Шпана (СИ) - Тамбовский Сергей

— И это верно, дядя Антон, — продолжил я, понимая уже, к чему он клонит.

— Значит скорее всего ты из Нижнего и попал сюда к нам, а значит надо будет тебе туда съездить, может на месте определишься, откуда ты и кто ты. Нельзя же беспамятным всю оставшуюся жизнь ходить, верно?

— Да, конечно, — промямлил я, чтобы что-то сказать, а так-то мне совсем не светило возвращаться в Нижний, где меня с нетерпением ждала куча заклятых друзей. — Но это не завтра и не послезавтра. К концу недели съезжу наверно… сколько тут до города-то добираться?

— Это смотря как, — ответил Антон, — если верхом на лошади, так час всего, а на телеге или пешком поболе будет, к обеду попадёшь на ярмарку, если выйдешь пораньше.

На этом мы с ним и закончили наши переговоры, а наутро после завтрака (стакан молока с пшённой кашей из печки) он меня с собой потащил.

— Ну вот наш завод, — сказал он, когда мы добрели до входных ворот, на которых было написано, что это «Компания Нижегородской машинной фабрики», — сейчас я тебя сдам с рук на руки одному товарищу, а сам вон в тот цех пойду (и он указал, в какой). Заходи, когда с тобой что-нибудь прояснится.

И он сдал меня с рук на руки пожилому суровому мастеру в очках (!), первый раз в этом времени вижу человека в очках. Прохором Михалычем представился, начал допрашивать:

— Как звать, откуда, чем раньше занимался?

Пришлось скормить ему ту же историю, что я только что прогнал Гордеевне с Антоном, он задумчиво выслушал, потом пригласил в цех, в другой, не в тот, куда Антон ушёл.

— С паровыми машинами знаком? — спросил он меня, похлопывая по боку как раз таки такую машину.

— Насколько я могу вспомнить, да, имел дело, — осторожно отвечал я.

— Ну тогда попробуй запустить вот эту, она у нас два дня сломанная стоит — если запустишь, тогда продолжим разговор, — и он махнул рукой, разрешая мне заняться делом, а сам отошёл в сторонку, чтобы не мешать.

— Инструменты тут ведь понадобятся, — сказал я ему в спину.

Он развернулся и выдал мне коробку с инструментами, я мельком глянул — вроде всё необходимое тут имеется. Ну и начал ковыряться с машиной… битых два часа мне понадобилось, чтобы только найти неисправность, вымазался, как чёрт, но нашёл. Если уж быть совсем точным, их две было, неисправности — первая, это перегрев коренных подшипников, затянуто было слишком сильно, вылечилось ослаблением затяжки, ну и смазки туда я, конечно, не пожалел добавить. Но это, так сказать, полбеды было, а главная-то проблема заключалась в золотнике, точнее в зазоре между ним и золотниковым зеркалом. Из спускной камеры, короче, валил густой струёй пар, а кривошипы с шатунами стояли как вкопанные. Пришлось целиком заменить оный золотник, оказавшийся сильно покоробленным и не подлежащим восстановлению.

Через три полных часа агрегат заработал, как новенький. А тут и мастер Михалыч подоспел, обошёл машину кругом, внимательно послушал, как там стучат её внутренности и остался вполне удовлетворён.

— Считай, вступительное испытание ты прошёл успешно, пойдём в заводоуправление — буду рекомендовать тебя в свои помощники. С испытательным сроком, конечное дело…

— А жалование мне какое положат? — решил я включить шкурный вопрос.

— А вот на месте и определимся… не боись, не обидим, — покровительственно ответил мне Михалыч и повёл в заводоуправление.

В заводоуправлении мне не сказать, чтобы сильно обрадовались, пришлось ещё минимум трижды повторить свою легенду про потерю памяти, но в итоге мне было сказано сегодня таки погулять, пока тут организационные вопросы порешаются. А вот завтра с раннего утреца и подходи. А пока свободен.

Ну я сильно не расстроился, поблагодарил ещё раз душевного мастера Михалыча и отправился в цех, где работал Антон. Нашёл его довольно быстро (вообще довольно странная система безопасности в этом времени — хоть бы кто спросил меня, что это ха хрен тут в рабочее время ошивается, никому это интересно не было), Антон оторвался от текучки на пару минут, выслушал меня, а потом сказал, что всё, кажется, хорошо, иди домой и отдыхай. А вечером дополнительно поговорим.

