Андрей Бондаренко - Славянское реалити-шоу
Идти пришлось гораздо дольше, чем предполагала схема Пугача. Егор даже поворчал немного, так, чисто для порядка:
– Написано же было в блокноте: – «От поворота, за которым слышен речной шум – до самой реки – порядка трёхсот семидесяти шагов»…. Я уже пятьсот шагов насчитал, ну, и где же эта река? Эх, Емельян, счетовод хренов! Морда безграмотная!
И только выйдя на речной берег, он понял, что ошибка Пугача здесь была совершенно не причём, вернее, никакой ошибки и не было. Река просто вышла из берегов: её ширина была уже не тридцать пять метров, как рассказывал Емеля, а добрых сто сорок. А от приметного камня, с которого так удобно было наблюдать за противоположным берегом, на поверхности воды осталась только макушка….
Подземная река гремела, бесновалась, грохотала, буйствовала…. Вокруг нестерпимо воняло совершенно тухлыми куриными яйцами.
«Всё понятно, сэр!», – дисциплинированно пояснил внутренний голос. – «Снега этой зимой выпало – с многократным превышением всех мыслимых и немыслимых норм. Наступила весна, снежная масса начала активно таять, вот подземный поток и вышел из своих берегов. И это – только начало! Так что, уважаемые граждане славяне, можете на продолжительное время распрощаться со своими наивными мечтами – относительно разных там мостов и паромов. А запах? Да это просто талые воды контактируют с какими-то содосодержащими породами, идёт соответствующая химическая реакция. Аромат (тут уж кому как!) протухших куриных яичек – побочный результат, не более того…. Куда впадает подземная река? Запросто может оказаться, что это – речка Саблинка. А что? Вот течёт себе под Вологодчиной, а потом рядом с Питером, возле деревни Саблино, и выходит на поверхность…. Почему бы и нет?».
Вернувшись в штрек, он уложил свои два бревна в боковую нишу, тщательно придавил их большими плоскими камнями.
На обратном пути Егор – словно по наитию – остановился перед проёмом в искусственной стене, отделяющей их пещеру от остального подземелья. Что-то было ни так, чего-то явственно не хватало….
Он тревожно замер на месте, высоко подняв горящий факел над головой и стараясь понять причину своего беспокойства. Только минут через семь-восемь пришло озарение: не хватало уютно подмигивающих цветных огоньков передатчика-излучателя, не было слышно таинственного потрескивания и шипения.
– Что за чёрт! – негромко ругнулся Егор сквозь зубы и осторожно пошёл по направлению к агрегату. – Спёрли его что ли?
Нет, громоздкое оборудование стояло на прежнем месте, но вид имело полностью неживой: все лампочки и дисплеи потухли, вогнутая сетка-радар больше не крутилась. Он ладонью левой руки, не занятой факелом, провёл по приборному щитку, перещёлкнул из одного положения в другое первый попавшийся под руку тумблер, повертел какое-то ребристое колёсико…. Нулевая реакция: строгого механического голоса, грозящего активацией всех взрывных устройств, Егор так и не дождался. Перед ним находилась совершенно бесполезная груда железа, годная только к сдаче в частный пригородный пункт по приёму металлолома.
«То-то ребята удивятся моим новостям!», – внутренне усмехнулся Егор. – «И сильное наводнение началось на нижних подземных горизонтах, и передатчик-излучатель накрылся медным тазом…».
Но удивить ему никого не удалось – по причине всеобщей заполошной паники, царящей в пещере. Где-то раздавались приглушённые, явно испуганные женские голоса и причитания, представители мужской части племени безостановочно и бестолково носились – в противоположных направлениях – по главному коридору пещеры.
– Что тут у вас, орлы, происходит? – Егор исхитрился поймать за рукав кожуха Сеню Брауна, спешившего куда-то с куском светлой льняной ткани на плече.
– Моя Вера рожает! – часто моргая, испуганно выдохнул Симон. – Отпусти, командир, я очень тороплюсь! – в три широченных прыжка подскочил к банной двери, отчаянно забухал в неё кулаком: – Отвори, Саша, я принёс, что ты просила!
Дверь чуть приоткрылась, из неё высунулась голая женская рука, проворно схватила предложенную Брауном простыню, и Санькин голос строго велел:
– Ещё горячей воды принеси, да побыстрее!
Из банного помещения донёсся болезненный гортанный вскрик, тут же перешедший в протяжный и жалобный стон…. Дверь с силой захлопнулась, Сеня со всех ног бросился по направлению к столовой, где солидно гудела протопленная на совесть русская печь, истошно вопя при этом:
– Пугач, морда арестантская, давай снова чеши к роднику за чистой водой!
