Алексей Кулаков - Тихие шаги РОКа
"А ты думал, я свой винтарь расхваливать брошусь?"
— Объяснитесь, князь.
— Слушаюсь, Ваше императорское величество. Позволено ли мне будет сделать это на практическом примере?
Троица из Греве, Сонина и Долгина едва ли не рысью доставила царские подарки к адресату. Шагнув к первому из них, Александр отщелкнул замки и раскрыл вытянутый в длину чемоданчик. Внутри, в синеве бархата, красиво светились полированным ореховым ложем сразу две Агрени — винтовка и карабин, а на второй половинке-крышке в специальных кармашках тускло блеснула латунь полусотни патронов.
— Это оружие весьма скорострельно, удобно, достаточно надежно и рассчитано на… кадрового военного, который без особых сложностей сможет его освоить в самые кратчайшие сроки. И не только освоить, но и правильно ухаживать — оружие, что бы там не говорили, ласку все же любит. Так что гвардия, флот и кавалерия — единственно, где она может проявить себя во всей красе. А вот эта винтовка.
Из следующего чемоданчика появилась МАг, и тоже в двух вариантах.
— Не такая скорострельная и удобная, зато весьма и весьма надежная в использовании простым пехотинцем. И осваивается даже вчерашними крестьянами в два-три занятия. При валовом производстве она гораздо проще в выделке и уж тем более дешевле — в пределах двадцати пяти рублей за штуку.
Монарху, известному своим бережливым отношением к государственным финансам, последнее замечание явно понравилось. Впрочем, как и всё представление в целом. Заметивший это конкурсант поспешил нанести последний удар, открыв третий по счету кейс, и увиденное так заинтересовало императора, что он соблаговолил собственноручно примерится к его содержимому. Повертев в руках по очереди все пистолеты и револьверы, и с интересом отложив в сторонку Гром — то есть Греве особой мощности, августейшая особа всемилостивейшее сграбастала Рокот в свои лапищи и одобрительно кивнула.
"Большому мальчику — большая пушка"
— Ваше императорское величество, к моему крайнему сожалению и стыду, я не был извещен о присутствии великого князя Михаила Александровича на сегодняшнем мероприятии. Позволено ли мне будет исправить свою вопиющую оплошность и пригласить его на мою фабрику, где он сможет выбрать и опробовать любой понравившийся ему образец оружия?
В глазах Ванновского очень отчетливо высветилось, что у этого конкурсанта явно губа не дура — такие приглашения делать. И кому! А главное, через кого!!! Вот у венценосного папы возражений не было, о чем он тут же и сообщил — дескать, почему бы и нет, пускай сынишка прогуляется, благо что от дома не далеко. Коротко поклонившись, князь поспешил заверить в своей всемерной благодарности, после чего все его подарки перекочевали в цепкие руки подтянувшихся царедворцев, а сам он был с благожелательной улыбкой отпущен восвояси. Но отойти подальше и отдохнуть от непростого разговора Александру и трем сопровождавшим его зомби (хорошо что на них еще и столбняк не напал, от столь близкого лицезрения по настоящему любимого императора) так и не удалось. Едва они смешались с толпой военных, как конкурсант заметил направляющегося к ним Мосина. Судя по внешнему виду (а в частности, лихорадочному румянцу, украшавшему лицо второго конкурсанта) и слегка неровным движениям, Сергей Иванович изрядно волновался. Подождав, пока он подойдет поближе, князь первым поприветствовал своего соавтора.
— Поздравляю, Сергей Иванович!
— ?!?
— Думается мне, что я все же смог убедить императора в превосходстве именно вашей винтовки. Так что победа на конкурсе за вами, с чем я и спешу вас поздравить.
Оторопевший от такого начала разговора Мосин только и смог что пожать протянутую ему руку, продолжая при этом недоуменно хлопать глазами. Все его тревоги и даже некоторая подозрительность исчезли в один миг, а на смену им пришла робкая, неуверенная, но все же надежда…
***
Вечерний разговор промышленника-аристократа с военным министром сложился на редкость хорошо — Петру Семеновичу понравилось, как конкурсант держал себя в высочайшем присутствии, да и суровая правда насчет своей поддержки отечественных оружейников прозвучала весьма кстати. Так что свое согласие на управление "внебюджетными поступлениями на армейские нужды" он довольно быстро дал, правда, обставив его несколькими условиями: первое — управлять и помогать изобретателям он будет не сам, подыщет доверенного человека. Второе — этот доверенный человек будет готовить отчеты в двух экземплярах, один своему шефу, другой князю Агреневу. И третье — часть денег пойдет на поддержку и развитие военных заведений Российской империи, в частности на нужды первого Павловского военного училища. Ну и разумеется, конфиденциальность достигнутого соглашения. Подумав, Александр выдвинул встречное предложение — он будет помогать ВСЕМ училищам, и на официально-легальной основе. С легким перекосом в сторону родного Павловского, разумеется. А за это у него образуется свободный доступ на некоторые военные заводы (особенно Ижорский, с его специалистами по броневой стали), и возможность привлекать к консультациям работающих там инженеров. С остальным он согласился, после чего они и расстались, довольные друг другом: фабрикант отправился в Сестрорецк, проверять что уже успел сделать управляющий к приезду Великого князя Михаила Александровича, а его высокопревосходительство остался изучать очень интересный документ, на страницах которого перечислялось все то, что производится предприятиями недавнего собеседника и может пригодиться Русской императорской армии. Самое же интересное было в том, что лоббирование военного заказа… вернее заказов, в пользу князя Агренева, позволяло Петру Семеновичу почувствовать себя прямо-таки ярым патриотом и очень честным человеком. Потому как, мало того что заказ размещался не за границей а в пределах империи, так с него еще и шли деньги на поддержку военного дела. Как ни крути, двойная польза получается — а что бы про него не говорили, Ванновский свое отечество любил.
