ох, Йульяту, будешь шалить – изобрету березовую, специально для тебя!
– Ой-ой-ой, какой важный господин, да кто ты тут такой, чтобы…
– А вот тут, Юль, нам серьезно надо продумать, – после небольшой паузы выдал Венька, – Мы уже совсем скоро в Дане будем, а у евреев насчет женщин порядки строгие…
– Что ты имеешь в виду? – не поняла я. – Мне казалось, тут примерно одна и та же фигня повсюду.
– Одна да не одна, – задумчиво протянул Венька. – В Угарите ты кем была? Вестницей, посланницей с Цафона, потому и отношение к тебе особое было. Ну вспомни, разве к тебе относились так же, как к тамошним женщинам?
Доля правды в его словах была – меня не заставляли ни каторжно пахать, как угаритских теток, ни молчать в мужском присутствии, так что я своему привилегированному положению привыкла и считала его чем-то само собой разумеющимся.
– Нет, пожалуй, – согласилась я. – Так ты хочешь сказать, что здесь…
– Здесь все будет по-другому, – твердо ответил Венька. – Здесь женщина сама по себе не живет, и без мужчины ей грозит… если не потеря жизни, то…
Он замялся, но я прекрасно поняла, что он хотел сказать.
– Но я же с тобой, что им еще нужно? – удивилась я. – Или им не достаточно, что я с тобой?
– В том-то и дело, что недостаточно, – покачал головой Венька. – У женщины обязательно должен быть статус, кто она мужчине – дочь, сестра, жена… наложница… По-еврейски, кстати, она будет «пилегеш». Или, в древнем произношении, «пилгашу».
– Пилегеш? Наложница? – возмущенно рявкнула я. – Ты хочешь сказать, сексуальная рабыня? Ну спасибо за урок, Венечка…
– Ну зачем ты так, Юль? – попытался обидеться Венька. – Я ж серьезно… Я пытаюсь понять, как безопаснее для тебя будет.
– А ты что полагаешь, статус наложницы безопаснее, чем жены? – язвительно поинтересовалась я. – Продавать, отдавать, дарить – безопасность просто через край бьет. Впрочем, ты прав, какая я тебе жена…
– Ну Юуулькааа, ну зачем ты так? Зачем надо утрировать и передергивать? – Венька, не слезая с осла попытался меня приобнять, но чуть не соскользнул в липкую чавкающую грязь, – Ты мне самая-самая на свете Юлька, поняла? Но с местной публикой нужно говорить на понятном для них языке, если ты хочешь, чтобы наши планы осуществились. А тут такая штука… короче, у наложницы все-таки свободы немного больше, чем у законной жены. Ты подумай сама, хорошо? Подумай и скажи, как тебе самой больше нравится.
– Ага, а если для этих самых местных наложница – существо третьего сорта? И что я тогда делать буду, а?
Эту мысль я развить так и не успела. Изнывавший от нетерпения Петька вклинился между нами, изо всех сил пиная пятками худые бока своего ишака. Этому паршивцу срочно потребовалось узнать у Веньки, богатый ли дворец у царя Дана, много ли у него жен и наложниц, удастся ли нам побывать во дворце или хотя бы издали понаблюдать, как царь вершит свой суд. Я и не знала, что тамошние городские ворота столь знамениты, и что царский обычай выходить к воротам и судить народ свой вошел у местных народов в легенду.
Пока Венька терпеливо объясняя, что заранее мы знать ничего не можем, и что вообще путь наш лежит гораздо дальше, поэтому задерживаться в Дане мы особо не намерены, я долго кусала губы и в конце концов решилась.
– Петька, слушай, а как у вас тут вообще относятся к пилагшим? В смысле, к чужим… – промямлила я. Образовать множественное число от этого слова было куда проще, чем выговорить его.
– Что хочет знать госпожа моя? – испуганно переспросил Петька, похоже, подозревая в моих словах какой-то подвох.
– Я хочу узнать, пользуются ли пилагшим уважением и почтением, как нашим, жены, – невольно заливаясь краской, уточнила я, чувствуя себя в этот момент совершенно глупо.
– Пусть госпожа не тревожится, – расплылся в улыбке Петька, непроизвольно переводя взгляд с Веньки на меня и обратно.
– Наложниц у нас очень уважают… точно так же, как жен. Или даже немножко больше, – позволил он себе довольно рискованную ухмылку. – Ведь жена – она по обычаю берется, а наложница – по любви. Значит, господину она дороже.
С этими словами он захохотал и, пришпоривая осла, резво умчался в самую голову каравана, разбрызгивая вокруг жидкую грязь.
– Ну что, ревнивица, получила свой ответ? – засмеялся Венька, изловчившись чмокнуть меня в мокрую забрызганную щеку.
– Ага, – в тон ему фыркнула я, – Так и быть, можешь считать меня наложницей. Пока. Пока мы из этих диких мест не выбрались. А там я с тобой разберусь, понял?
– Понял-понял, – продолжал резвиться Венька. – Это еще вопрос, кто с кем разберется. И как…
Он нахмурил брови, пытаясь изобразить строгого господина, я в шутку перепугалась, как полагается порядочной рабыне. Сопровождавшая нас охрана деликатно делала вид, что ничего не видит и не слышит. Сгущались сумерки, мы приближались к последнему постоялому двору перед целью нашего путешествия…
43
Да какой там был такой особый постоялый двор? Так, домик в придорожном селении, чуть побольше прочих, мы все и не влезли в него, и караванщикам пришлось расставлять свои потрепанные шатры на улице, но они были к этому делу привычны. Внутрь пригласили только главных купцов и нас как почетных гостей, да еще командира финикийской стражи. И то, ночевать нам предложили во внутреннем дворе, под навесом.
Я-то еще с армейских времен вполне привык к походным ночевкам, а вот Юльку, похоже, всё это стало напрягать. И вот когда мы, похлебав с незнакомыми нам обитателями этого дома жидкого супчику с лепешками, собирались уже устраиваться на боковую, один из них внезапно поднялся и подошел ко мне.
