Валерий Шелегов - Санька — добрая душа

Валерий Шелегов

Санька — добрая душа

1

— Прибыли, — бухнул Санька с ходу. — Кое-как нашёл ваше заведение, — принялся он объяснять медсестре. — Аэропорт забит людьми — присесть с детьми негде. А у меня их двое. Вот, — показал он спящую на руках девочку. — И там… Доча, зайди сюда.

На зов Санька в медпункт зашла девочка лет шести и присела на больничную кушетку рядом с мальчиком такого же возраста. Малыш, видимо, сидел давно в медпункте аэропорта и заморенно клевал носом.

— Дайте нам справку в комнату матери и ребёнка. Иначе нас туда не берут, — посетовал Санька, мельком скользнув по малышу. — А самолёт наш только завтра утром…

До прихода Саньки дежурная медсестра тихо переговаривалась у окна с милиционером. Выслушав просьбу Саньки, попросила:

— Минутку, гражданин, помолчите, раз уж ворвались без вызова. Закончу с товарищем, тогда уж и с вами решать будем. Присядьте.

Санька покорно присел на кушетку, подладил на руках спящую полутора годовалую дочку.

— Что же делать с мальчиком? — медсестра посматривала с досадой на малыша, ждала решения милиционера. — Отец мальчика снят с рейса, нуждается в лечении. Куда ребёнка пристроить? Мать телеграммой вызывать? Из Магадана скоро не прилетишь.

— Простите, — вмешался Санька в разговор. — Я тоже из Магадана. И если нужна помощь?..

— Даа? А куда вы летите? — с интересом уставились и милиционер, и медсестра.

— Да здесь, в крае. Дня через два — назад, в Магадан. Детей к родителям везу.

— А вы не пьёте? — вдруг стала подозрительной медсестра.

Санька покраснел от неожиданности. Он действительно не употреблял горькой. А покраснел потому, что испугался: не поверят.

— Да нет, вроде, — тихо, но твердо сказал он.

— Все вы не пьете,… Отец малыша тоже утверждает, что не пьющий, а от самого перегаром на версту разит. Эпилептик на почве пьянства. Пришлось снять с рейса и госпитализировать. Вы что — на северах все так много пьёте? Беда с вами, с северянами. Как приходит рейс, так кто-нибудь да попадает к нам. То эпилепсия, то белая горячка… Ваши документы…

Милиционер внимательно изучил паспорт, передал документ медсестре.

Медсестра отложила паспорт под настольную лампу, обратилась к мальчику на кушетке.

— Коля, дай дяде место. А вы положите девочку, не держите на руках.

— Документы у гражданина в порядке, пойду к отцу мальчишки. Может, согласится отправить его к матери назад в Магадан, — объявил милиционер.

Санька устроил спящую дочку на кушетке, присел перед мальчишкой.

— Полетишь со мной к маме?.. — тронул почти спящего мальчика за подбородок.

В первую секунду, после того как мальчишка поднял грязное от засохших слез личико, Санька готов был поклясться, что ему померещилось, что он заснул на ходу и все, что происходит в медпункте — это сон. Но ошибки нет: да, несомненно, это он, Колька. Те же Тонькины глаза, та же виноватая улыбка… Нехорошо стало на душе у Саньки. Но Колька помнить его не мог.

— Тебя… Коля звать? А фамилия у тебя, какая? — тихо спросил Санька.

— Коля.…Знал мальчишка и свою — его, Санькину фамилию. Ошибки нет: это Тонькин и его… Санькин сын.

2

Человек, с которым следовал мальчишка, содержался милицией в глухой комнате в конце коридора медпункта. Санька узнал его. Хоть и прошло три года. И виделись-то они один раз в жизни.

Женился Санька Смолокуров рано. Сразу же после армии. Взял Тоньку с ребёнком. С грудным. Никто не знал, почему он так поступил. Все были против такой женитьбы. Но у него любовь. С первого взгляда. Не попрешь…

Расписались. А чтобы убраться подальше от злых языков и нарекания родителей, через полгода решили они с Тоней податься на Север. Он шофер, работу всегда найдёт. Она посидит год-другой с Колькой, а там и её куда-нибудь пристроит. Тоня согласилась.

Ехал Санька с Тоней не на пустое место. Друг у него армейский жил на Севере. На золотом прииске. К нему и ехал.

Первое время друг помог. Жили у него на квартире. Работать устроился. Потом дали Саньке домик с печным отоплением. И началась жизнь. Хорошая жизнь. Курсы «белазистов» закончил, золотые пески на полигонах возил, уголь с разреза.

Маленького Кольку, которому пошёл второй год, устроили в ясли. Тоня устроилась работать на автозаправку.

И доволен был Санька жизнью. Собой. Сынишкой. Тоней.

Приедет из рейса ночью, стук-стук тихонько в дверь, а дверь — раз и распахнулась. Будто чувствовала Тоня. Когда он появится, ждала.

