Гарри Гаррисон - В логове Льва
– Но моя страна! – голос Армстронга охрип от гнева. – Вы завоевали, уничтожили…
– Да, завоевали, – парировал Шерман. – Но не уничтожали. Мы хотим лишь мира и окончания этой безрассудной войны между нашими нациями. В это самое время ваши политики встречаются с новообразованным британским правительством. Когда они закончат переговоры, правление закона будет восстановлено. Мы же с нетерпением ждем возвращения домой. Мы хотим мира, а не продолжения конфликтов. Когда вы снова будете управлять своей страной, мы уйдем. Вот и все, чего мы желаем.
– И мы должны поверить этому? – с горечью промолвил Соммервилл.
– У вас нет выбора, генерал, ни малейшего выбора.
– Выведите этого человека за дверь и не пускайте сюда, – приказал Армстронг матросам, стоявшим на часах у двери.
Шерман передернул плечами, сбросив руки, потянувшиеся к нему, развернулся и вышел; дверь за ним захлопнулась. В коридоре он холодно оглядел матросов; те переминались с ноги на ногу, не решаясь встретиться с ним взглядом. Они прекрасно слышали, что говорилось в кают-компании. Тот, что повыше, – судя по нашивкам, главный старшина – оглянулся и негромко спросил:
– А что творится на берегу, сэр? Мы, почитай, ничего и не слыхали, только всякие ужасти.
– Война окончилась, – доброжелательно ответил Шерман. – Победа осталась за нашими войсками. Потери были с обеих сторон, но теперь все в прошлом. Если ваши политики не станут противиться, нас ждет долгосрочный мир. Если мы сможем покинуть страну, заручившись гарантиями этого мира, так мы и поступим. К этому мы стремимся, как должны стремиться и вы.
Тут Шерман услышал, что дверь позади открывается, повернулся и вошел в кают-компанию.
– Вы пришли к решению, – это было утверждение, а не вопрос.
– Да, – тяжко проронил генерал Армстронг. – Индийские войска вернутся в Индию. Вы можете гарантировать им безопасный проход?
– Могу. А как быть с британскими войсками? Они сдадутся?
– Сперва надо обсудить условия.
– Конечно. А ваши военные корабли?
– Это следует обсудить с адмиралом. Говорить от его лица я не уполномочен.
– Естественно. Полагаю, вы приняли мудрое решение.
– Не мудрое, а единственно возможное, – с безысходностью в голосе вымолвил Соммервилл, и генералу Шерману оставалось лишь кивнуть в ответ.
Наконец-то затяжная война, начавшаяся, когда конфедератских представителей арестовали на британском судне, из Америки перекинувшаяся в Мексику и Ирландию, а оттуда шагнувшая в Англию, завершилась.
РАССВЕТ НОВОГО ДНЯ
– Отец, за дверью дожидается какой-то джентльмен, хочет повидаться с тобой, – сообщила Хелен. – Передал свою карточку.
Взяв карточку, Джон Стюарт Милл поднес ее к свету.
– А-а, мистер Уильям Гладстон! Значит, он получил мое письмо и отреагировал соответственно. Пожалуйста, пригласи его.
Когда Хелен ввела Гладстона, мужчины обменялись теплым рукопожатием, потому что оба ждали этой встречи с нетерпением.
– Явился, как только получил вашу записку. Увы, во время последней парламентской сессии я был за пределами страны и очень сожалею, что пропустил ее. Коллеги отзываются о ней весьма противоречиво, но все сходятся в том, что, простите за выражение, только перья летели.
– Да уж действительно! – хохотнул Милл, проникшийся к политику добрым чувством.
– Мистер Гладстон, – вставила Хелен, – не выпьете ли с нами чаю?
– С удовольствием!
– Присаживайтесь, пожалуйста, – пригласил Милл. – Я давно ждал этой встречи. Я читал ваши политические статьи с огромным интересом.
– Вы очень любезны.
– Но это чистая правда! Ведь это вы стояли за Железнодорожным биллем 1844 года, открывшим поездки в третьем классе для всех жителей Британии. Только благодаря вашим настояниям поезда теперь останавливаются на каждой станции страны. Я восхищен вашим вниманием к интересам простого народа.
– Люди мне действительно небезразличны, потому что все они граждане, в точности как вы да я.
– Да, несомненно, но такую точку зрения популярной не назовешь. Я также обратил внимание, что хоть вы всегда и отвергали идею парламентских реформ, но высказались в их пользу, когда Эдвард Бэйнс представил свой проект. Вы доказывали, что предоставлять право голоса лишь одной пятидесятой части рабочего класса – вопиющая несправедливость.
