Александр Михайловский - Однажды в Октябре
— Нет, Владимир Ильич. — покачал я головой, — На данный момент я беспартийный коммунист, — и, увидев удивление на лице Ленина, пояснил, — Сие означает, что я согласен с идеями социальной справедливости и всемирного человеческого братства. Но я не вижу партии, которая готова взяться на практике за осуществления этих идей. В моем времени тамошняя компартия занималась борьбой за свои мелкие шкурные интересы, и держалась на плаву лишь из-за своего названия. Это ухудшенный вариант здешних меньшевиков. Вы не поверите, у нас со временем даже свои эсеры завелись, тоже, кстати, бледная копия здешних.
Настроение Ильича совсем испортилось. И это понятно, ведь недаром говориться в Святом Писании: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»… То что ему виделось простым и легким: «Вот победим, и будет всем щастье!» — на самом деле оказывалось только первым шагом к нечеловечески тяжкому труду.
Дабы немного развеяться, я начал рассказывать Ильичу о том, как благодаря нашему послезнанию правительству большевиков удастся бескровно разрешить многие конфликты, вовремя предотвратить ошибки, разобраться в хитросплетениях мировой политики, словом, шагать по краю пропасти не с завязанными глазами, а ярким фонарем, который будет освещать нам путь.
Тут у меня начали слипаться веки, и сон навалился на меня, словно огромный мягкий матрац. Но, перед тем, как отправиться в комнату, превращенную нами в спальное помещение, я сходил в кладовку, порылся в своем вещмешке, и нашел одну очень умную книгу. Ее я и дал почитать Ленину, в надежде на то, что она окончательно поможет разобраться в нашем прошлом а его будущем.
Ильич, жадно схватив, ее с изумлением прочитал на серой затертой обложке: «История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Под редакцией комиссии ЦК ВКП(б). Госполитиздат. 1946 год».
Ленин раскрыл книгу и стал внимательно ее читать, делая карандашом пометки на полях страниц.
Это было последнее, что я увидел перед тем, как уйти к себе и провалиться в глубокий сон…
14 октября (01 октября) 1917 года, 03:30, Суворовский проспект, дом 48
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич…Проснулся я уже под утро. Все, кому положено было, спали, кому положено — бодрствовали. А в кабинете, где оставался один Ильич, горел свет. Я осторожно заглянул в приоткрытую дверь.
Ленин, по всей видимости, только что закончил штудировать «Краткий курс», и находился сейчас в полном смятении чувств. Точнее даже, в полной прострации. Глаза у него были красными, как у кролика, а остатки волос на голове всклокочены. Увидев меня, он вскочил из-за стола, и схватил за руку.
— Александр Васильевич, голубчик, — как-то по-детски запричитал он, — ведь что же это происходит?.. Неужели все, что написано в этой книге, это правда?!
— Истинная правда, Владимир Ильич, — ответил я. — Конечно, в «Кратком курсе» все изложено конспективно, но, тем не менее, здесь верно отображено все происходившее в нашей стране после революции.
— В какое страшное и великое время пришлось жить людям… — воскликнул Ленин, и всплеснул руками, — Ах, если бы я предполагал, что так все обернется… У Маркса было все так просто и красиво. А в жизни оказалось совсем не так, как в теории… — он начал возбужденно бегать по маленькой комнатке взад и вперед,
— А, знаете, Александр Васильевич, ведь все-таки правильно, что не я, а товарищ Сталин будет главой советского правительства. Я понял что просто не справлюсь с такой работой… И умру я не через семь лет, а гораздо раньше. Я просто не выдержу такого напряжения. — Потом он остановился и посмотрел мне прямо в глаза, — Видите ли, дорогой Александр Васильевич, если сказать по-честному, я — барин… Нет-нет, батенька, — замахал руками Ленин, увидев мой изумленный взгляд, — это непреложный факт, и от него никуда не денешься. Барин и интеллигент! Происхождение и воспитание — это архиважная вещь, и от них во многом зависит поведение человека. Я больше кабинетный работник, привык трудиться за письменным столом, в библиотеках, вести публичные дискуссии и выступать на митингах. Ну, нет у меня мужицкой привычки надрываться, но делать свое дело, не смотря ни на что! Это хлебопашец знает, что один день может кормить год, и будет тянуть свою лямку, надрывая жилы. А так не смогу — сломаюсь.
А сейчас для управления страной нужен совсем другой человек — не боящийся черной работы, со стальной волей и хорошо знающий народ. Все это есть у товарища Кобы, у Сталина. Он — мужик по происхождению… Хоть и грузинский, но мужик. Иосиф Виссарионович вдоволь хлебнул лишений, вырос в нищете, познал измену товарищей, прошел ссылку в Туруханском крае, вдоволь насиделся по тюрьмам, был бит не один раз.
