Вячеслав Коротин - Попаданец со шпагой
До жути хотелось в баню, пропариться, согреться, "нашпиговать" тело ароматом берёзового или дубового листа, получить по рёбрам и спине от "палача-Тихона" веником и покейфовать потом с кружечкой кваска...
Не сезон. Будут ещё корчмари или как их тут называют, в такое время баньку на всякий случай растапливать - себе дороже обойдётся. Накормили, постель предоставили - на том спасибо.
А как раз на последней остановке меня порадовали нехитрой едой, по которой я давно соскучился: серый горох с жареным шпеком и луком. И простокваша в запивку. Ой, как вкусно! Несочетаемо? - Очень даже!
- Палдиес, саймниекс! Лиоти гаршиги! (Спасибо, хозяин! Очень вкусно!) - поблагодарил я трактирщика, от чего тот чуть ли не сполз под стойку.
Офицер российской армии говорил по-латышски!
А ведь хотелось только приятно удивить трактирщика. А получилось, что ввёл в состояние обалдения.
- Ну, ты и дубина, братец! - выругал я себя. - Когда-нибудь научишься думать, прежде чем глупости брякать?
Действительно: латышский много веков язык крестьян. Бароны не утруждали себя его изучением, общались со своими подданными исключительно через управляющих. А латышские крестьяне жили в своём мире, отрабатывая барщину и отдавая оброк. Наиболее пробивные учили немецкий, чтобы подрасти в социальной лестнице, но уж никому из господ точно не приходило в голову специально учить язык своих крепостных.
Кстати именно поэтому можно считать латышский одним из самых древних индоевропейских языков - он очень долго являлся средством общения в практически изолированном кругу этого самого общения.
Я в своё время обалдел обнаружив практически полные аналогии современного латышского со старославянским:
Эс эсму - Аз есмь
Ту эси - Ты есте
Мэс эсам - Мы есме
И так далее. Тему можно продолжать, но в данной конкретной ситуации я попалился очередной раз. Хорошо, что не при Бородкине, например, это произошло. Фантазии не хватило бы для объяснений того, как я в Америке умудрился выучить латышский. И главное: для чего?
Но радовался отсутствию добрейшего эскулапа я рано. Хозяин пришёл в себя и отреагировал на мою благодарность. (Дальше разговор шёл на латышском, но я привожу его сразу в переводе):
- Где господин офицер выучил наш язык?
- А не слишком ли ты любопытен? - цыкнул я на мужика.
- Прошу прощения, ваше благородие, - залебезил зарвавшийся трактирщик, - просто это так неожиданно, такая честь...
- Мать у меня латышка, - пришлось прервать его причитания очередным враньём. Нафига оставлять непонятки там, где ситуация этого не требует...
Но поздно: за спиной зажурчала французская речь, явно обращённая ко мне. Обернулся. Можно было не сомневаться, что это тот единственный человек в приличной одежде из всех присутствовавших в данном заведении. Среднего роста курчавый шатен с глазами слегка навыкате.
- Простите, но по-французски не говорю, - пришлось обернуться и ответить.
Вот-таки гад: промурлыкал что-то про "шпрехен зи дойч".
- Сударь, - сам почувствовал, что лицо начало краснеть, - я к вам, на территории Российской Империи, обратился на русском языке. Почему вы ответили мне на немецком?
Акцент у фигуранта был ужасающий, но худо-бедно по-русски он изъяснялся:
- Прошу простить, но я не мог себе представить, что российский офицер не говорит на двух основных языках просвещенной Европы, - типа высказал презрение. Слегка снисходительная ухмылка проиллюстрировала всё то, что данный дворянчик недосказал, хотя ему явно очень этого хотелось.
- Я могу поговорить с вами по-английски или по-испански. Хотите? - это я как раз сказал на соответствующих языках. "Пациент" слегка смутился.
- Но тогда я не понимаю, почему вы разговариваете с этим быдлом на его языке?
Ах ты ж сука нерусская - это он будет определять кто в Империи быдло, а кто - нет.
- Вы завели со мной разговор, чтобы это понять?
- Отнюдь, - ишь ты, какими словами козыряет, - Разрешите представиться: титулярный советник фон Дуттен. Из Венденского полицейского управления. С кем имею честь?
- Поручик Демидов. Следую к месту службы в Ригу, - ну что же, если эта крыса из полиции, то придётся "поуважать представителя власти".
- Присядем, - указал за один из нескольких свободных столов немец.
Присели. Ну и что дальше?
