Игорь Карде - Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков
Ведомый был на своем привычном месте. Он тоже, судя по всему, был цел, и это тоже было чудом. Но самое удивительное было выше. Девятка бомбардировщиков разворачивалась. Пары Кота и Улитки только заходили в атаку, но бомбардировщики уже сбросили бомбы и рассыпавшись, удирали домой.
Любовался проделанной работой Виктор недолго. Бой продолжался, нужно было выручать Ларина, нужно было разобраться с появившейся с юга восьмеркой "мессеров". Он вновь потянул ручку на себя, хотя сил, после этой самоубийственной атаки уже оставалось…
— Я – "Дракон"! Вижу противника! — раздался властный, откуда-то знакомый голос. — Я – "Дракон", атакую!
От солнца показалась россыпь точек. Их было много – десятка полтора и это были наши…
…Через три минуты все было кончено. Немцы, получив трепку, уже таяли на горизонте. Внизу, на черной перепаханной взрывами земле добавилось еще два дымных костра – пилоты "Яков" показали, что они тоже умеют сбивать…
— "Дед", благодарю за бой. Можете идти домой, — голос у радистки звенел от радости. — Подтверждаю падение четырех "Юнкерсов" и "мессера". "Дед", мы вас поздравляем…
— "Дед", поздравляю! — голос у "Дракона" чуток потеплел. — С тебя причитается…
— Принял, домой! — Виктор подумал, что это какая-то странная мода, поздравлять, сразу после боя. Впрочем, сегодня он заслужил – сбили четверых, а его все живы-здоровы. Правда, машина Улитки, явно повреждена, но вроде не смертельно – долетит. В любом случае внизу уже свои…
— Ви-итька-а! — Палыч полез в кабину, не дожидаясь пока остановится винт, — облапил, едва не оторвав шею. — Поздравляю! Молодец, чертяка!
Могучие руки техника выдернули Виктора из кабины, словно пробку из бутылки. Он вдруг полетел прямо в окружившую самолет толпу, но упасть ему не дали.
— Качай, ребята!
Десятки рук подхватили Виктора, и небо на какую-то секунду вдруг стало ближе.
— Еще!
— Еще!
Вокруг толпился весь полк: краснощекий, видимо принявший на грудь, Шубин, радостно возбужденный Соломин, снисходительно посмеивающийся Иванов, кривящий в глупой улыбке рот Рябченко. Вокруг были все свои, ставшие за последние полгода едва ли не семьей.
— Да что случилось-то? — попытался узнать Виктор, после того как его поставили на землю.
— Указ вышел, по радио передали! — Шубин желтел прокуренным комплектов зубов. — Поздравляю с высоким званием Героя Советского Союза!
Глава 7
…С ночи сильно похолодало, восточный ветер противно завывал в проводах, ледяным сквозняком задувал под одежду. Потом пошел снег. Он сначала сыпался осторожно, понемногу: одинокие снежинки тыкались в лицо и тут же уносились сметаемые напорами ветра. Потом снег сыпанул стеной, еще сильнее забелив окружающую степь, заметая черную набитую машинами колею.
"Студебеккер", рыча движком и тяжело переваливаясь, заполз на очередной холм, на секунду замер и устремился вниз. Порыв ветра швырнул в глаза добрую пригоршню снега, но Виктор успел разглядеть занесенные крыши деревни и два голых тополя, стоящих рядом и служивших ориентиром их аэродрому. Через минуту он уже шел по дороге навстречу тополям. Мягкая, мокрая и не успевшая смерзнуть земля пружинила под ногами, а снег все сыпал и сыпал, скрывая следы. Недельная командировка в Москву осталась позади…
Первым он встретил Палыча. Верный механик шествовал с ведром по улице. Увидев Виктора, он поставил ведро в снег и ни слова не говоря, полез расстегивать ему новую, выданную накануне командировки шинель. Распахнув грудь, явил на свет Золотую Звезду и растянул лицо в довольной улыбке.
— Цаца! — налюбовавшись наградой, он сграбастал Виктора в медвежьих объятьях. — Рассказывай! Калинин вручал?
— Калинин, — от таких нежностей у Виктора заныли ребра. — Все расскажу. В полку как дела? Как Таня? Все живы?
— Та чего у нас? — Палыч пожал плечами. — Танька себя достойно ведет, блюдет… А в полку… позавчера Чуриков разбился, вместе с Морозовым. Вылетели парой, а тут буран начался, — он обвел рукой окружающую снежную взвесь. — В холм воткнулись, оба. Рядышком. Вчера похоронили.
— Жалко, — расстроился Виктор. — Чуриков хороший был летчик, сильный. Да и Морозов уже не сопляк зеленый, с лета воевал… — он огорченно прищелкнул языком. — Второй эскадрильей Лешка командует?
— Пока Лешка, — усмехнулся Палыч. — А там видно будет. А так тихо все. Ты лучше расскажи, как съездил, про Москву расскажи, про то, как награждали…
— Стоит белокаменная, — Виктор улыбнулся. — Что ей сделается? А как ехал, это жуть и ужас.
