Зимняя война - Влад Тарханов
– А большевики не успеют ударить первыми?
– Польская война и финская кампания показали, что русские хорошо умеют обороняться. В наступлении они слабоваты. Я бы не боялся их первого удара. Я бы боялся затяжной войны на истощение, такой же, как Великая война. Поэтому наш шанс – решительный быстрый бросок, война стремительная, по типу польской компании. Блицкриг! Чтобы они не успели эвакуировать промышленность, не сумели мобилизовать массу населения, а мы смогли использовать их промышленный потенциал и сельское хозяйство. В любом случае, я не исключаю возможность этой компании. Но ее успешность – очень сложный вопрос, если вообще возможный. Пока ничего более сказать не могу. Нужно больше данных, герр адмирал.
– Если у меня появятся новые данные, Ганс, я попрошу вас уделить мне еще немного времени.
– Надеюсь на это! Прозит!
На этот раз они выпили до дна, чтобы через несколько минут разошлись, так и не произнеся банальности о том, что никто никому про эту беседу и документы ничего рассказывать не должен. Зачем произносить то, что умным людям и так понятно.
Куда я попал
Москва. Кремль. 9 февраля 1940 года
Да, к Сталину я не попал. Со мной разговаривал сам товарищ Берия. Думаете, это недостаточный для попаданца уровень? Да это запредельный уровень с моими стартовыми возможностями! Когда я планировал свои действия, был уверен, что даже Шапошников для меня предел, к которому я доберусь еще не скоро. Поэтому и решился на несколько «точечных» воздействий. Ну что же, придется менять стратегию поведения, если мне это дадут. А пока я в кабинете, который не кабинет Берии, скорее всего, эта какая-то переговорная комната или комната отдыха, курительная, например. Это я сужу по обстановке: несколько небольших столиков, пепельницы, аккуратный бар из ценной породы дерева, что там? Водка, коньяк, минеральная вода… Тарелочки с закусками. Да, тут сидели маленькой компанией. Мне даже не хочется думать, кто мог быть в этой комнате из реальных исторических персонажей.
– Так кто такой товарищ Штирлиц? – голос наркома, певучий и мягкий прямо-таки искрился от растворенной в нем патоки. Умеет товарищ Берия притвориться добрым дядюшкой, только-только спустившимся с гор.
– Это собирательный образ советского разведчика, работающего в логове нашего врага – нацистской Германии, в частности в РСХА, достающего нам важные сведения о положении дел в руководстве страны. Он получился из «Красной капеллы», Шульце-Бойзена, Арвида Харнака, Вилли Лемана и других товарищей, работающих на нашу страну за рубежом.
И куда делась внешняя расслабленность, умиротворённость, ледяное спокойствие мудрого горца? Ни поза не изменилась, мускул не дрогнул на лице, а вот взгляд сразу стал колючим, похожим на прицел снайперской винтовки. А кому понравиться, когда какой-то комбриг оперирует фамилиями, которые в стране знают единицы?
– Кто ты такой, комдив Виноградов? – вот мы и переходим к сути допроса. Берия начал серьезный разговор, мгновенно поменяв позу: тело наклонено вперед, ноги переплетены, никакого расслабления нет и в помине, скорее всего, сжатая до отказа пружина, готовая к моментально вырваться из плена и нанести удар… И все-таки это не формальный допрос. Если бы меня хотели допросить, был бы подвал, не на Лубянке, думаю, тут, в Кремле, тоже есть приспособленные помещения. Это как дружеская беседа Штирлица и Мюллера. В камере. А тут вполне цивильный зал, только опасность не меньшая, нежели в подвале у Мюллера.
– Товарищ народный комиссар…
– Я знаю свою должность, товарищ Виноградов, обращайтесь ко мне товарищ Берия.
Меня прервали самым бесцеремонным образом, буравя взглядом сквозь пенсне.
– Так точно, товарищ Берия! А можно уточнить, что вы имеете в виду под этим вопросом? Чтобы не оказаться в ситуации Платона.
– Ну, на общипанного петуха с плоскими ногтями, ты, комдив не похож. И все-таки, не делай вид, что тебе мой вопрос не понятен. А заодно, уточни, кто такой Штирлиц? И почему я должен был на него смотреть?
Извините, что немного отвлекусь от нашего разговора, но хочу заметить несколько моментов, они сразу мне бросились в глаза или в уши, даже не знаю, как сформулировать. Во-первых, у Лаврентия Павловича Берии акцент, который у нас именуют почему-то «кавказским» присутствовал, но был каким-то мягким, я такого не слышал, впрочем, с уроженцами Кавказских гор я встречался достаточно редко. Вообще нет ничего глупее выражения «лицо кавказской национальности». Там столько народов перемешано, но при этом между собой так и не смешавшихся! Так вот, голос у товарища Берия мягкий, бархатистый. Наверняка, красиво поет. И слух судя по всему музыкальный, ну что, комдив, понеслась плясать губерния!
– Меня зовут Андрей Вячеславович Толоконников, я прибыл сюда с заданием: оттянуть начало войны с Германией с 22 июня 1941 года на май-июнь сорок второго.
– Ты меня за идиота не держи, гражданин комдив! Я точно знаю, что ты Виноградов Андрей Иванович, 1899 года рождения из деревни Жегалово Тверской области. И знаю, что ты не комдив Виноградов, уверенно знаю. Комбриг Виноградов обычный середнячок. Он, как ты действовать не мог. Человек тот же, а действует совершенно по-другому. А объяснить этот парадокс не могу. А ты вместо того, чтобы все спокойно разъяснить народному комиссару внутренних дел еще и издеваешься над ним. Так получается?
– Никак нет, товарищ народный…
– Ээээ!
– Извините, товарищ Берия.
– Продолжай, да…
– Комбриг Алексей Иванович Виноградов был расстрелян одиннадцатого января сорокового года по решению военного трибунала за потерю управления 44-й дивизией и бегство с поля боя. Кроме него был расстрелян начальник штаба дивизии Волков и начальник политотдела дивизии Пахоменко. А я хотел жить. Вот и пришлось вертеться.
– Вот как… – никакого доверия в голосе наркома я не почувствовал, наоборот, волна недоверия захлестнула меня, обдав ледяным душем – с ног и до головы.
– Так точно, товарищ Берия. Мне удалось заменить в Ленинграде совершенно не способного к работе полковника Волкова на толкового майора Черникова. А комиссар дивизии, который в ЭТОЙ реальности заболел, в НАШЕЙ реальности погиб шестого января, пробиваясь из окружения. Моя дивизия была разбита по частям. Комбриг Виноградов стал паниковать. Боевую работу наладить не смог. С решением военного трибунала я совершенно согласен. Вот только мне хотелось жить. Извините, вижу, что вы мне не верите.
– Сложно поверить, гражданин комдив…
– Есть такой
