Лукоморье - Равиль Нагимович Бикбаев

Вечер был хорош, свежезаваренный чай от еще сохранившегося подарка Повелителя Царства Мертвых был ароматен, но от испеченного накануне вкусного шоколадного тортика не осталось и кусочка. Зато Вяземская, следуя питерской гостевой традиции принесла с собой чудные воздушные малокалорийные пирожные, которые делал их повар. Пушкин наверху в кабинете страдал и писал свой роман, а Наташа и Маша на большой кухне обсудив основные теории антропологии, болтали, наслаждаясь здоровьем, молодостью, тишиной, чаем и беседой.

— Что-то я стала к парням равнодушна, — пожаловалась Маша, — никто не нравится, а мне шестнадцать, самое время от гормонов на стенку лезть, а еще я чувствую, как злой стала, беспощадной, прямо змея, кроме близких никого не жаль. Это патология?

— У тебя был сильный стресс, — успокоила ее Наташа, — он забрал очень много нервной энергии, почти всё что было из тебя высосал, теперь твой организм восстанавливается, он защищаясь бессознательно выставляет блокаду сильным внешним раздражителям. Чем меньше эмоций, тем быстрее ты окончательно выздоровеешь.

— А злоба, — нахмурилась Маша, — я иногда чувствую, что она меня так распирает, змеей шипеть и жалить охота,

— Госпожа Жизнь отвесила тебе оплеуху и из твоего уютного мирка, вышвырнула в другую реальность, а злоба — это твой ответ новому миру и страх перед ним, — объяснила Наташа, пожала плечами, — восстановится нервная система, пройдет страх и с ним приступы не мотивируемой злобы. Ато что добренькой сентиментальной слюнявой самочкой ты уже никогда не будешь, так это и хорошо. Не бойся Маша, если ты любишь маму и папу, думаешь о них, заботишься о маме, то ты выздоравливаешь. И как я вижу, это выздоровление идет быстрее ожидаемого, а уж твое решение перейти на индивидуального обучение и начать работать в деле отца, это отличная восстановительная терапия и почти идеальное психологическое решение. И ты это сама выбрала, никто не подсказывал, молодец.

Маша покраснела от удовольствия, ей нравилось, что человек которого она уважает и у которого она учится, так высоко ее оценивает.

Хорошо, что она пока еще не приступила к изучению психологии, подумала Наташа, а то бы знала, что похвала это один из самых эффективных приемов манипулирования личностью.

— А женский вопрос можно задать? — поинтересовалась Маша,

— Попробуй, — насторожилась Наталья Николаевна и отставила чашку с чаем, полагая, что вопрос будет из интимной жизни и почти угадала,

— Мне когда-то придется заново с парнями отношения выстраивать, — чуть смущено спросила Маша, — и я хочу сразу определиться, как относится к тому что до меня было,

— Никак, — пожала плечами Наташа, — даже не поднимай эту тему, а вот если он начнет сравнивать кто лучше, сразу бросай, ты такая одна, не нравится, иди к другим,

— Вы так и относились к пресловутому списку Пушкина?

— Когда я выходила замуж, — тихо ответила Наталья Пушкина из девятнадцатого века, — ни про какие списки я не знала, светские сплетни слышала, но дурочкой я никогда не была и прекрасно понимала, что у зрелого мужчины были женщины, но для семьи и для общей судьбы он выбрал меня,

Наталья Николаевна из девятнадцатого века тихонько засмеялась и доверительным тоном продолжила:

— Тогда сексуальное образование получала каждая девушка, мамы рассказывали, тетушки, старшие семейные сестры, замужние подружки, так что психологическая невинность юной девушки, это миф, всё мы знали, включая и физиологические подробности. Переход от теории к практике был не таким уж и неожиданным. Ну а дальше многое от мужчины зависело, сумеет овладеть женщиной и удовлетворить ее, все нормально будет, а если нет, то быть тебе рогатой скотиной. Мы женщины, — сухо с нотками надменности произнесла Наталья Николаевна, — умеем быть беспощадными. И что бы никогда не возвращаться к этому вопросу, с Сашей у меня все было нормально, рогатым он не был тогда и не будет сейчас, а без ссор и скандалов семьи не бывает.

— Ну тогда в девятнадцатом веке наверно сложно было с любовником мужу изменять? — с неистребимым женским любопытством заинтересовалась Маша,

— У меня такого опыта не было, — засмеялась Наташа, — но подруги в светских салонах делились тем как они этот вопрос решали, в принципе, при желании ничего сложного. Моя троюродная сестра Идалия так вообще любовников на дому принимала, ее мужа офицеры кавалергарды звали «божей коровкой», кстати на ней и Дантес отметился, а ее мужу все это было безразлично, плевать он нее хотел, пусть на ней все желающие как на публичной кобыле катаются, он по актрисулькам бегал. Ее это бесило. Таких семей в светском обществе Санкт-Петербурга полно было,

— А что не разводились? — удивленно спросила Маша,

Пирожные были съедены, чай выпит, собеседницы перешли в гостиную и уселись в уютные кресла,

— Тогда это не просто было, — поморщилась Наталья Николаевна из девятнадцатого века, — хотя, — грустно улыбнулась она, — моя бабушка по материнской линии Еуфрозиния Ульрика фон Поссе, урожденная Липхарт, до беспамятства влюбилась в моего женатого дедушку Ивана Загряжского, бросила мужа и дочь, бежала с ним, ее муж с ней развелся. А женатый Иван Загряжский привез беременную любовницу Ульрику в поместье к жене, бросил ее там и преспокойненько уехал. Скотина! Его законная жена бедную женщину не выгнала, приютила. Дочке от этой связи дали фамилию Загряжская, это моя мама, Наталья Ивановна Гончарова, в девичестве Загряжская.

— О чем болтаем? — спросил Пушкин, спустившись в гостиную из кабинета, — потешно демонстративно повел носом, — Чай пили?

— Тебе оставили и чаю и пирожных, — по-домашнему уютно сообщила Наташа, — сейчас принесу.

— Да вот список ваш обсуждаем, — с беспощадной откровенностью юности, сообщила Маша, когда Наталья Николаевна вышла на кухню.

— И это не список стихотворений, — понимающе улыбнулся уставший Пушкин, присел на диван, вытянул ноги в домашних тапках, — этот дурацкий список, любопытствующие обсуждают больше чем мои стихи и прозу. «Пушкинисты» целые детективы написали, разгадывая кого это там поэт зашифровал. А не было никого списка, — беззаботно засмеялся Пушкин, — я просто пошутил,

— Я сама в сети читала, — запальчиво взорвалась Маша и осеклась, глупо спросила:

— Как это не было?

— Да так, — ухмыльнулся мужчина, — был вечер у Ушаковых, девицы Катя и Лиза, со свойственным девушкам в этом возрасте любопытством спрашивали про любовные отношения, ну я им ради забавы этот список с произвольным набором имен в альбом и написал.[140] А потом в шутку упомянул в письме к Вяземскому про сто тринадцатую любовь. Где же истина господа любопытствующие, тридцать семь или сто тринадцать?

— И где истина господин Дон Гуан? — насмешливо спросила Наталья Николаевна, поставив поднос с чаем и корзинку с пирожными на журнальный столик и попросила:

— Только «Каменный гость»[141] не читай,

— А вот