Андрей Архипов - Поветлужье
- На правеж тебя зову, Онуфрий, - начал воевода, - обвиняю тебя в пошибании вольной девицы сей. Вира за сие непотребство с тебя причитается. Про беспамятство отрока и пропажу отца сей девицы стребовать не могу, аже не знаю повинен ли ты в этом. Ну да, светает скоро, днесь и выясним, в чем ты повинен...
- Ха, гляньте на него, правеж он учинить хочет... Надо мной, кого Слепнем по всему Заволочью кличут! Не слыхивали? Так еще узнаете! - подбоченился дородный купец, - И про то скажу, аже не знаю про беспамятство одного ничтожного смерда, да пропажу другого ништо. А вот сучку вашу малолетнюю пользовал я со всем пристрастием и вашу весь бы попользовал вместе с воями своими, да недосуг мне. И тебя бы поставил на коленки и вдул сзади, - Онуфрий распалялся под начавшиеся смешки новгородцев, - и что ты сделаешь мне, сучий выродок? Своими оставшимися осьмью воями, да без луков? А? Противу моих почти трех десятков? Накормил, напоил, девку дал на потеху... Пожалуй, я на вересень загляну к столь гостеприимным хозяевам, приготовь мне для каждого моего воя по бабе, а то и по две, и сам рядком встань, токмо портки скинь, - тут Онуфрий уже не выдержал, нагнулся, свесившись с борта и загоготал, широко разевая рот с гнилыми зубами. Смешки у новгородцев перешли в громкий хохот и неприличные жесты в сторону неподвижно стоящих переяславцев.
- Значит ли то, аже не пойдешь на правеж ты? - спокойно вопросил воевода, подбирая с песка щит, оставленный унесшим Тимку воином.
- Да чтобы ты сдох вместе со своей весью, вшивый сукин сын... А и сдохнешь! А ну-ка, вставай на колени, а не то стрельцы мои...
Новгородцы недоуменно смотрели, как переяславский воевода рухнул на одно колено, полностью прикрывшись щитом, а за ним встали в то же положение и все противостоящие им воины. Онуфрий, раскрыв рот, мгновение недоуменно смотрел, как переяславцы по-своему исполнили все, что он сказал, однако потом опамятовал и снова начал изгаляться над ними:
- Да все одно сей миг сдохнете! Все одно! Стреляй по ним, сучьи дети!...
Десяток стрел сорвались в стремительный полет, оборвав его на переяславских щитах и покачнув строй ратников.
- Выбрал ты свою долю! - глухо донеслось из-за воеводского щита, нашпигованного опереньем, и тут же из-под носа ушкуя взметнулось что-то стремительное, темное. Взметнулось, и упало обратно, потянув за бороду в воду потерявшего равновесие купца. И тут же в спины новгородцам ударили стрелы, выкашивая их задние ряды, состоявшие почти из одних лучников. Те, кто успел развернуться в сторону реки, в свои последние мгновения ослепшими от пламени костра глазами заметили две огромные лодьи, влекомые течением мимо ушкуя и взявшие его в клещи.
Глава 18
Туманное утро с обилием росы на луговой траве и цветах подняло расположившихся на ночлег около старой пажити людей чуть свет. Утренний кашель и зевание сменились визгом молодых голосов, затеявших утреннее купание в теплой, по сравнению с окружающей прохладой, воде заводи. Начали трещать ломаемые сучья, и одинокий стук топора разбудил тех сонь, кто еще нежился около тлеющих бревен почти погасших костров.
Столпотворение прибывших загодя людей, большей части которых не хватило места, чтобы переночевать в веси, было вызвано невиданным прежде в этих местах зрелищем. Копный суд выборных, то есть суд народного собрания, копы, который был созван местным воеводой с подачи своего полусотника. Как официально вершился суд на Руси? Только князем, да его наместниками. Сам он не мог судить все дела во всем княжестве и поручал сие дело своим управителям, которые звались тиунами. Те оставили о себя недобрую память в сердцах тех же переяславцев, которые и утекли на Ветлугу отчасти от жадности княжеских посадников, вспоминая лишь, как те толковали людские законы, стараясь положить себе что-то в карман. И не пожалуешься на них, тиуны имели полное право это делать, потому как суд княжеский, как и собираемые налоги, являлся доходной статьей, от которой тиунам шла определенная весомая часть. Потому и старался люд не доводить свои споры до того, чтобы выносить их на такое мероприятие, пытаясь решать всё внутри общины, собирая оседлых мужей, сходатаев, на собрание копы. А уж если тебе не мило решение общины, так беги к тиуну, только потом не жалуйся, если он тебя же и обдерет как липку. До кун то не один князь лаком.