Он привык заниматься именно черной, практической работой. Я прочел, как в вашей истории он справился с управлением государством, причем, в самые трудные моменты его истории. Ведь помимо Гражданской войны у вас были: Индустриализация, Коллективизация, Ликвидация неграмотности. А эта страшная война с германцами! Нет, наверное вы вчера были правы, когда говорили, что Мировую революцию можно сделать только шаг за шагом. Так ходят в горах. Я знаете ли не скалолаз, но жить в Швейцарии и хотя бы раз не сходить в горы… Каждый неверный шаг, это путь в пропасть.
Да, да, все правильно — каждый сверчок должен знать свой шесток! Когда вчера здесь обсуждался состав будущего советского правительства, я еще колебался, считал, что товарищ Коба рвется к власти, не имея на то ни таланта, ни заслуг. Теперь же я буду на заседании ЦК нашей партии отчаянно поддерживать его, и только его кандидатуру. Да-с!
А мне тоже найдется работа, архиважная и архисрочная! Надо заняться теорией коммунистического движения. Исходя из тех данных, которые я получил от вас, необходимо будет разработать новую тактику коммунистов в борьбе за власть трудящихся. Надо будет учесть и наши и ваши ошибки. Работы здесь — непочатый край. И работа с Советами. Это тоже важнейшее направление нашей деятельности. Так что, уважаемый Александр Васильевич, считайте меня вашим союзником, и рассчитывайте на мою помощь…
— Ну, что ж, — сказал я, — тогда вы с товарищем Сталиным составите «тандем». Вам приходилось, наверное, кататься на подобном велосипеде?
В глазах у Ильича заплясали чертики. Конечно, на таком тандеме он катался не только со своей Наденькой, но, и с «товарищем по партии» Инессой Арманд. Ленин почесал непривычно бритый подбородок и сказал, — Я понял вашу аналогию, крутят педали двое, а руль только у одного…
— Зато обязанность второго смотреть вдаль, — парировал я, — сидящий за рулем смотрит на дорогу, а сидящий за ним указывает направление и предупреждает о грядущей опасности. Да и цель у велосипедистов общая…
— Хорошо, — кивнул Ленин, — Только у меня будет к вам одна личная просьба, — он посмотрел мне в глаза, и добавил, — ведь я могу попросить у вас что-то, что вы могли бы сделать для меня, как человека, а не политического деятеля?
— Если эта просьба выполнима, Владимир Ильич, — ответил я, — то мы непременно сделаем то, о чем вы у нас попросите…
— Выполнима, — вздохнул Ленин, — Просьба заключается вот в чем… Когда я умру — не знаю, правда, когда это случится в этой истории, похороните меня рядом с мамой на Волковском кладбище. Не хочу я, чтобы, как в ваше время, быть выставленным на всеобщее обозрение — как какой-то фараон египетский! Хочется быть рядом с родным человеком. Помните, как у Пушкина:
И хоть бесчувственному телуРавно повсюду истлевать,Но ближе к милому пределуМне всё б хотелось почивать.
— Пусть будет так, Владимир Ильич, — сказал я. — Мы выполним вашу просьбу. Только не спешите умирать, дел нам всем предстоит еще много…
Часть 4. Самый лучший день
14. (01.)10.1917 6.00. Петроград. Таврический дворец
Журналистка Андреева Ирина Владимировна.«Главное нАчать, и прибылЯ пойдут» — так кажется, говаривал один отрицательный персонаж той нашей недавней истории. Тот самый, что с пятном на лысине. Но, к черту Меченого, сегодня более актуальной будет строчка из песни времен молодости моих родителей: «Сегодня самый лучший день, пусть реют флаги над полками…» Действительно настроение приподнятое, и к тому же налетевший южный ветер разогнал обложившие небо тучи, через которые даже проглянуло бледное осеннее солнце.
В такой день самое-то начинать строительство нового государства, новой политики, и новой жизни. Но это новое, уже подзабытое нами старое. Нам довелось заново строить страну, которую мы уже однажды потеряли. Я знаю, что этот праздник перейдет в тяжкий нечеловеческий труд спасения России. Новому правительству в наследство от предшественников достались авгиевы конюшни, заполненные навозом до самого верха. Для того чтобы заняться этим геракловым трудом, сегодня с утра пораньше в Таврическом дворце, собираются особые люди, и имя им большевики. Самое главное, что в отличие от того правительства, которое мы оставили в XXI веке, среди них нет ни одного вора, дурака или предателя.