- Господин поручик, - вяло и равнодушно начал полицейский, - я здесь расследую убийство. Весьма уважаемой персоны. Весьма странное и загадочное убийство.
- Ну а я тут при чём? Подозревать всякого проезжающего мимо офицера...
- Да в том-то и дело, что не всякого... - лицо фон Дуттена было совершенно равнодушным, но чувствовалось внутреннее напряжение. Видали мы таких - сами как бы спортсмены и рыболовы.
- Вас так насторожило моё знание латышского языка? Это может иметь отношение к преступлению?
- Отношение к преступлению может иметь всё. И офицер не знающий ни французского, ни немецкого языков, подозрителен сразу. А если при этом он ещё и свободно говорит на языке местных крестьян - то подозрения становятся ещё более обоснованными, не находите?
- Совершенно. Императрица Екатерина Первая тоже была из этих мест. И наверняка владела латышским языком. Моя мать - латышка, - очередной раз соврал я, - что вас так удивляет?
- Да в том-то и дело, что каждый факт в отдельности объясним, но такое их сочетание...
- Какие, простите, сочетания?
- Да к примеру орден Владимира на груди поручика. Можете объяснить, почему такая награда красуется на груди обер-офицера? Причём не самого высокого класса. Можете?
- Могу. Я имею чин адъюнкта в Академии Наук. И орден мне пожалован самим Государем за научные открытия.
- Да что вы говорите! - колбасник даже не старался маскировать свой издевательский тон. - Вы учёный? Сам император приколол вам орден на грудь? И вы хотите, чтобы я всему этому поверил?
- Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Ваше общество мне неприятно. Вы посмели обвинить меня во лжи, но я не имею права участвовать в дуэлях, до завершения своей миссии.
- Сударь, как раз дуэли со мной вы не дождётесь. Моё оружие - перо и бумага. И вон те двое солдат, которые меня сопровождают,
В направлении, куда кивнул местный пинкертон, действительно жевали свою кашу пара солдат. Сомневаться, что они состоят при данном полицейском чине, не стоило.
- Так чего же вы от меня хотите?
- Всего лишь навсего документа, подтверждающего вашу личность.
Всего-то проблем! Я расстегнул мундир и вытащил свою "подорожную":
- Извольте. Подписи его высокопревосходительства Военного Министра вам достаточно?
- Позвольте, - протянул руку к бумаге фон Дуттен.
- Не позволю, - пошёл на принцип я. И не только на принцип: давать в руки всяким-разным важные документы не стоит никогда. Этому меня ещё в "прошлой жизни" национально озабоченные власти научили. - Вы видите подпись министра и печать?
- Я вижу некую подпись и некую печать, - флегматично промолвил мой собеседник. - Я не видел подписи министра, не знаю, как она выглядит. Так что ваш документ не очень убедителен для меня лично.
- А какой был бы убедителен? С моим портретом? И чтобы подпись Барклая-де-Толли поверх его?
- Экий вы шутник! - позволил своим губам изобразить подобие улыбки местный детектив. - Знаете, в сложившихся обстоятельствах, я бы даже вашему портрету на документе не поверил. Вы в Ригу следуете?
- Я ведь уже сказал, что да.
- В таком случае я попрошу вас проехать со мной вместе в Венден, где я смогу переложить возникшие с вами проблемы на тех, кто сможет принять окончательное решение по данному вопросу. Не возражаете?
- Совершенно. До Вендена вёрст тридцать, а компания, хоть и не совсем приятная, в дороге пригодиться.
- Очень рад, что вы приняли разумное решение, - встал из-за стола Дуттен, - позвольте вашу шпагу.
- Простите? - на пушку что ли берёт? - У вас есть приказ о моём аресте? Или меня застали на месте преступления? С какой стати я должен отдать шпагу первому, кто её потребует?
- Да просто я хотел посмотреть на вашу реакцию, господин поручик, - улыбнулся чиновник. - Возможны были некоторые варианты вашего поведения, которые позволили бы мне сделать окончательные выводы. До утра прошу из этого заведения не выходить.
Во нахал!
- Сударь, - холодно бросил я, - вы не смеете мне указывать и ограничивать мою свободу. Постарайтесь понять, что, согласившись следовать в Венден вместе с вами, я оказываю любезность, а не подчиняюсь вашему произволу. И пока, после разъяснения ситуации, согласен удовлетвориться лишь извинениями. Если же вы продолжите доставлять мне неудобства, то гарантирую ещё и неприятности по службе.
