Желудь - Михаил Алексеевич Ланцов
— Ты сейчас с кем разговариваешь? — осторожно спросил Вернидуб.
— А? — откликнулся Неждан, словно выплывая из своих мыслей.
— Ты сейчас со мной говорил?
— А тут разве есть кто-то еще? — оглянулся он. — Что-то не так?
— У тебя взгляд стал странный и ты словно куда-то провалился. Знаки какие-то на земле начал черкать. Да говорить будто с кем-то иным про совершенно непонятные вещи.
Парень замер, внимательно глядя ему в глаза.
Отвлекся.
Увлекся.
И вот, снова создал ненужный мистический прецедент. Вон — судя по виду и взгляду седого, тому какая-то чертовщина почудилась снова.
— Тебе эти знаки непонятны, что ли? — после затянувшейся паузы, спросил Неждан, прекрасно зная ответ. Но перевести тему требовалось.
— Первый раз их вижу. Что у ромеев, что у эллинов ничего похожего даже не примечал. Хотя они любят знаки всякие малевать везде.
— Это — цифры. Один, два… — начал перечислять их парень, рисуя.
Вернидуб задал уточняющий вопрос.
И понеслось.
Следующие часа три они провели, чиркая всякое на земле. Знакомясь с числами, цифрами и базовыми операциями арифметики.
Ведун, разумеется, почти ничего не запомнил. Но проникся. Особой нужды лично он в подобном счете не испытывал, однако, житейского опыта хватило, чтобы оценить пользу.
Огромную.
Просто невероятную бытовую пользу. Пусть и не частую, и не всем. Во всяком случае для ведунов — вещь бесценная. И весьма нехитрая. Вон — ему показали разок, он взял, да и запомнил… кое-что.
— А слова так тоже можно рисовать?
— Конечно, — кивнул Неждан. — И музыку можно. Но я того не разумею.
— Музыку?
— Разумеется. — произнес он, после чего нарисовал пять горизонтальных линий со значками нот. Ну, тех, что вспомнил. — Это октавы, — потыкал он палочкой. — Это ноты. Там еще какие-то ключи нужны. Но вообще — я об этом почти ничего не понимаю.
— Ха! Не понимаешь?
— Совершенно. — максимально серьезно ответил Неждан. — До, ре, ми, фа, соль, ля, си. Семь нот. Но как их использовать?.. — развел он руками. — Ладно. Мы отвлеклись.
— О нет! Это все очень интересно!
— Думаешь?
— Запись счета и слов — великое дело! Только черкать на земле… как-то… странно. А ежели я хочу записать свой счет и передать его кому али сохранить?
— Так в чем беда? Бери бересту, да черкай по ней. По внутренней стороне. Али по какой дощечке. Ну или камню. Хм. Да даже можно из глины табличку сделать — плоскую такую. Повялить. Записать. Потом высушить и обжечь. На века будет. Что на камне.
— Так просто?
— А чтобы временные записи делать, — словно не услышав его, продолжил Неждан, — можно дощечку сделать да покрыть ее толстым слоем пчелиного воска. Ну и палочкой по нему чиркать. Когда же не надо — затирать. И сызнова.
— Я видел, как эллины записывали свои слова так. — кивнул Вернидуб. — А еще макали во что-то перьями гусиными да ими писали.
— И так можно. — кивнул Неждан. — Тушью или чернилами по бересте, пергаменту, ну, коже то есть, папирусу или даже бумаге.
— О папирусе и бумаге не слышал.
— Не беда. — улыбнулся парень. — Надо будет — покажу и расскажу. Сейчас это все лишено смысла.
— Отчего же?
— Кто, что и для кого будет писать? — еще шире улыбнулся парень. — И как? Мне не известно письма для нас. Тоже письмо ромеев без доделок не пригодно, из-за того у них иная речь, как и у эллинов.
— Записи очень пригодятся по травам, посевам и прочим важным делам. — предельно серьезно произнес Вернидуб. — Всяким, может и нет, но нам, ведунам — очень нужно. Как и счет уметь вести нужно.
— Слово о богах бы еще записать…
И они продолжили болтать, так никуда и не отправившись в тот день. Слишком уж Вернидуб оказался возбужден и увлечен. Да и сам Иван-Неждан.
Сначала ему захотелось просто сделать все привычным манером. Но довольно скоро он обнаружил сильное отличие состава звуков. Из-за чего обычная графика русского языка требовала серьезной доработки.
А еще немного подумав, уткнулся в практику использования. Бумаги с хорошими чернилами еще очень нескоро будет в достатке. Поэтому многие века большинству придется писать на бересте, дереве, камне, глине и так далее. Поэтому сильно мудрить с формой было не желательно.
Из этого же дефицита носителей проистекала и другая проблема. Места-то мало. Посему запись звука двумя и более буквами выглядела чистой воды расточительством. Да чего уж там? Вредительством.
Вот он и думал. С легким ужасом осознавая, что в текущей ситуации может вводить все что угодно.
Вообще.
Даже китайские или египетские иероглифы…
Наступающая же зима весьма располагала к такого рода размышлениям. Короткий световой день. Продолжительное сидение в полуземлянке у горящего огонька.
Не в нарды же время коротать?
— О чем задумался? — спросил Вернидуб Неждана уже вечером, когда они завалились спать.
Парень промолчал.
— Кого ты хочешь обхитрить? Вишь, как дышишь. Не спутать. Не спится, что ли?
— Не спиться. Думки будоражат, — нехотя произнес Неждан. — А тебе?
— Тоже. Все никак не могу успокоиться. Лежу и представляю, что держу в руках то… ту… про что мне так страстно рассказывал?
— Про книгу?
— Да. Точно. Закрываю глаза. И вижу, как держу в руках книгу. А там — все травы описаны. Отчего ни заболей — всякое лечение найдется. Ежели такая у всех ведунов будет… эх…
— Ты как вздохнул тяжко.
— Мать у меня померла совсем молодой. Сначала кашлять начала. Потом гореть. Так и сгинула. А ведун, что