Андрей Величко - Век железа и пара
Всю последнюю неделю ветер дул строго с запада и имел скорость порядка восьми метров в секунду, так что мы шли довольно резво. Где-то минут через десять паруса стало возможно разглядеть и с палубы, и я приник к двенадцатикратному биноклю. Так, впереди трехмачтовик, по первому впечатлению галеон, а за ним – явная бригантина. Идут они на юг, их курс проходит где-то километрах в пяти западнее нашего. Флагов пока не рассмотреть, с такого расстояния толком даже не видно, есть ли они вообще. Опа, а что это там у них стряслось?
Оба корабля начали поворот налево и вскоре на всех парусах и при попутном ветре устремились на восток, к берегу Африки, до которого было километров сто двадцать. Чего это им там вдруг так срочно понадобилось?
Вскоре до меня дошло, что вообще-то Черный континент этим встречным совершенно не нужен, но свидание с нами их тоже нисколько не привлекает. И поворот начался тогда, когда там поняли, что именно за корабли идут им навстречу. Правда, теперь им приходилось держать курс, пересекающийся с нашим, но они явно успевали проскочить километрах в пяти перед нами. Разумеется, продолжай мы идти прежним курсом и с прежней скоростью.
Если бы встречные корабли не пытались столь явно уклониться от встречи с нашей эскадрой, то так и случилось бы, но тут меня разобрало любопытство. С какого перепуга эти калоши ведут себя подобно бабкам-торговкам у метро, узревшим милицейского сержанта? И я, спустившись в радиорубку, передал приказ по эскадре.
«Чайка» и «Кадиллак» чуть убавили парусов, пропуская вперед «Ниссан», на палубе которого уже суетились артиллеристы, расчехляя стомиллиметровые пушки. Вот он чуть довернул на запад, открывая сектор стрельбы для кормового орудия, и бабахнул с двух стволов. Пока снаряды летели до цели, было время посмотреть на палубу «Ниссана». Так и есть, у носовой пушки задержка.
Орудия «Ниссана» имели уже нормальный клиновой затвор, но предельно примитивный. Его подвижная часть представляла собой стальной параллелепипед размером примерно с кирпич с дырой одиннадцатисантиметрового диаметра у правого края. Этот затвор мог перемещаться в пазу казенной части орудия. Крайнее левое положение – дыра находится по оси ствола, можно пихать туда снаряд или извлекать стреляную гильзу. Крайнее правое – дыра снаружи, ствол заперт сплошной частью затвора, можно стрелять.
Так вот, у наших новых пушек периодически возникали проблемы с выбросом стреляной гильзы, причем чаще всего на холодном стволе. Гильзу закусывало, и экстрактор просто гнул ее рант, но не мог вытолкнуть наружу. Выбивать ее спереди было не очень удобно, ибо длина ствола составляла три метра. Так что наши гильзы имели резьбу в углублении донца, внутри которого находился капсюль. И в случае задержки экстракции заряжающий быстро ввинчивал туда штырь с подвижным грузом, отводил груз вперед и со всей силы дергал его назад. Груз бил по отбойнику, замковый в этот момент опять рвал на себя рычаг экстрактора, и застрявшая гильза пробкой вылетала из казенника. Именно этот процесс сейчас и происходил на носу «Ниссана».
Переведя бинокль вперед, я пронаблюдал результаты двух наших выстрелов. Первый дал небольшой перелет и рванул метрах в трехстах правее галеона, но на втором выстреле Вака внес поправку и уложил снаряд точно по курсу, метрах в восьмидесяти перед форштевнем флагмана. Учитывая, что до цели было почти пять километров, я оценил результат как отличный. Ведь стреляли-то мы пока не на поражение, а с целью показать людям, что они выбрали какой-то неправильный курс.
После третьего снаряда, окатившего брызгами и осколками бак галеона, там все поняли и начали спускать паруса. И с некоторым, как мне показалось, опозданием подняли флаги, кои представляли собой красный Георгиевский крест на белом фоне. По идее, это означало корсаров на службе Англии, но, насколько я был в курсе, патенты на подобные вещи не выдавались уже года два. Причем на галеоне вроде поначалу пытались поднять какой-то другой флаг, но быстро одумались.
Мы легли в дрейф в полукилометре от галеона с бригантиной и отправили туда шлюпки, так что вскоре я приветствовал их капитанов на борту «Чайки». Причем практически сразу принял решение не приглашать гостей в свою каюту: больно уж долго потом придется ее проветривать. И встал с наветренной стороны от них.