Вечером того же дня, отстав ровно на одни сутки от своих спутников, молодой аристократ прибыл в свою Сестрорецкую "вотчину". И почти сразу понял, что что-то в ней неладно. Предположение превратилось в уверенность, стоило только увидеть вытянувшуюся по стойке смирно охрану на проходной и виновато-печальный вид главного инспектора.
— Ну!?
— Герта избили. Сильно.
Глава 15
— Ваше сиятельство, прошу заранее меня извинить, но я бы попросил объяснить действия ваших фабричных сторожей. Мне поступило с дюжину донесений от околоточных надзирателей о творимых ими бесчи… гм, противоправных действиях, как то: незаконное проникновение в частное жилище, драки, вернее будет сказать избиения их хозяев… ну и прочее.
— Если есть какие-либо письменные жалобы, я прошу незамедлительно передать их мне, для самого строгого разбирательства. Виновных в некоторых перегибах и неправильном понимании моих приказов я непременно накажу, и разумеется, компенсирую все доставленные ими неудобства. Ну, или же решим дело через суд. А объяснение простое, господин полицмейстер. Вскоре ожидается визит на фабрику младшего сына государя-императора, великого князя Михаила, и я желаю заранее исключить возможность любого неприятного инцидента. Или у вас другое мнение о том, как следует готовиться к встрече его императорского высочества?
Как оказалось, мнения собеседников полностью совпадали. В конце концов, вламывалась фабричная охрана исключительно в притоны и ночлежки, где находили приют не самые законопослушные личности, да и заявлений от них так и не было — солдаты-отставники были ОЧЕНЬ убедительны, когда просили извинений. Попробуй таких не извини и накатай жалобу, мигом появятся снова… ага, каяться и уговаривать простить их, неразумных. Ногами и руками, да с применением подручных средств. Так что мир и любовь с чиновником от полиции были опять восстановлены и расстались они в самых лучших чувствах: полицмейстер получил заверения фабриканта в том, что больше погромов не предвидится, а промышленник просто радовался тому, что у него есть хотя бы один настоящий виновник. Следовательно, вскоре найдутся и остальные — а он так хотел с ними познакомиться! Проводив своего гостя до первого этажа фабричной управы, Александр вопросительно посмотрел на одного из присутствующих там "экспедиторов", молчаливо спрашивая того о новостях из особого подвального бокса. Получил столь же молчаливый и отрицательный ответ и направился проведать так некстати "заболевшего" начальника станкостроительного производства. Три дня назад, когда он подошел к его койке в лазарете, то испугался. Испугался не того, что увидел, хотя поработали над Гертом от души. Голова распухла, двух зубов как небыло, а лицо перекосило так, что можно было снимать для какого-нибудь фильма ужасов без всякого грима. И остальное тело особой красотой или здоровьем тоже не отличалось, но ничего нового для себя отставной штабс-ротмистр не увидел. Столь непривычная для князя эмоция была связана с тем, что Иммануил Викторович занимал очень важное место в его обширных планах на будущее. Причем настолько важное, что даже заменить его кем-либо было очень трудно. Подчиненные, которым ты можешь доверить самостоятельное серьезное дело, вообще очень редки… и в любом случае, пострадал его человек, за которого он отвечает! За одну минуту растерянность переросла в злобу и ярость, а те, в свою очередь, в почти нестерпимое желание кого-нибудь убить, и это желание весьма отчетливо просматривалось во всех его жестах и словах во время небольшого инструктажа-напутствия охране. Как следствие, очень пострадали все "деловые" люди курортного города Сестрорецка. В их "резиденции" вламывались без спроса, не разделяя по половому признаку роняли мордой в пол, а затем начинали задавать вопросы, попутно "нечаянно" спотыкаясь каблуками и носками сапог о лежащие вповалку тела. Попытка малейшего сопротивления или запирательства приводила самое меньшее к переломам… а бежать было некуда — на вокзале и на выездах из города прогуливались мордовороты в фабричной униформе, околоточные больше интересовались размером занесенной им "благодарности за содействие", а по другим адресам их неизменно встречали приветливые мужчины с явной армейской выправкой и одетые опять же в фабричную форму охраны.
