Игорь Карде - Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков
Штопорящая "лавочка" наконец замедлила вращение, приподняла нос и потянула к паре Кота. Вторая, горящая, пикировала к земле. За ней распушился дымный хвост, и на этом фоне отчетливо белел лоскуток парашюта. Драться, пытаясь выместить перехватившую горло злобу было уже не с кем, "мессера" благополучно растворились среди облаков…
Вечером они гуляли по деревенской дороге. Ровная, вся обсаженная тополями, она напоминала дорожку в каком-нибудь парке, только что без фонарей. Вместо фонарей светила луна. Ее желтый свет залил дорогу, положил поперек тени деревьев. С них сыпалась пожелтевшая листва, и вся прогулка проходила под аккомпанемент их тихого шелеста. Гуляя, целовались в тени, раскланивались с такими же парочками. Погода радовала, и многие высыпали на улицу, предпочитая луну и листья переполненным комнатам.
— Ты сегодня другой. Напряженный, задумчивый, — Таня чуть сбавила шаг. — Что-то случилось? — она чувствовала его тревогу и ластилась, пытаясь отвлечь.
— Колька, обормот, все с головы не идет, — Виктор произнес это скривившись, словно у него болели зубы.
— Но он же вернулся сегодня! Живой и здоровый. Ты же его уже вроде пропесочил. Я же сама слышала…
— Это да, — Саблин протяжно вздохнул. — Вот, знаешь, говорят: "Мал клоп, да вонюч". Вот это именно про Кольку. Как ведомому цены нет, а стоит ведущим стать, так сразу чего-нибудь отмочит. Вот как сегодня…
— И что думаешь делать? — Таня легонько сжала руку, увлекая своего кавалера с дороги к высокому, темному тополю. Прислонила к шершавой, бугристой коре дерева и прижалась его груди.
— Не знаю еще, — Виктор снова вздохнул. — Три шкуры спущу, это минимум. Я же его снимал уже. Так он потом, паразит, к командиру бегал. Шубин его, конечно, отпорол за нарушение субординации, но и мне досталось. Вот и не знаю теперь… Новичков много… А если завтра собьют кого или Улитка уедет, то вообще…
— Хочешь, расскажу тебе тайну, — Таня, подразнивая, жарко зашептала ему на ухо. — Улитка-то, в полку остаться хочет.
— Ну, это не новость. Он мне говорил.
— А сегодня Шубин говорил с комдивом. И тот вроде тоже не против, будут думать, как это все оформить и узаконить…
— Это же хорошо! — Виктор сразу повеселел.
— А еще в штабе подслушала, как командир с замполитом собачились. Тот в политдонесениях написал, что твой Колька изнуряет себя дружбой с Зинкой Копыловой. Там все высоким штилем было, я дословно не запомнила, только эту фразу. А Шубин его за это ругал…
— Хе-хе. Вот уж точно изнуряет. Она его вдвое тяжелее и выше на голову. Позавчера видал их вместе… хе-хе. Мама с дитятей на прогулке… Кстати, — он прижал Таню к себе, заглянул в отблеск луны в ее глазах. — А когда сержант Соболева начнет изнурять одного остро нуждающегося комэска…
— Ну вот, — луна в ее глазах погасла. — Все настроение испортил… Ну зачем ты опять? Думаешь, мне не хочется? Только я ведь не могу все время по сараям и подворотням, как какая-то… Давай где-нибудь угол себе заведем… ну, чтобы все по-людски. Я ведь не против…
— Ладно, — Виктор в очередной раз вздохнул. — Пойдем уже. День дурной, отдохнуть бы надо…
— Прикрой, атакую!
— Серега, "худой" на хвосте! Серега!
— "Ураган", я "Лодка-3", прошу помощи…
— Слева заходят, смотри-и-и…
Воздушный бой издалека походил на стаю мошкары. Крохотные, едва видные букашки, носились в небе, совершая странные, словно хаотичные маневры. Потом за одной из букашек потянулся черный след, и она отвесно рухнула на землю.
— Прыгай, прыгай.
Парашюта Виктор не увидел, впрочем, было далеко.
— "Ураган", я – "Дед". Подхожу к квадрату
Восьмерка "лавочек" шла с набором высоты, и разгоревшееся в небе сражение проходило уже чуть ниже. Скоро они уже самим фактом своего появления могут переломить его исход, заставят немецких летчиков покинуть бой.
— "Дед", "Дед", — зачастила "Ураган", — ждите. Подходит большая группа бомбардировщиков, атакуйте их.
— Я – "Дед", принял.
Из карусели "разошедшейся" мошкары отделилась четверка, полезла вверх. Видимо немцы увидели появление на арене восьмерки "лавочек" и стали принимать меры. Спереди по курсу показались бомбардировщики. Их было много – россыпь точек превратилась в четкие девятки, идущие одна за одной.