Они пошли по улице, к штабу и снег заметал их следы.
Утро началось без солнца. Аэродром затянуло однообразной непогодной мутью, студеный туман разлился по земле молочным киселем. От белого обилия не за что зацепиться глазу – все вокруг было серое, расплывчатое, сырое. Сырость проникала под летные комбинезоны, загнала пилотов в прокуренную тесноту землянок. Жадные до драки приуныли – сколько так сидеть, перетирая раз за разом одно и то же, никто не знал. Воспряли полковые краснобаи и балаболы – им прибыло благодарных слушателей.
— Бои… — Лешка, новоявленный комэск-два, остервенело плюнул. — Вы боев-то и не видали. Вот в сорок втором это были бои. Не успеешь взлететь, а "мессера" уже пристраиваются. Все аэродромы наши знали, все площадки. Рыскали там парами, как волки по степи, все видели. Если заметят нашу группу – сразу подкрепление вызывают, пять минут и уже против тебя шесть-десять гансов. А если нас мало, то и вдвоем бьют. А чего им? Скорость есть, высота есть. Выбрал момент удобный и лупи… Потери были, жуть…
— А сейчас меньше? — понизив голос, спросил Улитка. — Штабные болтали, что с февраля полк, считай, обновился.
— Так-то с февраля-я, — Лешка презрительно отклянчил губу. — А тем летом максимум месяц и от полка ничего не осталось, — зашедший по какому-то делу в землянку третьей эскадрильи, он зацепился языком с Улиткой и уже час ораторствовал, наверное, позабыв, зачем пришел. — Всех выбьют. Останется, может, комполка, — продолжал он, — комэск, да один-два летчика – самые везучие. Месяц на переформирование и все по новой.
— Это да, — согласился Виктор. — В сорок втором жесть была. Наш полк два месяца продержался, потом выкосили в ноль и расформировали. Да и сейчас тоже, — он перешел на шепот. — Про Кубань пишут, что победа мол, побили немцев. А какой ценой? Знакомый рассказывал, что полки, что там дрались, заново переформировывали. Такие потери были. Техсостав целый, а летчиков хорошо, если треть осталась. А ведь полки-то были не чета прошлогодним, трехэскадрильные уже. Корпус, куда нас перевели, там сильно пощипали.
— Так побили же немцев, — возразил Станислав. — Вон их сколько на той Кубани посбивали. Из девятой гвардейской летчиков видел? Те кто там дрался, все в орденах…
— А я на конференции с ребятами из восемьсот двенадцатого познакомился, — возразил Саблин. — Так говорят, что после того сражения их десять человек осталось. Эти-то десять в орденах, а остальные? Да что Кубань? Возьми наши августовские бои, полк едва ли не на половину уменьшился…
— Дурости много, — вздохнул Лешка. — Новичков много. Это нам повезло – костяк полка остался, да еще с Дальнего Востока подкинули, кадровых. Мы на фоне других хорошо смотрелись. И то… — он надолго замолчал, разглядывая мигающий огонек коптилки, потом задумчиво произнес: — Что-то я в этом году арбузов мало ел. В прошлом у нас аэродром прямо на краю бахчи был. Бывало, прилетишь, мокрый, уставший, отойдешь на двадцать метров от стоянки, а там арбуз на арбузе. Выберешь покрупнее, хрясь его кулаком, сердцевинку-"барашка" съешь и следующий… — он блаженно зажмурился, вспоминая.
— Жаркое было лето, — Виктор машинально потер подстреленную тогда ногу. — Меня, помню, комполка за цветами послал…
— Тогда Вахтанг учудил, — не слушая никого, продолжал Лешка. — Помнишь его? Мы в одной станице два дня сидели. Бензина не было. Так вот, он приперся в сельсовет и заявил, что набирает официанток и поварих для БАО. А потом стащил у Синицына халат и всем тем девкам, что устраиваться пришли, медосмотр устроил. В пустом амбаре. Хе-хе. А мы дырок в стене наколупали и смотрели. Правда, крапиву скосить не догадались. Хе-хе. Красивые в той станице девки…
— А эти, языками чешут, и все про девок. А еще летчики, цвет и гордость Красной армии! — Шубин стоял в дверях и злорадно скалился. — Личный состав давно на обеде, а эти, тута, сидят, сочиняют. Как бабки на завалинке. Вольно! — он барским жестом вернул летчиков на места. — Я, пожалуй, с вами посижу. Кости старые погрею, тута.
— Что-то я не слышу продолжения вашей содержательной беседы, — командир по-хозяйски расселся, потеснив Саблина, задымил папиросой. — Рассказал бы, — усмехнулся он. — Как эти же девки, стоило им правду узнать, Вахтанга коромыслами отлупцевали. Сломали, тута, ребро. Как этот Дон Жуан недоделанный потом неделю не летал, и за это время сбили Васина, Исмаилова и Свеженцева…
