Александр Мазин - Танец волка
Тот же отец Бернар – тому пример. Хотя сейчас вряд ли кто-то усомнится в его независимом статусе. Одет он теперь как свободный человек. Более того, даже без доспехов в нем легко угадывается воин. И нож на поясе имеется. Лучше бы меч, но от меча монах категорически отказался. Зато тонзуру он больше не выбривает. И кажется, начал понимать: для обращения в истинную веру обращающий должен выглядеть авторитетно. Иначе его никто и слушать не будет.
По прибытии мы, то бишь я, Свартхёвди, Тьёдар и Грихар Короткий, сразу отправились к местному начальству.
Ярл Оденсе и окрестностей Мангхильд Круглая Голова принял нас радушно. Выразил радость, узнав, что я отыскал и отбил свою жену и что Свартхёвди заполучил в супруги дочь конунга. Откуда узнал, интересно? Поздравил нас и пригласил на ужин, намекнув, что совсем не прочь услышать знаменитую Песнь о Волке и Медведе из уст ее автора.
Тьёдар прям-таки расцвел и заверил: да хоть десять раз.
На этой оптимистической ноте я ловко перевел разговор на своих пропавших людишек. Мол, дал обет всех вернуть. И готов платить денежки за помощь. Ярл пообещал. И не обманул. Отыскал многих. Даже моего арендатора Пэра с женой. Я заплатил за них, как обещал, хотя по закону они считались свободными. Заплатил немного, чуть больше марки. Вот за их сына, Льота Рукавичку, молодого и сильного, пришлось бы выложить не меньше двух. И отдал бы с радостью, только Льота убили во время захвата усадьбы.
Увы, вернули не всех. Кого-то уже успели продать на сторону, а моего дивного зодчего Пэррика «повесили на древе» во славу Одина. Беда.
* * *– Ха! – воскликнула эта сволочь, останавливаясь и глядя на меня в упор. – А я-то думал: ты сдох!
Мьёр-ярл собственной персоной.
И не боится, гадина. Хотя чего ему бояться? Мы – в гостях. Оружие у стенки. И приспешников у него наверняка побольше, чем у меня. Вот и за спиной – шестеро. Один другого нахальней.
– Жив, как видишь, – я изображаю мерзкую ухмылку. – Придется твоему племяннику еще немного подождать. Но не горюй. Никто не вечен. Когда я умру, он будет прислуживать мне с удвоенным старанием.
Свартхёвди гогочет. И поясняет жене:
– Ульф убил сына сестры этого ярла. Правую руку напрочь снес, да, Мьёр? Вместе с оружием. Так и подох. А теперь только в слуги и годится, если ввысь ушел. А то, может, прямо к Хель провалился! Га-га-га!
Лицо сконского ярла каменеет. А ты не хами, дорогой! Тем более, все до последнего слова – правда.
Ярл открывает рот, чтобы сказать что-то нехорошее, но взгляд его падает на татуированные лапы Медвежонка… И Мьёр проглатывает злобный ответ.
– Ты еще пожалеешь, что выжил! – рявкает он, разворачивается и, расталкивая народ, спешит к выходу.
– Он будет мстить! – говорит Гудрун. – Сконцы говорили: Мьёр-ярл подл и хитер, как сам Локи. Тебе следовало бы вызвать его, брат, и убить.
– Надо будет – вызову и убью, – беспечно отвечает Свартхёвди. – А пока будем веселится! Так, моя радость? – Он обнимает Фрейдис. Та сияет от счастья. Слова Гудрун забыты. А зря. Чувствую – она права. Я бы сам его вызвал, да он ведь – не примет. Выставит бойца, которого и убьешь, невелика радость. Да и повод нужен для вызова. Вот если бы он не сдержался и выплеснул яд – тогда другое дело. А так – за что? Это ведь я его оскорбил по факту. Стенульф говорил: Мьёр любил племянника больше, чем родного сына. А племянник убит. Мной. Причем умер не только без оружия в руке, но и без самой руки. Но вопрос сейчас не в этом. И не в том, будет ли Мьёр-ярл мстить. Ясно, что будет. Но когда? И где?
Позже мы узнали: под командой Мьёра сейчас порядка полусотни бойцов. Не так уж много для ярла такого уровня. Но для нас – более чем достаточно.
А утром Тьёдар Певец углядел знакомца, дренга из Мьёрова хирда. Тот даже не особо скрывался. Сидел на бревнышке у чьего-то корабельного сарая и пялился на нас.
Стоило Медвежонку спрыгнуть на бережок, как соглядатай тут же свалил. Однако можно было не сомневаться: ненадолго.
– Надо уходить! – На этот раз в голосе Свартхёвди сквозило беспокойство. – В Оденсе они нас не тронут. Но по пути к Сёлунду…
– Не уйдем, – подумав, сообщил Грихар Короткий. – У них ходкий драккар. И полных две смены гребцов. – Но ты прав, Свартхёвди Сваресон, здесь он нас не тронет. И это плохо.
– Почему? – спросил кто-то из ирландцев.