— "Дед", это "Ураган". "Волк" приказывает не допустить бомбежки войск
"Волк" был позывным комдива, и хорошего в этом было мало. Генерал вроде мужик неплохой, но жесткий, да и самодурство у него было воистину генеральским. Если немцы отбомбятся, то за неисполнение приказа может и под трибунал отдать, с него станется…
— "Двадцать второй", прикрывай! "Тридцать первый", в ударную группу!
— Я "Ураган", Я "Ураган", — радистка со станции забила криком эфир. — Всем, кто в воздухе идти на Вознесенку! Всем, кто в воздухе – на Вознесенку!
Пара Кота пристроилась слева. Конечно, Славке вдвоем против четверки придется несладко, но что делать? Нужно выполнять приказ "Волка", а бить вшестером куда сподручнее. Первая девятка врагов уже заползла под капот. Это были "Ю-88" – универсальные машины, служившие и пикировщиками и торпедоносцами и просто линейными бомбардировщиками. Они шли метров на тысячу ниже, клиньями звеньев.
— Атака! Бью ведущего!
Немцы огрызнулись. Навстречу истребителю потянулись целые рои пуль: иные из них оставляли за собой серый дымный шлейф, иные проносились рядом разноцветными огненными мячиками. Это было одновременно красиво и страшно, вот только бояться было некогда. Виктор ответил им метров с четырехсот. Белесые трассеры сперва ложились ниже бомбовоза, потом он попал, и тут же пришлось тянуть ручку, избегая столкновения. Надавила перегрузка, глаза словно прикрыли шторами и мир вокруг поблек, сузился.
Первой девятке такой прием не понравился. Они разворачивались, одна из машин вывалилась из строя и снижалась, все круче заворачивая на запад. За ней тянулся черный шлейф и на крыле плясали язычки огня. Ведущий, атакованный Виктором, был на месте, он только пáрил белесым следом вытекающего топлива.
— Поворачиваем вправо! Будем бить вторую девятку! Двадцать второй, ты как?
— Зажимают. Там еще пара подходит.
Пару "мессеров", набирающую в стороне от боя высоту Виктор видел. Но они пока были далеко и время оставалось. Бой, шедший накануне их появления, уже затухал. Судя по всему, он окончился не в пользу наших летчиков, а значит, в скором времени можно было ожидать доброго десятка "мессеров".
— Атака!
В это раз он попал хорошо. Сразу несколько снарядов ударили вражескому бомбардировщику в правое крыло. Один из разрывов пришелся на мотор и тот сразу выплюнул клуб жирного черного дыма. Винт словно захлебнулся в этом дыму, превратился в серый диск и тут же замелькал лопастями. Все это проплыло в прицеле как в замедленном кино и тут же сгинуло под капотом. Перегрузка вновь вдавила в сиденье. Они вышли из атаки, в очередной раз разменять скорость на высоту, и потянули вправо, чтобы вновь зайти от солнца.
Атака получилась удачной. Один из бомбардировщиков падал. Он горел от носа до хвоста и походил на подожжённую бочку с бензином. Бóльшая часть немцев поворачивала, но одно из звеньев упрямо шло к цели. За ними, на расстоянии пары километров, шла третья девятка и над ней болталась пара "мессеров". Откуда они там взялись, Виктор даже не видел.
— Атакую "худых"! Серега, Стас, бейте третью девятку!
С "мессерами" они разошлись левым бортом и сразу же рванули вверх. Вражеские летчики сходиться два на два не захотели, потянули в сторону нашей, готовящейся к атаке четверки. Те уже пикировали вниз, на бомбардировщики и немцы пристроились следом.
— "Худые" на хвосте!
"Лавочки" рванули в стороны, но "мессера" обстреляв одну из наших машин, ушли вниз.
— Повторяем атаку!
— "Дед", прошу помощи! — Славка пыхтел словно паровоз, — зажимают…
— Пробуй отрываться к нам. Сейчас.
Времени, чтобы снова собрать группу и ударить по бомбардировщикам кулаком из шести "лавочек", уже не оставалось – немцы подобрались к цели слишком близко. Но бить было нужно, чем есть и как есть. Иначе все зря…
— "Четырнадцатый", "тридцать первый", атакуйте!
Он плавно отдал ручку от себя, опуская нос истребителя вниз. Ощетинившийся огоньками пуль, строй бомберов наплывал быстро и неумолимо. Все эти разноцветные огоньки неслись прямо в лицо, их было столько, что и не сосчитать. И каждый из них был смертью…
Саблин начал стрелять метров с пятисот, по крайней левой машине. Сперва мазал – трассы ложились куда-то за хвост серого, раскрашенного темными вертикальными полосами бомбардировщика. Потом пушки почему-то перестали стрелять, а строй бомбардировщиков оказался вдруг сзади выше. "Лавочка" не горела, мотор работал исправно и сам он был жив-здоров. Это казалось чудом.
