Лев Портной - Хроники похождений
Если и правда, что Главный Повар обитает где-то на облаках, то в эти минуты я был близок к нему, как никогда. А если бы он выглянул из-за желтого шара, разрисованного зелеными и красными линиями, я, пожалуй, спросил бы, как ему самому-то на вкус вся эта каша, которую он заварил? Зачем он допускает, чтобы по земле ходили такие негодяи, как князь Дуров или секретарь Иванов? Почему позволяет им распоряжаться чужими жизнями? И если бы еще речь шла только об убийствах! Так нет же, Половецкого не убили, его жизнь просто испоганили. Почему Главный Повар допустил такое?!
На эти вопросы я не знал ответа, да и не искал его. Просто смотрел в небо. И так я пролежал, наверное, целый час. Нужно отдать должное пани Малгожате: видя, что я не в духе, она в течение долгого времени не тревожила меня. И лишнего любопытства она не проявляла. Она так и не поинтересовалась, ни почему мне понадобилось так поспешно покинуть Меербург, ни кто были мои преследователи.
— Вы говорили, что до Траумштадта лететь три дня? — наконец подал я голос.
— Около того, — ответила женщина и спросила: — А вы так и будете лежать на полу? Неужели не интересно увидеть землю с высоты птичьего полета?!
— Пожалуй, вы правы, — согласился я. — На это стоит взглянуть.
Я поднялся, облокотился на плетеный бортик и посмотрел вниз.
— Рольмопсъ твою щуку! — не удержался я от возгласа.
Дух перехватило. Я только сейчас осознал, что болтаюсь на несусветной высоте в корзинке, привязанной к маленькому шарику, и всего лишь тонкие прутья, сплетенные в три слоя, отделяют меня от бездны под ногами. Я испытывал ни с чем не сравнимый восторг. Я опять почувствовал — на этот раз с особенной ясностью, — что как никогда близок к Главному Повару. А какою величественной была земля! Деревушки казались игрушечными. Поля и леса выглядели аккуратными геометрическими фигурами, словно их границы были нарисованы с той же тщательностью, с которой проведены линии на монгольфьере пани Малгожаты. По левую руку протекал Неман, похожий на голубую ленточку, аккуратно разложенную прилежным студентом. А с другой стороны тянулась ленточка Зюденфлюс. От нее поднимался горячий пар. За Зюденфлюс возвышались горы и скалы Раухенберга. И я бы не удивился, если бы на каком-нибудь склоне заметил бы надпись «Аркадия». Непременно попросил бы пани Малгожату подлететь поближе, чтобы внизу подписаться: «И я тоже был здесь!» Господи, да если смотреть с небес, земля выглядит горним миром! И где уж разглядеть какого-то князя Дурова с такой высоты?! Я вдруг подумал, что если Главный Повар и впрямь восседает где-то, чуть повыше витающего в облаках «Бобика», то он, вполне возможно, и не видит той мерзости, что творится там, внизу. И если так прекрасна земля, то как прекрасны должны быть небеса! Сколько раз живописцы и пииты пытались изобразить горние выси! Но старания их тщетны, и самые лучшие творения не намного отличаются от отражения неба, которое можно увидеть в обычной луже под ногами. Вот так и живем: мы ничего не знаем толком про Главного Повара, а он про нас. А может, и знает, но не вмешивается в наши дела. Если бы он удерживал людей от неблаговидных поступков, мы бы не были людьми, а остались бы подневольными ангелами.
Я пребывал в восторге от открывшейся мне красоты, от того, что чувствовал близость Создателя, и хотя не получил ответа ни на один из мучивших меня вопросов, но ощущал благодать, снизошедшую на меня. Бесконечная радость переполняла сердце, и не было сил пережить ее в одиночку.
Я опустился на колени, обнял ноги стоявшей рядом женщины и прижался лицом к ее обтянутой лосинами попке.
— Малгожата, — выдохнул я.
Ее рука зарылась в моих волосах, затем она толкнула меня, и я плюхнулся на спину.
— Как я вас понимаю, маркиз! Мне и самой нравятся красивые женщины! — сообщила она.
— Женщины?! — изумился я.
— Да, я люблю женщин! Вас это шокирует? Но вам повезло, от хорошего мужчины я тоже не откажусь, — призналась пани Малгожата. — И кстати, как вас величать-то? А то все маркиз да маркиз!
— Серж, — молвил я.
Она сбросила лосины и, усевшись на меня верхом, быстро стащила с меня панталоны. А еще через минуту она устроила безумную скачку, во время которой чудом не раздробила мои тазобедренные кости. Я подставил ладони под ее крепкую попку, и мне почудилось, что у нее в каждую ягодицу вшито по пушечному ядру Иногда она замирала, с легким стоном склонялась ко мне, и ее полные губы сливались с моими. Больше всего меня изумляла ее кожа. Ее темный цвет вводил в заблуждение: я не ожидал, что она окажется столь нежной на ощупь.
