Загадка тетрадигитуса - Борис Борисович Батыршин

– Ну, если с пулемётами, тогда ничего. – милостиво согласилась девушка. – Жаль, что Воленьки нет, вот кто мастер! Как вспомню, как он со скал прыгал – дух захватывало…

Иван согласно кивнул. Гардемарин Игнациус, их друг и однокашник по Елагиным курсам действительно лихо обращался с альпинистским снаряжением и лазил по скалам как бы не лучше самого Ярослава.

– Да не волнуйся ты… – сказал он. – Всё будет хорошо. Пулемётчик почистит двор замка, мы с Ярославом спустимся на какую-нибудь крышу и будем работать оттуда, пока штурмовая группа ворота не подорвёт. А вы с Маринкой тем временем нас прикроете. Берта рассказывала, что у Уэскотта в Монсегюре десяток телохранителей, все вооружены до зубов. Главное – в суматохе Бурхардта с Виктором не зацепить, да и господ из "Золотой зари" лучше бы взять живыми и невредимыми. Я так думаю, барон найдёт, о чём их расспросить. Что до Воленьки – сама знаешь, они сейчас с ротмистром Нефёдовым, плывут в Марсель. Когда всё это закончится – мы их увидим… надеюсь.

– Опять каркаешь? – возмущённо фыркнула Варвара. Смятый цветок полетел в траву. – Надеется он… И вообще, с чего ты взял, что я волнуюсь? Даже и не думала, вот ещё!

Иван удивлённо выпрямился – он не ожидал столь бурной реакции на свою, в общем-то, невинную реплику. А девушка неожиданно закинула руки ему на шею и приникла к губам своими губами – горячими, трепещущими, зовущими. Юноша замер, потрясённый, а Варя торопливо, щекотно шептала ему на ухо, для чего пришлось подняться на цыпочки:

– Вот попробуй только погибнуть! Тогда я… я вот прямо не знаю, что с тобой сделаю!

Франция,

департамент Арьеж.

Скала Монсегюр

– Начали! – прошуршал Яшин голос в наушнике. Олег Иванович высунулся из-за камня и открыл торопливую пальбу в сторону ворот. Целей он не видел – охранники Уэскотта попрятались по щелям, и высунуться боялись на свет божий. Здесь не привыкли к таким вещам, как поддержка с воздуха. И пусть над головами у новых защитников Монсегюра висит не бронированный ударно-транспортный "крокодил", и даже не "Хьюи" с шестистволкой в боковой двери, а всего лишь лёгкий дирижабль, в фанерной гондоле которого установлен один-единственный пулемёт – легче от этого не становится. Ураган свинца с небес, от которого не спрячешься, не укроешься – это и для привычного-то человека страшновато, а уж по первому-то разу…

Рядом с Семёновым торопливо опустошал магазин своего "тапка" Николка. Автоматический пистолет, копия старичка ТТ, недавно освоенная тульскими оружейниками… Рядом двое оперативников Д.О.П. а с американскими магазинными карабинами: зарядные скобы лязгают, выбрасывая прочь блестящие цилиндрики гильз, плечи содрогаются от выстрелов… До ворот шагов пятьдесят, видно, как пули высекают фонтанчики пыли из камней, пробивают щелястые доски. Проку от такого огня немного, да это и не важно: заглушая торопливый перестук винтовочных и пистолетных выстрелов, грохочет взахлёб, на полную ленту, ТПУ – и тем, кто рискнёт высунуться из укрытий на двор замка или узкие мостки на внутренней стороне полуразрушенной стены, придётся несладко.

– Десант пошёл! – ожил наушник. – Вперёд, вперёд, вперёд!

Олег Иванович увидел, как от гондолы зависшего над внутренним двором дирижабля отделились две маленькие фигурки и заскользили на тросах вниз. Он вскочил и замахал рукой – кондуктор со "Змея Горыныча" уже бежал по тропе вдоль стены, прижимая к груди сумку с подрывным зарядом. За спиной сухо щёлкнул "Лебель", и со стены вниз обрушилась фигура, вслед за ней полетела винтовка – Марина Овчинникова начеку, прикрывает штурмовую группу снайперским огнём.

Что, больше желающих высунуться и пострелять нет? Вот и ладушки… Кондуктор уже до ворот – пристраивает свой груз на земле, возле створок, разматывает огнепроводный шнур. Набежавший матрос торопливо чиркнул спичками, шнур задымился голубой струйкой и оба шустро кинулись вбок, под защиту скального выступа. "Двадцать один, двадцать два, двадцать три…" – привычно принялся считать Семёнов. На счёте "двадцать восемь" грохнуло, ворота разлетелись в клубах пыли и каменного крошева, и он кинулся туда следом за опередившими его Николкой и Д.О.П. овскими оперативниками. Пулемёт уже молчит, лишь доносятся из-за стены одиночные выстрелы – судя по звуку, "тапки" и револьверы. Олег Иванович перескочил груду деревянного хлама, оставшегося от ворот, едва не наступил на труп охранника, а Иван уже выводил навстречу из дверей домика-подсобки высокого, худощавого человека. Руки пленника над головой, и Иван подгоняет его тычками ствола в спину – "шагайте, господин хороший, шагайте…". В другой руке юноша сжимает абордажный палаш, с кончика которого в дворовую пыль срываются тяжёлые красные капли. Что ж, это жизнь: мальчик становится мужчиной – в том числе, и через пролитие крови. Пока, к счастью, чужой.

"Да это же Уэскотт! "– запоздало сообразил Олег Иванович, видевший основателя "Золотой зари только на фотокарточках в кабинете Корфа. Лицо английского магистра эзотерики перемазано пылью, правую щёку украшает глубокая, сочащаяся кровью царапина белая парусиновая пара, надетая по случаю жары, безнадёжно изгваздана, измята, изодрана.

– Второй, который МакГрегор, сбежал вниз, в пещеры! – весело сообщил Иван. – Я его слегка зацепил – вздумал, понимаешь, отмахиваться какой-то ритуальной железякой… Пошли, что ли, догоним?

Видно было, что ему не терпится полезть в подземелье вслед за беглецом.

– И думать не смей! – Семёнов отвёл глаза от окровавленного клинка. – Не хватало ещё на засаду там нарваться, или на фугас, как в Александрии.

Он повернулся к англичанину.

– Где ваши пленники – немец, профессор Бурхардт, и русский? Предупреждаю сразу: молчать бессмысленно, мы тут иллюзиями на тему гуманизма и прав человека не страдаем. Будете отвечать – обещаю, останетесь живы.

– Они оба внизу. – торопливо ответил Уэскотт. – С утра работают, даже не позавтракали. Я как раз собирался спуститься, когда появилось это…

Он ткнул пальцем в зависшую над двором "Тавриду".

– Статуя четырёхпалого в крипте?

– Да.

– Сколько у вас было охранников?

– Семеро. Было девять, но двое погибли в перестрелке, которую устроила эта стерва Берта во время побега.

– Не забывайте, вы говорите о даме! – деланно возмутился Семёнов. Возбуждение и радость пузырились в каждой клетке