Удержать престол - Денис Старый
Знал бы ожидающий меня у кабинета Максим Яковлевич Строгонов с какими мыслями я к нему подхожу, поплотнее бы завязал тесемки на своих шароварах. Шучу, конечно, луна для меня нормального бледно-желтого цвета, без голубых оттенков.
— Государь-император! — Строгонов-дядя поклонился в пояс.
— Лука! Бумаги! — строго повелел я, игнорируя приветствие старшего из Строгоновых.
Максим Яковлевич выпрямился и приоткрыл рот от удивления. Он, явно, рассчитывал на другой прием. Но, нет, здесь и сейчас я буду бороться против монополии и за свои деньги. Знаю, что в XVII-XIX веках среди российской знати бытовала поговорка «богатей, не богатей, а все равно богаче Строгановых не будешь». А мне не нужен русский Крез [древнеримский олигарх]. Мне нужна богатая держава и развитый Урал.
— Ты кто, Максимка? — спросил я, намерено употребляя уничижительное обращение.
— Слуга твой, государь! — растерянно говорил Строганов.
Думаю, что первый шок Максим Яковлевич ощутил тогда, когда арестовали его людей. Подворье, где остановились Строгановы, как и соседнее, где частью обживались их люди, были окружены. Мало того, даже три полевых пушки были подведены. И штурм обязательно бы состоялся, если бы последовал отказ на требование сложить оружие и проследовать за Ефимом Варфоломеевичем Бутурлиным. Строгановым оставили только двадцать бойцов согласно закону, по которому боярину неможно иметь в стольном граде более десяти оружных людей.
Вторым шоком, или подспорьем, чтобы продолжался первый, стало то, что я отказался принимать дары. Тут бы уже бежать Строгановым, да подальше. Но никто не собирался давать им такой возможности. Соляных королей сопровождала стража, якобы для безопасности самих же Строгановых.
Ну, и третий шок накрыл Максима Яковлевича сейчас, при встрече со мной.
— Ты слуга царю и Отечеству! То верно подметил. Но, отчего слова с делом расходятся? — спросил я, начиная свою опасную игру со Строгоновым.
На семейство соледобытчиков был собран компромат. Обвинений было много, и каждое по-отдельности можно было развенчать, но в сумме… получалось, что именно Строгоновы — главные злодеи в моей империи. Я понимал, что потенциально, получал сильную оппозицию, если не заговорщика напрямую, то главного спонсора заговора. Но, и нельзя же было мириться с тем, что казна почти пуста, что некоторые жиреют и баснословно богатеют на смуте в стране. Да, и Бог с ним, с богатством Строгоновых, если в пушкарский приказ будет поставляться медь, железо и чугун, если оружейные мастера и создаваемые мануфактуры начнут производить втрое больше клинков и броней.
— Прости, государь, не возьму я в толк, что же не так я сделал. Дары, что я привез тебе, отобрали, а там добрые дары. Готов в казну твою положить пять тысяч рублей. В чем вины мои? — состроил гримасу недоумения Максим Яковлевич.
— Кабы не был ты уважаем моим батюшкой, так и разговора не было. А посему, я просвещу тебя, Максимка… — сказал я и открыл папку.
В личном деле Строгоновых все было разложено по тому порядку, как я собирался строить разговор. Потому достал первую бумагу не глядя.
— Вот тут дозволение моего батюшки на селения по реке Каме. Там говорится, что людишек по реке не живет, земли пустуют, — я взял другой лист. — Вот тут грамота, по которой батюшка твой почивший отписывается, сколь у него крестьян. Выходит, что более того, как было ранее на пять тысяч, отчего следует, что поверстали вы в крепость людей камских. Без дозволения, как и в Сибирь ранее Ермака засылали без дозволу. Почитай, войну с ханством Сибирским начинали Строгоновы без воли на то государя.
— Так то мой отец делал, я же мальцом был, откель мне ведать, что да как? — оправдывался Максим Яковлевич.
— Далее, — я не стал реагировать на оправдания, а продолжил «накидывать» обвинений. — В жалованной грамоте сказано, что ты обязался пушки и пищали учинить. Где русские пищали и пушки?
— Так медь нужна, да мастера добрые. О том мой дед еще отписывался царю-батюшке Иоанну Васильевичу, что рассолу много и соль варить лучшее за иные промыслы, — отвечал Строгонов.
— Далее. В жалованной грамоте писано: «А где найдут руду серебряную или медную, или оловянную, то отписать казначеям»… Молчать! — выкрикнул я, когда пермско-камский олигарх вновь хотел оправдаться. — Слушай, Максимка, да внимай, кабы далее не говаривал: «За что?». Есть у меня свидетельство от английского капитана Уинстона Черчилля, что твои люди давали ему серебро рудой, а ты брал меньшим весом, но монетой [официальных свидетельств, что Строгоновы нашли серебро не было, хотя его искали. Однако, по подсчетам возможных прибылей от соли и даже коррупции при торговле с Англией, богатство семьи оказывалось слишком большое].
Не было показаний никакого капитана английского, тем более, Уинстона Черчилля. Однако косвенные свидетельства того, что подобные сношения могли быть, имеются.
Строгонов набрал было воздуха в легкие, чтобы что-то сказать, но я строго посмотрел на него и Максим Яковлевич закашлялся, ничего членораздельного не произнеся. Мне уже говорили, что взгляд у меня тяжелый и повелительный, как у отца Ивана Грозные Очи. Особенно взгляд переменился после того, как Шуйский на время захватил власть в Москве.
Потому я использовал, как элемент психологического давления, свой взгляд. И сейчас это сработало. Мне нужно растереть в пыль Строгоновых, чтобы предложить условный пряник, и они при этом были счастливы, хоть бы и черствому хлебобулочному изделию.
— Вот в этой бумаге написано, сколь ты и твои племянники продали соболей и иной рухляди англичанам, — я достал следующую бумажку. — Тут, получилось узнать, сколько соболей сибирских было отгружено в Англии. В три раза более того, о чем писал ты и за что уплатил в казну.
— Возмещу, государь, все возмещу! — выпалил Максим Яковлевич.
Я сперва не понял, откуда появилась некоторая промелькнувшая радость на лице купца и промышленника. После нашел объяснения. Во-первых, вопрос денег — более чем понятный для Строгонова. Он и ранее откупался ото всех и после брал свое со сторицей. Во-вторых, наверняка я сильно занизил объемы контрабанды, а на самом деле там мимо казны идет не в три, а в десять раз больше, чем в казну. Ну, и может быть и, в-третьих, когда Строгонов радовался тому, что я не стал сильно акцентировать внимание на якобы найденном серебре.
— Ты подожди радоваться, Максимка. Это не все, — я прихлопнул по столу, неожиданно для собеседника, чтобы вновь повергнуть его
