За Веру, Царя и Отечество! (СИ) - Кисличкин Михаил
– Сей минут будет, вашблагородие! – Отозвался тут же подскочивший вестовой. – Сделаем в лучшем виде!
От кого другого я бы такой фамильярности в жизни не потерпел, хотя целуются по-приятельски в щеки в этом мире довольно часто, никто в этом ничего предосудительного не видит. Но капитан первого ранга Валк другое дело. Такой вот он дядька, даже не знаю, как сказать…позитивный, что ли. Пьет, как он выражался "в свою плепорцию", но дело свое знает и делает отменно. Фамильярничает, но чувствуешь, что от чистого сердца и полноты чувств. Один маленький факт – командир Меркурия почти каждый день обедал с офицерами крейсера в кают-компании. Вы спросите "а что в этом особенного"? А особенность была – в русском императорском флоте этого мира по укоренившемуся обычаю командир корабля в кают-компанию не имел права входить без особого приглашения, если, конечно, дело не касалось неотложных надобностей или корабль не вел боевых действий. Кают-компания служила местом для офицерских собраний, где во время еды они вели разговор без чинов, как равные, в том числе могли между собой критиковать командира и начальство. Командира корабля обычно офицеры приглашали на совместные обеды по воскресеньям и по праздникам, если отношения на корабле сложились, а в остальные дни вестовой относил еду ему в каюту. Но на Меркурии этого обычая не придерживались, тут экипаж жил действительно как одна семья. И это были не просто слова.
В прошлое плавание офицеры рассказали мне одну историю о своем командире. Как-то раз матрос с Меркурия накуролесил в порту Николаева, был пойман армейским патрулем и посажен на гауптвахту. Валк, когда узнал об этом, тут же отправил сообщение коменданту порта: прошу выдать проштрафившегося на корабль, он будет наказан по всей строгости морских законов. Но комендант заупрямился, и ответил отказом. Тогда Валк с тремя добровольцами из матросов на шлюпке отправился на берег. Вчетвером они запросто разоружили часового у гауптвахты, попросту отобрав и разрядив его винтовку, а затем Валк вошел в кабинет начальника гауптвахты, со словами "посторонись голубчик" забрал у него ключи, которые оказались даже не заперты в сейфе, и в два счета освободил матроса. Когда шлюпка с беглецом причалила к крейсеру, командир велел тут же поднимать якорь – дел в Николаеве у него уже не было. Но история приняла скверный оборот: сначала из порта отсемафорили "приказываю немедленно опустить якорь", а затем, когда на приказ не отреагировали, последовало следующее сообщение: "Меркурию оставаться на своем месте. Отплывать запрещаю, орудия порта наведены на крейсер! Комендант порта".
– Ха! – Только и сказал на это Валк. – Экипаж, боевая тревога! Артиллеристам внимание: расстояние пятнадцать кабельтовых, прицел тридцать! Цельтесь братцы вон по тому белому домику на отшибе. Сигнальщик семафорь ответ: мы отчаливаем. Орудия крейсера наведены на дачу коменданта порта. Целую, Валк.
Так Меркурий и ушел из Николаева, приказа на открытие огня не последовало.
Потом армейские подняли жуткую вонь, требуя во что бы то ни стало покарать своевольного командира крейсера. Но флотские уперлись. Узнав о произошедшем, они сначала ржали всем штабом флота, от адмиралов до последнего денщика, а затем решили своего капитана просто так не сдавать и начали сознательную бюрократическую волокиту, выясняя кто кому подчиняется, и какое начальство в каком порядке должно разбирать поступок офицера: армейское или флотское. В итоге вся эта тяжба дошла аж до самого Николая, который, когда ему доложили об инциденте, будучи в хорошем настроении, лишь улыбнулся в усы и изрек: "победителей не судят". Но том в деле и была поставлена точка.