Звуки приглушённых женских рыданий заставили Егора заглянуть в помещение, где располагалась женская спальня. На низкой лежанке, застеленной толстой войлочной кошмой, неуклюже сидела, сильно выгнувшись в спине и опираясь вытянутыми назад руками в скатку из лосиной шкуры, плачущая и тихонько постанывающая Юля Федонина. Её муж Генка, судорожно обнимая полные Юлькины бёдра, стоял на коленях рядом с лежанкой, на каменном полу.
– А у вас-то что случилось? – поинтересовался Егор, понимая – в глубине души – что его вопрос выглядит, по меньшей мере, глупым. Просто он очень устал, безумно хотелось спать, вот и притупилась природная сообразительность. Что ещё оставалось делать? Только одно – задавать изначально бестолковые и смешные вопросы…
Юлька перестала стонать, медленно приоткрыла глаза и объяснила – виноватым, слегка подрагивающим голосом:
– Понимаешь, командир, я и не собиралась – ничего такого…. У Веры начались сильные схватки, все засуетились, я тоже помогала.…Потом, чувствую, что и у меня – то же самое…. Что делать? Саше сказала об этом. А она мне: «Юленька, дорогая, подожди полчаса! Всего-то – полчаса! У Веры очень крупный плод. Как я одна управлюсь – одновременно – с вами двумя? Ты полчаса уж потерпи!». Я и терплю…. А он – вылезает уже! А-а-а-а! Помогите, кто-нибудь! – сильно оттолкнула Генку, откинулась на кошме, недвусмысленно вытягивая и разводя ноги в стороны…
Учили Егора – в своё время – и в ГРУ, и в ФСБ, как надо правильно принимать роды. Зачем, спрашивается, учили? А Бог его знает! Впрочем, руководству виднее: всякое случается в этой нашей непростой жизни…
Сбросив кожух, и наспех закатав рукава холщовой кошули (такой славянской рубахи, если кто подзабыл), он бросился к роженице и одним движением развернул её на лежанке – вдоль продольной оси. После чего посмотрел на Генку страшными глазами и негромко попросил:
– Горячей воды, казан чистого уличного снега – из самой глубины сугроба. Холщовых и льняных чистых тряпок и тряпиц – побольше.… Пять минут тебе на всё про всё.… Действуй, будущий папаша. Не жуй сопли!
Примерно через два часа всё успешно завершилось: роды, паника, болезненные крики и стоны рожениц, детские отчаянные вопли….
Счастливые родители – в спальных помещениях – усердно ворковали над своими народившимися чадами, без устали чмокая друг друга в щёки. Уставшие супруги Пугачёвы (Галка помогала Саньке, Емельян без устали таскал воду от родника – четыреста метров туда, четыреста – обратно), отправились на свежий воздух: отдышатся, поговорить о своём в спокойной обстановке…
Егор и Санька остались в столовой одни. Сидели за обеденным столом, мелкими глотками отхлёбывали из эмалированных кружек горячий травяной чай, устало и понимающе переглядывались.
– У тебя кто родился? В смысле – кого принял? – первой непринуждённо спросила Сашенция, делая вид, что ничего особенного и не случилось. Мол, обычная повседневная ерунда, и не такое видали…
– Совершенно обычный мальчишка, – подыгрывая жене, нарочито небрежно ответил Егор. – Чернявый такой, весь в родителей. Сразу чувствуется, что чистейших поволжских кровей. Молчаливый и очень серьёзный. Весом…, – он наморщил лоб, изображая усиленный мыслительный процесс. – Где-нибудь четыре восемьсот, а, может, и все пять килограмм…. Его родители, полностью обезумев от счастья, свалившегося на их головы, решили сына назвать Егором. То бишь, в мою честь. Я, конечно, возражал, убеждал, отказывался.… Но настояли, уболтали, уговорили…. Так что, теперь у меня в племени имеется тёзка! Более того, пришлось дать честное благородное слово, что как только мы выберемся в Большой Мир, то я стану Крёстным отцом этого малютки, а ещё…
Санька от души рассмеялась – весело, звонко, беззаботно:
– Ой, врун бесстыжий, держите меня! Пообещал стать Крёстным? Да ты же сам – некрещеный! Ну, врун…
– Так ведь просили…, – слегка стушевался Егор. – Опять же, ради такого дела, и я, безусловно, окрещусь. А потом уж – тёзку…, – замолчал, слегка обидевшись.
Жена тут же – через стол – ловко перехватила его ладонь, крепко, и одновременно нежно, сжала своими длинными и сильными пальцами:
– Не дуйся, пожалуйста! Ты у меня – просто чудо. Фээсбэшное такое – чудо! Принять в полевых условиях пятикилограммового богатыря – дорогого стоит…. А почему ты не интересуешься, что у меня? Загордился, что ли? Или разлюбил, злыдень коварный?
