За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг
Рубаха на боку у Сурана задралась, и под ней виднелся огромный фиолетовый синяк. Ворот лежал неподалёку, через одного, между ним и Чием был Рыжий-старший, на спине, положив под голову чью-то отощавшую за последнее время сумку, и, похоже, спал, крепко и по-настоящему, его сумка с копьями валялась на другой стороне настила, с краю. Придурок озверевший.
Чий сел и огляделся, ежась от холода. Ну и теперь что? Есть нечего, ещё вчера нечего было. Вставать идти? Куда?
Шевелиться не хотелось. Как проснулся Тольнак, он не заметил, когда тот подошёл, Чий успел умыться холодной водой, пересилив себя, и сейчас сидел, ковыряясь по дну мешка, ища в крошках остатки сухарей.
Поговорить толком не получилось, только формально, для вида, Тольнак, похоже, тоже был не в настроении поговорить и тоже думал о чём-то своём. Поэтому и молчание не тяготило, Чий, если подумать, даже рад этому был.
Всё из-за тупости, никогда головы у нас не было, теперь совсем стадо. Возвратиться не можем толком, да раньше дури тоже хватало, у нас её всегда хватало, но раньше бы смогли, ведь проще быть ничего не может, просто туда, откуда пришли, ничего не надо, просто вернуться. Но это когда не стадо вернуться просто, а когда стадо – непросто, стадо возвращаться не умеет. Оно движется только вперёд, вернее, ему кажется, что вперёд, идёшь, ноги переставляешь, значит, вперёд, куда морда смотрит, петляя по сто раз на дню, вкривь, вкось.
Он посмотрел на их нынешний привал, просевший настил из кучи веток на жиже. Место было какое-то странное, глухое, как-то немного по-другому здесь всё выглядело, совершенно непонятно, в какой стороне от их прежней тропы, и этот исполин над ними – огромное дерево, корявое, гнилое и разлапистое, покрытое чуть ли не до середины ковром мха. Чий не думал, что такие бывают. Как будто это другое Болото. Точно, другое. Он уже не сомневался почти, ещё раз быстро окинув взглядом вокруг. Так оно и было: с самого начала думали, что идут прямо, но это им казалось только, а на самом деле, по какой-то жуткой спирали, всё дальше и дальше с каждым днём, не замечая, и, может быть, вчера у них ещё был шанс, хотя и не там они находились, где рассчитывали, но это было ещё их Болото, своё, понятное, а сейчас что-то совсем другое… У Чия аж холодок прошёл по спине, он улыбнулся, рядом сидел Тольнак, безмятежно хрустя сухарём, справа сиреневой ребристой громадой всё также нависал Лес. Чушь. Конечно, это было то же самое Болото, только место другое, ещё нехоженое, заблудились немного.
Совсем я пуганый стал, бред всякий в голову лезет. Он глянул на погружённого в себя, спокойного Тольнака. И ведь не один он, Чий, был вот такой пуганый, из них, тут почти наверняка, бери любого, всё тоже самое, люди одинаковые, это какая-то реакция, внутри черепа, древнее, чем разум, ответ сознания на среду, как со сладким, как и там, не один же он ночами мучается, заснуть не может, когда в памяти вдруг, ни с того ни с сего, неожиданно всплывает вкус лепёшек каких-нибудь, например, и начинаешь представлять, как мажешь на них сироп из киривики, такой сладкий, тягучий, свет, запахи – чуть ли не первая тема для обсуждения. Так и тут, кто знает о чём сейчас, хотя бы вот он, Тольнак думает, такой спокойный на вид. Напуганные, такое уже не обсуждают, о таком молчат. Но тоже, наверняка, всё одинаковое, не эта, конечно, его фантазия, насчёт того, что заблудились, такое хоть когда взбрести может, хотя если бы не испуг этот, сейчас, может быть, вообще ничего не было бы, а сама реакция, как будто подрываться и бежать надо тут же. Наверное, и стадо мы теперь поэтому.
Хотя, может, и к лучшему, что на привал не попали, здесь ещё видимость единства какая-то сохраняется, а там только сдыхать, в Степи быстро или на марях медленно. А ведь не верю я в это, то, что назад оттуда только, это да, а вот в то, что сдыхать, в то, что смерть там, вот это я только знаю, но не верю. Почему? Раньше не приходилось? И в то, что к лучшему это, на самом деле, тоже не верю. Тропа?.. Может быть, но вот во что не верю точно, так это в неё.
Плохой день будет, Чий знал это, по всему плохой должен был быть. И потому что есть с утра нечего, и потому что сегодня после этой мокрой ночи на них с Краюхой обязательно отыграются за то их вчерашнее опоздание, хотя, по сути, не решало оно ничего, не тут, так тысячей шагов дальше, сидели бы. Тропа…
Чий посмотрел в сторону Тольнака и даже удивился немного, он явно о чем-то думал, спокойно, очень размеренно и сосредоточенно, может, и встал сегодня пораньше специально для этого. Те же мысли?
Да мы же теперь с одной поляны скот. Догадка была резкая, хотя, на самом деле, всё очевидно, странно, что об этом он задумался только теперь. Когда выходили, всё было совсем не так, а теперь так, теперь они вдвоем, с одной стороны, те, кто знает, что нельзя сворачивать назад, и все остальные, с другой. Все, даже Краюха, он – в первую очередь. Хреново дело, совсем хреново, опасно, Изран, которому был бы повод, и догадаться об этом давно можно было, если даже сама картина окончательно только в последнее время сложилась, то предсказать, предугадать. В памяти всплыл подслушанный их разговор. Вот он и догадался, не о Краюхе они тогда говорили, может, и Тольнак догадался, молодец пацан, сидит, думает вон, а я дурак, пёрышки с веточками собираю. Хреново дело… И вместе бы нам держаться стоило, какая из нас сила, сидим рядом, об одном и том же думаем и поговорить толком не можем.
Он оглянулся назад, половина уже встала, рылась в мешках, сидела с сонными, безучастными лицами. Было ново и неприятно осознавать, что все они против них с Тольнаком, ну, или хотя бы не с ними. Изран спал, значит, пока ещё было утро, плохой день ещё не начался.
– Значит, стараться надо, а, Тольнак, сколько мы ещё так пролазим?
– Дня три, наверно, четыре. Не знаю, – ответил он почти мгновенно, сначала сказал, а потом, ожив, повернулся. На лице улыбка. – Я вчера думал всё, а сейчас не знаю.
Точно, тоже думает.
Чий понимающе усмехнулся в ответ.
– Успеешь?
– Путь в три дня, в Болоте где не был ни разу? Да запросто, хоть сейчас.
Посмеялись.
– А серьёзно если?
– Не
