Учитель. Назад в СССР - Дмитрий Буров
— Спасибо, Дарья. Я скоро вернусь. Ты за старшую.
— Конечно, — подтвердила Светлова, словно фраза моя само собой разумеющееся решение. Впрочем, может, так оно и было всегда, раз Светлова староста класса.
Я заглянул в кабинет, оценил фронт выполненных работ, ещё раз похвалил десятиклассниц, отчего те разом заулыбались, и решил внять совету хозяйственных девчонок.
Верещагину по пути в мастерскую я не обнаружил, видимо, помчалась к колонке, наплевав на советы подруг. Дверь в мастерскую оказалась приоткрыта, и оттуда раздавался возмущённый голос завхоза.
— Ну и что прикажешь делать, Юрий Ильич? Как я по-твоему должен…
Я хотел было повернуть назад, не желая прерывать серьёзный разговор, но меня заметили.
— А, товарищ учитель! — обрадовался Степан Григорьевич. — Вот как раз ты-то нас и рассудишь! — заявил хозяйственник.
Глава 20
Ох, как я не люблю подобные ситуации. Это как в семейных ссорах: чью бы сторону ни выбрал, своего друга или его жёны, крайним окажешься всегда ты. Так и тут, я человек новый, выбирать между завхозом и директором великая глупость. Оба пригодятся для моих дальнейших планов.
— Степан Григорьевич, — я решительно перевёл тему. — У вас скипидара не найдётся? Или керосина?
— Эт ты чего, Егор Александрович, Федьке, что ли, решил жопу… кхм… эт самое намазать? — хохотнул завхоз. — А что, Юрий Ильич, ты гляди-ка, новая метода воспитания. Вона как теперь в столичных институтах учат! Это заместо ремня, выходит, теперь будем жопу скипидаром мазать? — продолжал веселиться Борода.
— Степан Григорьевич! — укоризненно посмотрел на хозяйственника директор.
— Нету тута детей, не-ту, Ильич, а уговор я помню, — проворчал завхоз — Так чего, Егор Александрович, воспитывать будешь?
— Увы, товарищ Борода, мне бы краску стереть с рубашки, — я оттянул ткань и показал на коричневое пятно на груди.
— Ох, ты ж, ешкина кочерыжка, как тебя угораздило-то? — разволновался завхоз и торопливо ринулся внутрь мастерской.
Степан Григорьевич остановился возле запертых шкафов, достал из широких штанов связку ключей, отпер добротный навесной замок и завозился внутри, громыхая стеклом.
— Во, держи. И на-ка вот тряпочку, — завхоз вернулся к нам с добычей. — Ты, Егор Александрович, давай кось, снимай рубаху.
— Да я так… на себе…- отмахнулся я.
— Снимай, снимай, весь провоняешься, — настаивал завхоз.
— Действительно, Егор Александрович, рубашку лучше снять. Степан Григорич, ты б его к себе в кабинет завёл, нехорошо на пороге-то…дети…
— И то верно, за мной иди, товарищ учитель, — согласился хозяйственник и двинулся к дальней неприметной двери. — Вот тута у меня кабинет. Так, название одно, — махнул рукой Степан Григорьевич. — Располагайся.
Я огляделся, приметил возле окна стул, подошёл к нему, снял рубашку, повесил на спинку и развернулся к завхозу. Степан Григорьевич оказался буквально за моей спиной, так что мы едва не столкнулись лбами. Надо же, вот не думал, что завхоз умеет настолько бесшумно передвигаться.
— Спасибо, — я принял из рук хозяина кабинета чистую тряпицу и бутылёк со скипидаром.
— Напугал, никак? — хмыкнул завхоз. — Извини, товарищ учитель, война закончилась, привычка осталась, — фронтовик развёл руками.
— Никак нет, — ответил я. — Не ожидал просто.
— Ты вот чего, Егор Александрович… ты пятно-то смочи, минут десять подожди. А потом вот тебе, держи, — Борода сунул мне в руки ещё один пузырёк теперь уж с прозрачной жидкостью.
— Это что?
— Нашатырь, — объяснил Степан Григорьевич. — Ты пятно-то натри скипидаром, а как впитается, ты на тряпицу нашатыря плесни и затри. Краску и сотрёшь.
— Спасибо за совет, — я скептически посмотрел на пятно, на две бутылки и поинтересовался. — У вас ацетона случайно в запасах нет?
— Ацетона? — нахмурился завхоз.
— Его, родимого, свежее пятно лучше ацетоном выводить, — объяснил я экономному хозяйственнику.
— Эх… разорите вы меня с директором, — махнул рукой Степан Григорьевич, развернулся и пошёл своему столу.
Повозился, открывая дверцу тумбы, достал литровую бутылку ацетона.
— На вот, ступай сюда, тряпицу-то смочи. Смотри не пролей, — строго велел завхоз.
— Я аккуратно, Степан Григорьевич, — заверил фронтовика.
— Знаю я ваше аккуратно… бережливости нет… всё бы вам, молодёжи, трынькать да растрынкивать… Ну, куда! Куда! — занервничал Борода. — Кто так сворачивает! Это ж… бумагу в сортир так тереби! Тут аккуратность нужна! Ну, прольёшь ведь, голова садовая! — нервничал завхоз. — Дай-ка сюда! — Степан Григорьевич не выдержал, отобрал у меня из рук тряпку, свернул её в плотный свёрточек, плотно прижал его к узкому горлышку и осторожно перевернул бутылку. — На, держи! Всему вас учи…
— Спасибо, — пряча улыбку, я принял смоченную тряпку и вернулся к рубашке.
Пятно почти высохло, но я надеялся на то, что оно свежее, значит, ацетон уберёт его без следа, а дома застираю, и будет как новенькая, надеюсь.
Пока я тёр, Степан Григорьевич стоял над душой и расстроенно сопел, глядя на то, как я ещё пару раз смачивал тряпку ацетоном. Едва пятно исчезло с рубашки, бутылка с драгоценной жидкостью также моментально испарилась со стола.
— Спасибо, Степан Григорьевич, — глядя на мокрое резко пахнущее пятно, поблагодарил я. — Я, пожалуй, прогуляюсь до колонки, застираю. А то по улице в такой рубашке как-то неудобно…
— До колонки не ходи, — запретил завхоз. — Ступай вон в закуток, у меня там рукомойник… В рубашке-то с пятном не страшно… А вот голым на колонке стираться… Бабы враз разнесут, что новый учитель пьет, — пояснил завхоз.
— Да с чего такая версия? — опешил я.
— Чего? — не понял Борода.
— Не улавливаю логическую связь… — проворчал я, подхватывая рубашку со стула. — Ну, испачкался, застирал на колонке, что не так?
— И-эх, молодость, — усмехнулся Степан Григорьевич. — На селе чего не сделай, всё одно скажут, пил. Так что ступай-ка ты, Егор Александрович, стирайся в тазике. А я тебе покуда одёжку справлю.
С этими словами завхоз махнул рукой в сторону зелёной деревянной короткой стенки, которая разгораживала учебное помещение. Сам же пошёл к ещё одному шкафу и загремел ключами, отпирая дверцу.
— Во, Егор… Александрович… гляди, какую вещь тебе нашёл, — потрясая чем-то непонятным,