– Здесь мы бы с ним разобрались. Мы же под защитой Мангхильда-ярла. Мы же – люди Ивара! Надо быть совсем глупым, чтобы напасть на нас.
Все верно. Значит, нападет уже на море. Вывод?
– Есть идея, – сказал я.
– Ну? – подбодрил Медвежонок.
– Нам нужны попутчики.
– Точно!
Кто бы сомневался? Мысль очевидная.
– Урм Вяленый Бок собирался идти в Роскилле, – припомнил Тьёдар. – На следующей седмице вроде.
– Не скоро, – огорчился Грихар.
– А куда ты спешишь? – поинтересовался Медвежонок. – Боишься, что, пока ты тут девок валяешь, твою жену кто-то обрюхатит?
– Моя жена, Сваресон, это не твоя пасть, куда отливает всякий, кому до ветра сходить лениво!
– Не с твоей отливалкой. Будь я крысой, у меня хвост и то подлинней был бы. И потолще.
– Будь ты крысой, Сваресон, у тебя вообще хвоста не было бы!
– Это почему же? – удивился мой простодушный братец.
– Потому что был бы ты крысиной бабой! Га-га-га! Поле боя осталось за ирландцем. Медвежонок тоже был доволен. Эта пикировка – развлечение. Обмен дозволенными оскорблениями. Вот если бы Грихар позволил себе задеть честь присутствующей здесь Фрейдис, тогда дело обернулось бы кровью. Но такое – невозможно. Эти парни очень четко чувствовали границу, которую нельзя переходить. И вовремя подавали назад, если ощущали, что собеседник сейчас задет острым словом за живое. Когда любая настоящая обида заканчивается смертью обиженного или обидчика – это здорово помогает не болтать лишнего. Но с юмором у скандинавов всё хорошо. А местами – чем он тупее, тем лучше.
– В те времена, когда асы еще ходили по земле, как люди, жил на земле герой по имени Сэминг. Одни говорят, что был он сыном Ингви-Фрейра, другие – что самого Одина…
Мне стоило бы слушать Тьёдара внимательней: знание саг, так же, как и стихосложение, входило в обязательный пакет добродетелей викинга, наряду с умениями плавать и пробивать копьем щит с пятнадцати шагов. Но я постоянно отвлекался, потому что на хвосте у нас висел здоровенный драккар. Мьёр-ярл никак не мог с нами расстаться. Так и шел за нами, не отставая, от самого Оденсе. Но нападать не рисковал. Мы были не одни. Северный Змей двигался в составе флотилии из трех кнорров и одного драккара. Последний принадлежал сыну ярла Магхильда. Магхильдсон шел в Роскилле, чтобы вручить свадебный дар одной из дочерей Рагнара.
Один из кнорров тоже принадлежал сыну Магхильда и как раз вез этот свадебный дар. Что именно, я не вникал. Два корабля Магхильдсона, два корабля Урма Вяленого Бока… Если сконский ярл надеялся притопить нас по дороге домой, то его ждал жесточайший облом.
Я перебрался на нос, где сбилась в кучку моя живая собственность: тир и трэли. Тут тоже читалась лекция на религиозную тему. На этот раз – христианская. Отец Бернар наставлял. Глядя на него, было трудно поверить, что перед тобой – смиренный монах. Одет отец Бернар в стандартную экипировку свободного скандинава, а телосложение и рост у него были не хуже, чем у Медвежонка. Бывший шевалье познал психологию северянина. Это крещеный люд был готов ему внимать, независимо от облачения. А вот среднестатистический язычник-скандинав, увидав рясу – да что рясу, любое небогатое одеяние, особенно бесцветное, – тут же преисполнялся спеси и пренебрежения. Примерно так в двадцать первом веке директор банка отнесся бы к узбечке-уборщице, ни с того ни с сего решившей проконсультировать его по поводу фьючерсного контракта на пару миллионов долларов.
Прикинувшись по последней датской моде, отец Бернар мог рассчитывать, что его хотя бы выслушают. Тем более, помимо большого серебряного креста (кресты, кстати, носили многие – чисто как оберег из драгметалла), на его одежке были вышиты разные руны, часть из которых сообщала о том, что он – лекарь.
Это Рунгерд придумала, а я одобрил. Профессия лекаря, по местным понятиям, неразрывно связана с колдовством, так что уважение к французу поднялось еще на несколько пунктов.
Формально мужское колдовство понятиями не одобрялось. Мол, женское это дело. Но поскольку самый главный для викингов бог пантеона, Один, был также и главным экспертом в области колдовства, то многие весьма уважаемые головорезы его не только практиковали, но и даже им хвастались. Мол, бойтесь, недруги. Прокляну – трендец вам. И недруги боялись, что характерно.
Увидев меня, отец Бернар тут же переключился с паствы на мою скромную особу. Все с той же целью: принять Святое Крещение. И я задумался. Я ведь дал по факту два обета. Один – официальный гейс: освободить Гудрун, убить Лейфа Весельчака и вернуть домой тех моих домочадцев, кого можно вернуть. Гейс выполнен.