Так что нас разместили на борту крейсера, отменно накормили, сводили в баню, несмотря на то, что с пресной водой и припасами дело обстояло не очень – сказывалось долгое плавание через проливы и Гибралтар. Как рассказали мне за поздним ужином в кают-компании, крейсер решили перевести в состав балтийского флота. По коему поводу офицеры и матросы испытывали двоякие чувства – с одной стороны служить в столице престижнее и выгоднее, с другой – жалко оставлять в Крыму родные дачи и огороды, да и климат там получше. Ну, а судя по тому, что крейсер гоняли за тридевять земель и подгадали как раз к нашей встрече, я решил, что командование решило для каких-то целей приспособить отдельный корабль под импровизированный авианосец с магами на борту. И, раз уж Меркурий один раз послужил нам в этом качестве, его же и закрепить за нашим батальоном. В принципе удобно – чем меньше людей в теме, тем лучше, маги все же относятся к спецотделу, а там секретность прежде всего. Хотя гонять корабль за тысячи миль вслед за батальоном… но, будем считать, начальству виднее, во всем есть свои плюсы и минусы. Мне лично работать с этим экипажем было комфортно – нравился командир, да и офицеры в этот раз вели себя по-другому. Всякие перемигивания за моей спиной и попытки произвести на Танечку впечатление прекратились, теперь ко мне относились как к своему товарищу, а не как к девчонке. Про подвиги магов моего батальона во время суомской кампании знали и теперь меня воспринимали всерьез. Во всяком случае, хотелось так думать.
В Питер мы прибывали в приподнятом настроении. На наше счастье никаких штормов по пути не случилось, погода на Балтике этой весной стояла ясная. Все маги успели как следует выспаться и отдохнуть – приятно иногда побыть простыми пассажирами. Раненые потихоньку выздоравливали, убитых в бою над фьордом Орс не было – красота… На четвертый день плаванья, когда Меркурий вошел в русские территориальные воды, я размяк и подобрел настолько, что по просьбе морских офицеров все же показал им магию. Им развлечение и моим магам сойдет за тренировку в качестве палубной авиации. Мы взлетели вместе со звеньями Пашки и Юли, заложили круг над крейсером и отработали с пикирования залпом фугасных заклятий справа по курсу, метрах в двухстах от корабля, имитируя атаку вражеского судна. Получилось неплохо – я постарался произвести на флотских впечатление и приказал вложить в плетения максимум маны, без всякой экономии. В небе полыхнули фиолетовые вспышки высвобожденной нашими заклятьями энергии, и через пару мгновений внушительный участок водной глади буквально взлетел на воздух. Переплетенные друг с другом белые столбы воды от взрывов поднялись выше труб крейсера и медленно опали, рассыпаясь миллиардами капель. Красивое было зрелище. Я видел с высоты, как сильно закачался на поднявшихся волнах с борта на борт корабль, окутанный водным туманом из мельчайших брызг.
– Ну вы даете ребята и девчата! – Только и сказал, снимая c головы промокшую фуражку Валк, когда мы вернулись на крейсер. Капитан наблюдал наш магический удар с открытой палубы. – Как сам зверь-левиафан по океану хвостом ударил. Этак вы и линкор сможете под орех разделать, – хитро улыбнулся мне он.
– Линкор не знаю, – пожал я плечами. – Линкор большой и толстый, весь в броне и пулеметах. Его так легко не утопишь, возиться надо. А вот если что помельче – обращайтесь, сделаем.
– Всенепременно, Танюша, – серьезно ответил капитан, сменив добродушную улыбку на серьезное выражение лица. – Этакой силище грех зря пропадать.
В Питере крейсер Меркурий встречали в полночном порту, без всякой помпы, цветов и оркестра. У сходней на берегу нас ждал лишь Ребров с двумя молчаливыми офицерами из своего отдела. Я построил ребят прямо на пирсе, в тусклом свете ночных фонарей и скомандовал "смирно".
– Господин генерал-майор, триста второй отдельный магический батальон построен, – доложил я главе спецотдела. – Поставленные перед нами во время спецкомандировки боевые задачи выполнены полностью. Батальон боеспособен и готов к дальнейшей службе!