В какой-то момент пришла запоздалая мысль, что если прелюбодеяние и впрямь смертный грех, то я выбрал весьма «удачное» место для его совершения — прямо под носом у Главного Повара. Впрочем, куда больше меня беспокоила мысль о надежности гондолы. Когда Малгожата возобновляла страстные скачки верхом на лосиновом круассане, я молил Бога, чтоб не вывалилось дно.
Глава 33
Пока мы предавались любовным утехам, «Бобик» сбился с курса, и последние наши вскрики огласили воздушное пространство Курляндии.
— Малгожата, ты прелесть! — сказал я.
— Серж, не зови меня так. Я не Малгожата. Меня зовут мисс Элайс Стоун.
— Вот как?! — удивился я. — А я, значит, великий иллюзионист!
— Правда? — спросила женщина.
— Ну сама посуди, вставил Малгожате, а вытащил из Элайс!
— Фу, нахал! — она бросила в меня лосинами.
— Так что случилось с Малгожатой? Или с Элайс, которой приходится выдавать себя за Малгожату?
— Ничего не случилось, и никто не выдает себя за другого. Просто в Меербурге я была Малгожатой. А сейчас мы летим над Курляндией, а здесь я мисс Элайс Стоун.
Она потратила некоторое время, чтобы отрегулировать направление полета. Мы вновь оказались в небе Траумлэнда. И очаровательная летунья устроила самый романтический в моей жизни обед. О чем я не постеснялся сообщить. Я так и сказал:
— Малгожата, солнышко мое, это самый романтический обед в моей жизни.
Ответом мне стал новый сюрприз. Женщина взглянула через бортик и заявила:
— Серж, я не Малгожата.
— Ну, да-да, Элайс Стоун! — поправился я.
— И не Элайс Стоун.
— Вот как?! — удивился я. — А кто же ты?
— Вишенка.
— Вишенка? — переспросил я.
— Да, просто Вишенка, — кивнула женщина.
— Но две минуты назад ты была Элайс Стоун?!
Она нахмурилась, будто бы раздраженная моей непонятливостью. Я застыл, разинув рот. В руке я сжимал нож, на котором остывал кусок баранины.
— Ну что ты так на меня смотришь? — возмутилась женщина. — Две минуты назад мы летели над Курляндией. Я уже объясняла тебе, что там я мисс Элайс Стоун.
— Да, но ведь здесь ты была Малгожатой, — возразил я.
— Малгожатой я была в Меербурге, а теперь мы пролетаем над провинцией Торвейл. Здесь меня зовут Вишенкой.
— Согласись, что все это как-то странно.
— Ничего странного, это же Траумлэнд. Ты что, совсем дремучий, не знаешь законов? Траумлэнд — свободное маркграфство. Здесь каждый волен называть себя так, как ему вздумается.
— Вот как, — пожал я плечами. — И сколько раз мне еще предстоит с тобою познакомиться?
— Сколько надо, столько и познакомишься! Терпеть не могу, когда меня называют чужим именем! Да и какой, интересно знать, женщине понравится, если любовник перепутает имя?!
— Даже не знаю, что и сказать на это. — Я опять пожал плечами.
— Ничего не говори. Ешь, а то мясо остынет.
— Ты моя красавица цвета кофия съ молокомъ, — ответил я.
Мы ели шашлык, поджаренный тут же на огне от неопалимого полена, и пили терпкий портер по-очереди из одного медного бокала с крученой ножкой. Порою хотелось поднять этот бокал и протянуть его в проплывающее мимо облако, казалось, что непременно найдется небесное создание, которое с радостью чокнется со мной и разделит с нами трапезу. Я говорил о своих чувствах Малгожате… мильфейъ-пардонъ, Вишенке, и она порадовала меня тем, что и сама, сколько бы раз ни поднималась в воздух, снова и снова испытывает ни с чем не сравнимый восторг.
А потом со мною конфуз приключился.
Немного смущаясь, я поинтересовался: каким способом во время полета можно справить естественные надобности.
Вишенка показала мне маленький люк, сделанный в полу.
— Не стесняйся, я отвернусь. А потом последую твоему примеру. Только вот что, Серж, не стоит смотреть через этот люк на землю!
Ее слова показались мне странными. Конечно, будь мы на земле, мне б и в голову не пришло высматривать что-либо через отверстие в отхожем месте. Но мы были в небе! И что еще я мог увидеть сквозь эту дырку, как не землю, взгляд на которую с такой высоты приводил меня в восторг? Я не послушался и, открыв люк, глянул вниз. В то же мгновение у меня затряслись поджилки, ноги сделались ватными, я упал на колени, желудок скрутило и меня вырвало прямо в отверстие.