– Это действительно так. Вероятно, главным образом поэтому мои воззрения на реформы изменились.
Милл подался вперед.
– Значит, как я могу заключить, вы за всеобщее избирательное право? – голос его дрогнул: уж больно важен был вопрос.
– Действительно, за. Я считаю, что право голоса должен иметь каждый мужчина в стране.
Тут дверь открылась: Хелен внесла поднос с чайным сервизом и невольно услышала последнюю реплику.
– Но, мистер Гладстон, чтобы право было воистину всеобщим, оно ведь должно распространяться не только на мужчин, но и на женщин?
Гладстон тут же встал и с улыбкой галантно поклонился.
– Моя дорогая мисс Милл, ваш отец писал о неоценимой помощи, оказываемой вами при написании его трудов. Ныне же, познакомившись с вами, я вполне этому верю. Да, я согласен, что в один прекрасный день право голоса распространится и на женщин. Но самый длинный путь начинается с простого шага. Мы живем в консервативной стране, и нам придется всерьез побороться, чтобы добиться всеобщего избирательного права для мужчин. Но я обещаю, что, когда подходящее время придет, избирательное право станет поистине всеобщим.
Хелен улыбнулась, ответив на поклон грациозным реверансом.
– Ловлю вас на слове, сэр. А теперь давайте налью вам чаю и покину вас, джентльмены, чтобы вы могли дискутировать дальше.
Отхлебнув чаю, Гладстон кивнул в сторону закрывшейся двери.
– Ваша дочь – настоящее сокровище, мистер Милл. Надеюсь, вас не оскорбит, если я скажу, что у нее мужской ум.
– Я понимаю, о чем вы, сэр, однако Хелен могла бы счесть это оскорблением.
– У меня и в мыслях не было! Я просто хотел сказать, что понимаю, в чем ценность ее вклада в вашу работу.
– Да, и немалая. Это она убедила меня, что на всеобщих выборах голосование должно быть тайным. Это воспрепятствует работодателям и землевладельцам влиять на выбор трудящегося люда.
– Чрезвычайно обоснованное наблюдение. Об этом аспекте голосования я еще не думал, но теперь вижу, что он играет крайне важную роль.
– Но понимаете ли вы, что тайное голосование, в котором участвуют все граждане страны, может стать той самой силой, которая преобразит ее навеки?
– Каким образом?
– Ныне, как вам прекрасно известно, верховная власть в Британии принадлежит не народу, а так называемой «короне в парламенте». Этот парламент держит в своих руках всю британскую власть, откуда следует, что парламент стоит над всеми и ничто не может встать у него на пути – ни воля народа, ни даже закон. Если законодательный акт противоречит воле правительства – что ж, министры просто-напросто изменят его. Даже если этой преградой будет общепринятый закон, формировавшийся веками.
– К несчастью, это истинная правда.
– Но если власть исходит от народа и передается снизу вверх, подобное попросту невозможно. Народ должен избирать своих представителей, выражающих общую волю. Если же те будут преследовать собственные интересы, их лишат власти. Это, да еще в сочетании с контролем и уравновешивающим действием судебного права и Верховного суда, и станет силой, обеспечивающей неукоснительное соблюдение воли народа, а не лордов и монархов, получивших свою власть по наследству. И даже Господь над ними не властен.
– Так вы верите, что это отделение церкви от государства в самом деле осуществимо?
– Верю. Не должно быть никаких предписанных религий, заправляемых монархами. Как в американской конституции, не должно быть вообще никакой государственной религии. На самом деле церковь надлежит радикально отделить от государства.
Гладстон отставил чашку и со вздохом кивнул.
– Для жителей этого острова такая пилюля может оказаться очень горькой.
– Порой для блага больного приходится прибегать к сильным лекарствам. Но при вашем благоволении, мистер Гладстон, и благоволении прочих членов нашего конституционного конгресса в этой стране воцарится власть народа.
– Благородное стремление – и, будем надеяться, осуществимое. Я на вашей стороне, мистер Милл. Можете рассчитывать на мою поддержку на каждом шагу этого долгого пути.
***
Дозорные на борту недавно спущенного на воду броненосца ВМФ США «Верный», названного в честь неустрашимого корабля, потопленного во время битвы за Ирландию, с интересом смотрели на великолепную паровую яхту, поднявшуюся по проливу Солент и медленно прошедшую мимо. В их обязанности входила охрана Портсмута и здешней огромной военно-морской базы, но они не видели ни малейшей угрозы в этом элегантном судне под королевским флагом Бельгии. Озаренная закатным солнцем яхта прошла через Саутгемптон-Уотер в Коувс-Роудз.