Визитеры представились. Тот, что был постарше, пополнее и пооборваннее, оказался капитаном галеона «Холи Тринити». Я сообразил, что в девичестве, еще будучи испанской, эта посудина называлась как-нибудь вроде «Сантиссима Тринидад». Второй гость, мелкий и тощий тип с некоторыми признаками франтоватости в одежде, командовал бригантиной «Дельфин». На вопрос, что они позабыли в этих краях и почему рванули в сторону, увидев наши шхуны, капитан «Тринити» ответил с самым искренним выражением лица, которое только смог изобразить на своей пропитой роже. Мол, они были корсарами на Карибах, но теперь, в связи с окончанием войны, направляются к родным берегам.
– Вы тоже родились где-то за мысом Доброй Надежды? – поинтересовался я у франтоватого.
Тот с некоторым презрением глянул на своего столь коряво вравшего коллегу и, приосанясь, произнес краткую речь. Из нее следовало, что они действительно были джентльменами удачи, но когда в Карибском море наступили тяжелые времена и пиратов, даже если они называли себя корсарами, начали просто вешать, причем все до того воюющие между собой стороны… в общем, мои собеседники решили сменить ареал обитания. И податься в Индийский океан, где, по слухам, в последнее время наблюдается некоторое оживление по причине увеличивающегося прямо на глазах товарооборота с Австралией. И они, значит, хотели предложить свои услуги этой могучей державе.
– Ну так мы и есть австралийцы, – пожал я плечами, – но вы почему-то не выразили ни малейшего желания поближе познакомиться с нами.
В ответ тощий сказал, что нас с большого расстояния определить именно как австралийцев они не смогли, но ввиду явного численного превосходства идущих навстречу решили убраться с дороги, ибо корабли изношены, команды уставшие и пороха с ядрами совсем мало.
Судя по всему, этот франт, от которого, кстати, несло не только козлом, но и духами, малость привирал. Вряд ли они так сразу кинулись бы наниматься к нам на службу. Скорее, потихоньку грабили бы возвращающиеся из Ильинска суда, потому как на идущих туда ничего интересного для них не было. Старательно уклоняясь от встреч с австралийскими кораблями, которые вооружены дальнобойными пушками. Но раз уж этот Кристофер Даути, так звали капитана «Дельфина», завел речь про службу, я решил приступить к реализации одной своей давней затеи.
– Австралийской империи не нужны каперы, корсары и прочие, – пояснил я, – и единственное, что мы можем вам предложить, – охрана португальских кораблей, следующих в Индию и обратно.
Однако этот пижон хоть и вонюч, но неглуп, подумалось мне. Ибо он не выражал ни согласия, ни отказа, а просто ждал продолжения.
– В случае же, если вам это по каким-либо причинам покажется неприемлемым, вы можете заниматься чем угодно. При этом, разумеется, никоим образом не задевая интересов Австралийской империи. То есть грабить нельзя не только наши корабли, но и все, везущие что-либо в Австралию или из нее. А никаких других в сороковых широтах Индийского океана сейчас не встречается. Однако есть и еще одна область приложения сил, где смелые и предприимчивые люди смогут очень неплохо заработать.
Дальше двум капитанам было поведано, что на свете существует такая неприятная вещь, как работорговля. Которой наша империя совершенно не одобряет, однако не может принимать силовых мер, потому как занимаются ею в основном подданные Вильгельма Третьего, в данный момент нашего союзника. Но если, скажем, какие-то честные и рыцарственные моряки, чьи горячие сердца обливаются кровью при одной мысли о том, что людей можно обращать в рабство, начнут по мере сил бескорыстно бороться с этим вселенским злом, то подобный образ действий не останется без щедрой награды.
На физиономии капитана «Тринити» начало проступать изумление, а «Дельфина» – интерес.
– Представим себе, что эти моряки повстречали корабль с рабами, – продолжил я развивать свою мысль. – Естественно, они возьмут его на абордаж, команде, кроме одного-двух самых молодых матросов, вспорют животы и покидают за борт, рабов устроят хоть самую малость поудобнее, взяв часть на свои корабли. И двинутся к Африке, то есть туда, куда вы вроде и собрались при виде нас. Там высадят бывших рабов, затопят привезший их корабль, затем чуть поближе к цивилизованным местам отпустят оставшихся от экипажа. И снова выйдут в открытое море, где совершенно случайно встретятся с австралийским кораблем и расскажут его капитану о случившемся. Потрясенный величием духа этих моряков, капитан выплатит по пять австралийских рублей за каждого возвращенного в Африку живого негра и от ста рублей до трех тысяч за уничтожение судна, в зависимости от его размеров и качества. Правда, если по пути к свободе умрет больше трети невольников, австралийцы могут настолько огорчиться этим, что не заплатят вовсе ничего, а то и предпримут какие-нибудь репрессивные меры в отношении допустивших подобное безобразие.
