Солдат и пес. Книга 1 (СИ) - Валерий Александрович Гуров
Равно и о тени в резервуарном парке.
Есть ли какая-то связь между ней и незнакомцем?.. По факту вроде бы нет. А логически — еще как есть. Не могут же одновременно… ладно, почти одновременно происходить подобные вещи независимо друг от друга. Ну просто это нереально.
Размышляя так, я успевал фиксировать обстановку. На седьмом и восьмом постах она была совершенно рядовой. Часовые полноценно несли службу, псы тоже не дремали, вот словно уловили они мои биотоки и показали себя перед командиром части с лучшей стороны. Железная дорога сияла огнями, громыхала составами и маневровыми тепловозами, нечеловечески голосила мегафонными голосами…
Наш долгий обход занял часа полтора. Уже на подходе к караульному помещению полковник повернулся ко мне:
— Сергеев! Ты парень умный, и я надеюсь, правильные выводы сделал из того, что сейчас видел. А может быть, и слышал?..
— Никак нет, товарищ полковник. Не слышал. Да и не видел ничего.
— Так я и думал. Соображаешь. А раз не видел, то и разговоров никаких нет, и быть не должно. Так?
— Так точно.
— Не сомневался.
На КПП сначала я сделал отметку в караульной ведомости о проверке своих лохмато-хвостатых подопечных, потом командир долго делал запись о результатах своего обхода, не преминув указать на всякие мелкие недостатки, которые необходимо устранять. Закончив, сказал:
— В целом дежурство по части организовано удовлетворительно. Продолжать в том же духе, бдительности не ослаблять.
И отбыл.
Богомилов облегченно вздохнул:
— Ух! Одно из самых приятных чувств в жизни — когда начальство покидает твои окрестности… Что там на обходе? В самом деле все в норме?
— Да, — сказал я.
Произошедшее на обходе, разумеется, далеко выходило за пределы нормы. Но к этой секунде у меня сложилось четкое понимание того, что говорить об этом сейчас не следует…
— И про тот самый инцидент, — осторожно произнес лейтенант, — ничего не было сказано?
— Нет, конечно, — спокойно ответил я. — А что тут говорить? Так, дуновение какое-то. В конце концов, может, мне просто почудилось!
Он помолчал, сложно повел плечами.
— Почудилось?.. — повторил за мной. — Чтобы вот так сразу и почудилось, и тут же командир части мчится с обходом… Вот как-то непохоже на совпадение, а?
Теперь пожал плечами я.
— Да честно говоря, тоже так думаю…
Мы были уже за пределами КПП, и здесь можно было говорить свободно, без всяких лишних ушей, и все-таки я решил воздержаться от разговора по двум причинам. Первая — произошедшее мне надо было самому обдумать, обмозговать как следует. А вторая…
Вторая заключалась в том, что если я сейчас заговорю, лейтенант может взбудоражиться, взыграет ретивое — и это станет заметно, даже если он будет стараться себя сдерживать. А тут… как говорится, у стен есть уши. И глаза.
Вот об этих ушах и глазах мне тоже надо было поразмыслить самому, прежде чем пускаться в совместные мозговые штурмы. А в том, что таковой нам с Богомиловым предстоит, я не сомневался.
Лейтенант точно прочитал часть моих мыслей. И очень хорошо. Поскольку то, что знать ему было рано, осталось при мне.
— Слушай, — сказал он, — мне кажется, это надо обдумать. И обсудить по холодку, как говорится. За этим могут крыться интересные вещи… Но надо еще пошевелить мозгами. Сейчас бы только дежурство дотянуть до конца, башка не соображает…
— Но тут и тянуть нечего, — вежливо подсказал я.
— Тоже верно, — он кивнул. — Значит, завтра. Я тебя под каким-то предлогом вызову. Скажем, в твоей учетной карточке кое-что уточнить надо. Самое обычное дело! А до этого в самый раз будет мозгами пораскинуть.
Так и порешили.
Наряд по части, будь то караул, дневальство, любая другая нагрузка — дело всегда нелегкое, выматывающее. Устаешь и физически и психологически от постоянного напряжения, ожидания того, что сейчас может случиться какой-нибудь неждан. И то, что почти все время на ногах, в сапогах… Короче, нелегко. После наряда одна мысль: упасть и вырубиться. Хоть бы на час, и то хорошо. Конечно, после нарядов нам разрешали — гласно ли, негласно — поспать подольше, но при нынешнем аврале… Тут всякое может быть. Поэтому сдав дежурство очередной паре наших собаководов, я естественно, постарался поужинать — не пропадать же добру! — и поскорее завалился спать. И мгновенно уснул.
И мне приснилась Ангелина.
Сны ведь странная штука. Ты в них сразу, четко знаешь, где ты и с кем ты, даже если это место и этот человек выглядят странно, смутно или вообще как-то фантастично. Например, мне в моей прошлой жизни упорно, хотя и нечасто снилось, что я в каком-то странном здании, в котором я отродясь не бывал наяву. Где запутанная система подъездов и квартир: некие закоулки, лесенки, лифты, переходы из одного подъезда в другой… И я совершенно ясно, нутром, всем житейским опытом знаю, что это мой дом, где я прожил всю свою жизнь. Или, по крайней мере, много, много лет… Словом, это привычно многолетней рутинной привычкой, въевшейся в повседневность. Самая естественная естественность.
И вот точно таким естественным образом я знал, что передо мной Ангелина, хотя вспоминая сновидение дневным разумом, я видел: данный женский объект был размыт, лица вроде бы и нет… И тем не менее я твердо знал: это она, Ангелина.
И она была немного грустная. Молчала. В халатике на голое тело. Халатик этот распахнулся, я обнял ее, совершенно явственно ощутив чудесное женское тепло. Вот это было, повторюсь, настолько реальное, что я, испытав потяг к вожделению, проснулся посреди ночи. Полежал, глаза привыкли к темноте, посмотрел на циферблат. Шестой час. Досада! Теперь вряд ли уснешь, целый час сна потеряешь.
Сон — одна из главных солдатских отрад. Солдат спит — служба идет, одна из самых расхожих поговорок. Что верно, то верно, именно в армии начинаешь ценить возможность поспать, учишься засыпать быстро и так, чтобы тебе не мешал никакой шум…
Я, конечно, постарался задремать как можно интенсивнее, и вроде бы удалось. Но команда «Подъем!» прозвучала все равно внезапно и нежеланно.
Утренние процедуры, завтрак (пшенная каша с котлетой — Светлана просто мастер, кулинарный Левша!!!), развод на занятия и работы.
Командир выглядел как всегда подтянуто и браво, словно и не было полуночных странствий. Оно и понятно: никто не должен видеть и знать