И я пошёл домой… ну как домой, дома у меня теперь же не было, к Гордеевне, короче говоря, я пошёл. Возле дома на завалинке сидел малец Архип и широко зевал, прикрывая рот рукой.

— О, здорово, Саня, — обрадовался он мне, — как там на заводе у тебя прошло?

— Всё хорошо, Архип, — ответил я, — с завтрашнего дня меня берут помощником мастера в первый корабельный цех.

— Ну и ладушки, есть хочешь?

Есть я пока не хотел, а чтоб без дела не болтаться, предложил выпасти их козу, Архип сразу и согласился.

— Её Машкой зовут, она смирная, не бодается. Ну почти не бодается. А пасти её лучше всего вон в той стороне, — и он махнул рукой куда-то на юг, где сейчас солнце висело.

Я взял в руки длинную хворостину, коя именно для выпаса и была тут предназначена, выгнал Машку из хлева и мы вдвоём подались за околицу. Кстати, граждане, вы никогда не пасли коз? Или коров? Не? Занятие это не сказать, чтоб сильно утомительное, но занудное, это да. Постоянно надо держать стадо под присмотром, а то отвлечёшься, потом собирай его до ночи.

Нашёл поляну с высокой нетронутой травой, запустил туда Машку, а сам разминаться начал, давно физическими упражнениями не занимался. И вот, когда я в очередной раз присел, а потом подпрыгнул, раздвинулись ветки кустов жимолости (их тут ужас, сколько много было), и в просвете появилась голова моего брательника Лёхи. Одну руку он при этом прижимал к губам указательным пальцем, показывая, чтоб я помалкивал, а в другой руке у него был наган со взведённым курком.

— Привет, — обрадовался я, но тихо, как просили, — ты как тут оказался?

И я медленно начал смещаться по направлению к нему, но он почему-то поднял наган на уровень глаз и сказал:

— Стой, где стоишь, и не дёргайся, а то я за себя не отвечаю.

Мне понадобилась целая минута, чтобы как-то свети концы с концами, после чего я продолжил:

— Коза убежит, можно я её привяжу хотя бы?

— Козу привяжи, но близко не подходи.

Подманил Машку поближе, закинул верёвку ей на шею, привязал к ближайшей берёзе. Потом повернулся к Лёхе:

— Ну и что всё это значит, братец ты мой ненаглядный?

— Какой ты мне нахрен брат? — тут же нашёлся Лёха, — я с Санькой 15 лет бок о бок прожил, думаешь, я сразу всё не понял после той молнии?

— И что ты понял? — прикинулся я тупым, — ты объясни, а то я что-то не въезжаю.

— Дурачком-то не прикидывайся, — хмуро отвечал брат, по-прежнему держа наган в прицельной позиции, — не брат ты мне, а неизвестно кто в его шкуре. Может чёрт, может колдун или ещё кто. Не мог Санька знать тех вещей и уметь делать то, что ты делаешь…

— И ты, значит, все эти два месяца ваньку валял и придуривался? — спросил, чтобы что-нибудь спросить.

— Значит, валял, — твёрдо отвечал он.

— И я так подозреваю, что последние мои неприятности тоже ты организовал?

— Тоже я…

Я без приглашения сел на пенёк, который рядом оказался, положил ногу на ногу и продолжил:

— Как там на мельнице-то без меня дела идут? Кто за главного теперь в нашей коммуне?

— Я теперь главный, — отвечал Лёха, — а дела неплохо идут, вторую макаронную линию смонтировали, кино досняли, если это тебе интересно.

— Очень интересно. А когда премьера будет, ну первый показ то есть…

— Через неделю и будет, пригласили кучу гостей.

— Матвей Емельяныч как? Про меня не спрашивал?

— Спрашивал конечно, мы сказали, что тебя Серафим в своё подземное царство утащил, он и успокоился.

— Понятно, — протянул я, — и что же ты теперь делать собираешься? Меня мочкануть и дальше рулить делами на свободе?

— Если сейчас не договоримся, то мочкану, — отвечал брат.

— И о чём же ты со мной договариваться собрался? С наганом-то в руке?

— Я не знаю, кто ты и откуда явился, — начал брат, — но знаешь ты и верно, очень многое. Только суёшься в разные места, куда не надо бы… так вот моё предложение такое будет… ты остаёшься в этом вот Сормове… да, я всё про тебя знаю, и то, что тебя на завод берут, тоже… и никуда отсюда носа не суёшь дальше городской окраины…