Сам же копный суд следовал древним обычаям славянских общин, передающихся устно из поколения в поколение. В копу входили сходатаи из несколько поселений, которые собирались в одном, особом месте. По копному праву, обиженному предоставлялось отыскивать своего обидчика, собирать улики, совершать обыск. Если же истец не мог отыскать того, кто ему нашкодил, то он требовал собрания копы. Если с какого селение никто на копу не являлся, то оное должно было удовлетворить обиженного, а само уже могло искать виноватого. Копа же, по обычаю, собиралась по одному делу не более трех раз. Первое проводилось, если нужно было по горячим следам искать преступника, тогда копа называлась горячей, а если дошло до третьего, то называлась завитою. Но до нее доходили лишь самые запутанные дела.
Собственно, и у отяков в общине все решалось примерно так же, только собирались они малым кругом, обычно родом. Ныне же собрание приняло совсем другой размах. На копу приглашены были отяки, поселившиеся в общине, да и со старых отяцких поселений были приглашены сторонние люди, которые не участвовали в принятии решений, но могли следить за ходом дел. Все таки не своих судить собирались, дело то... скользкое. Как потом перед теми же новгородцами оправдаться, аже придут они с вопросом, пошто их родичей казнили? Кроме отяков, с приглашением поприсутствовать на общинном суде и к ближним черемисам пустили две ладьи. Заодно попытались узнать, не было ли тем разорения от сих новгородцев, да и познакомиться не мешало бы поближе, хотя и занимал путь до них порядочное время. На самом деле, сомнений в том, что делать с оставшимися живыми разбойными людьми у переяславцев не было. Быстро порубать всем головы, как будто дел других нет. Однако Михалыч сразу попытался уговорить их устроить из сего действия небольшое такое шоу. Во-первых, говорил он, требовалось собрать и предъявить доказательства всем в округе, чтобы потом проплывающие новгородцы зуб на них не имели. По крайней мере, абы поход на них как месть за родичей не устроили, думая при этом просто помеху на своем пути к булгарам убрать. Во-вторых, заявить о себе погромче соседнему люду с целью завязать какое-никакое знакомство, ибо торговлишка меж переяславцами и черемисами зачахла, не успев начаться. Черемисы с верховьев Ветлуги жили своей жизнью под кугузом, а нижним, что обитали на Волге или среди мордвы, переяславцы ничего не могли предложить, да и купить у тех было нечего. Третья же причина была, по мнению полусотника, самой главной. Необходимо было создать о себе рекламу, как о справедливом и добром соседе. С отяками, пока беда не пришла, как жили? Не ссорились вроде, но общались между собой, как чужие. А в итоге? И отяки чуть не поплатились одним поселением, и переяславцев Пычей почти сдал на растерзание буртасам. Вот и с дальними соседями хотелось бы по-новому жить. Глядишь, и упредят о беде какой, и помощь при случае оказать смогут.
Единственное нововведение, которое полусотник предложил ввести для копного суда, это избрать от поселений выборных, которые дадут присягу судить справедливо. Иначе, кто будет определять вину ответчика из собравшихся на копу полутора сотен человек? Трудно всей толпой это делать, такое мероприятие временами только побитыми рожами и охрипшими глотоками окончиться может. И опять же получится, что тот, кто вести собрание будет, староста или воевода, всё определять и будет. Разве что вмешается кто-нибудь, кто кричит громче других. На удивление Михалыча, на такое отступление от старых обычаев Радимир, подумав, согласился, мотивировав это тем, что традиции для новой общности отяков и переяславцев надо ковать, пока горячо. Поэтому решили предложить общинникам на сходе выбрать тех, кто судить будет, причем отдельно от старой веси и от новой. А там уж как решат.
А насчет новгородцев у Михалыча, Трофима и Радимира на второй день после ночного боя вышел такой разговор на извечном месте их посиделок, лавке около дружинной избы...
***
- Слепня мы замочим в любом случае, как бы суд не решил, иначе отомстит он нам так, что мало не покажется. А остальных как придется, посмотрим, что за люди, точнее копа пусть это определяет. Надеюсь, что большинство приговорят, но кого-нибудь вменяемого и отпустить бы надо, весть донести до Новгорода, - ответил полусотник на вопрос, что делать с выжившими ушкуйниками. - У нас на родине их бы вообще сразу освободили. Они как бы и не при чем оказались бы, защищались, мол, от нас и все. Разве что за скабрезности и за ношение оружия пожурили.