Он за столом, а она — напротив. Сидит, улыбается. «Хорошо живем?» — спросит он. «Хорошо, — довольна Тоня. — Только вот дома ты мало бываешь». «Погоди, Тоня, я для тебя…» Но что он может ещё сделать для неё, Санька не мог сказать. Любил…

И всё шло хорошо. Так на Севере прожили год. А потом началось.

Часто теперь по ночам Санька громко стучал дверь, ждал, пока Тоня встанет и откроет. Бывало, и спать ложился голодным.

— Денег что ли нет? — ворчал сдержанно на жену Санька. — Зарабатываю десятки тысяч, а в холодильнике хоть шаром покати.

— Заныл. Заныл, — кривилась раздражённо Тоня. — Я тоже работаю. Мог бы и в столовую на трассе зайти. А у меня времени у плиты стоять нет. За Колькой стало некогда присмотреть.

— Деньги есть, холодильник затарить нетрудно, — упрямо гнул свою линию Санька.

— Откуда им быть? — изумила известием Тонька. — Я, голая должна ходить?

Санька молчал. На Севере бабы избалованные, меха им подавай. И Тонька туда же, думал он про жену. Да и красивая Тонька, в дерюжку не оденешь — раз живём. Сам же он мечтал скопить денег на добрый дом в Сибири. Засыпал. Проходила обида. На Тоньку ведь обижался, не на кого-нибудь.

А утром опять гараж, опять баранка и долгая, как жизнь, присыпанная угольной крошкой дорога. Не обидчивый он. Тонька ведь обижала. Да и обижала ли?

Однажды на угольный разрез он съездил быстро. Удачно попал: не было очереди на погрузке, без волокиты оформил и «товарно-транспортную». И в четыре утра уже притормозил машину в конце проулка. Это чтобы соседей не беспокоить.

Идет домой, снежок под ногами хрустит, плечи ломит от усталости, а жизни рад. Тонька не ждёт, — спит тетеря. Обещал только к обеду.

Постучал он тихонько в дверь. Подождал. Опять постучал, — не слышит. Громче бухнул. Тишина. Прошёл к окну на кухне, позвенел монетой по стеклу. Тихо и темно в доме.

И ёкнуло сердце. Кинулся Санька к двери, да и рванул в сердцах за ручку. Не выдержал крючок, слетел с петли.

Щелкнул Санька выключателем, а в его доме мужик одевается. Руки тряские, нога в штанину брюк не попадает. А Тонька, паскуда, груди бесстыдно развалила — простынка по пояс — лежит и курит. Глубоко так затягивается.

Ошалел от такой картины Санька. Ничего понять не может.

— Что же ты делаешь, тварь, а?! Ты бы хоть сына пожалела…

Тонька продолжала курить.

— Что же ты наделала… — шагнул Санька к Тоньке.

— Земляк, поосторожнее, — подал голос мужик.

Санька резко крутанулся к нему.

— А ты дуй отсюда, пока чем-нибудь тяжёлым не заработал. И эту тварь прихватывай…

Тонька отпрянула к стенке, прикрылась до подбородка простынкой.

— Вставай, собирайся и уходи с ним. Слышишь?!

— А сын?..

Маленький Колька спал рядом в кроватке. Печка натоплена, в доме тепло, парнишка раскрылся, раскинул ручонки и сладко посапывал. Сын всегда встречал Саньку радостной суетой. Шел навстречу, тянулся на руки.

— Сын… Хорошо, досыпай ночь. Я в кабине переночую. Но чтобы утром и духу твоёго здесь не было!

Утром Санька не пошёл домой. Разгрузился и опять погнал на угольный разрез. Еще сутки мотался, выбивал из души тоску, ярость, злобу… Прежде чем идти домой: он… готов был её простить, ради Кольки…

А дома ждала его пустая до звона квартира. Даже занавески с окон и те поснимала Тонька. Детская кроватка щерилась на Саньку голой сеткой, в шкафу-самоделке белели три его рубашки: увезла со своим хахалем и Санькины меховые вещи.

И плюнул Санька. Плевать. Он не запьёт. Не такой. Пусть не думает и не ждёт Тонька. Но только нужно уехать. Иначе при встрече с ним, Санька за себя не отвечает…

3

Приехал Санька в Магадан ранней весною. Устроился работать в автобусный парк. И опять пошла жизнь. Про Тоньку как-то и забывать стал со временем… Выгорело всё в душе. Будто и не было её в его жизни. А вот сегодня, в этом аэропорту, вспомнил, увидел жизнь свою прошлую, как вчера. А этот рыжий, не бритый с запойными кругами человек — тот ночной Тонькин гость.

Милиционер объяснил расклад с мальчишкой.

— Вашего сына этот мужчина заберёт и доставит в Магадан к матери.

— Сына?.. Я здоров. Выпустите меня. Я в отпуск лечу… Да, пусть забирает…

К родителям Санька прилетел с тремя детьми. Кольку узнать — мать не могла: грудным был, когда с Тонькой уехали на Север.