Владимир Голубев - Побег в прошлое
Живется у Никиты весело. Человек он добрый. Две его наложницы как сыр в масле катаются. Ни в чем им отказа нет.
Пьёт вина Никита много. Крепкое вино. Никита говорит спирт, Валера смеётся, самогон. Валентин ругает, сивуха. Только Никита никогда не пьянеет, не то, что братья. Про других совсем стыдно говорить, от малой части под столом валяются. Как-то приходили в гости братья Любы, жены Олега. Все огромного роста, крупнее Валеры. Так те давно уснули, а братья еще часа два вино пили, песни пели.
Песни Никита поет лучше всех. Он и на гитаре играть умеет, только гитару никто сделать не может. Веселые песни Никита поет, особенно, когда травку курит. Он Первуше давал покурить, не понравилось ей.
Особое спасибо Никите за стирку. Чистюля Никита не меньше братьев. Но он позволил стирать белье на мельнице. Валера, год назад, собрал на ручье маленькую мельницу. Закладываешь туда две корзины белья, и само все стирается.
Они втроем всегда ходят стирать. Весело. Можно песни попеть. И обратно мокрое бельё легко нести.
Что интересно, Росава и Фёкла своим прачкам разрешают стирать на мельнице бельё. А Вера, жена Валентина, считала, что мельница бельё рвет. Прачка руками лучше отстирает. Тварь худосочная. Хорошо, что про мельницу эту Первуша сейчас узнала, а то извелась бы совсем.
* * *Никита не мог нарадоваться на Первушу. Такой спокойной, разумной и доброй женщины он раньше не встречал. Бывшая княгиня достойно несла свой крест. Ничем и никому, не показывая своё высокое происхождение. Легко ужилась с его девчонками. Ровня, или даже ниже их по положению. Формально раба, они свободные, но…
А еще Первуша была умна. Не изощренным умом Светланы, подкрепленным университетским образованием. Не логически-формальным умом братье Коробовых, годным только для решения инженерных задач. Нет. Она была умна, в смысле мудра. Она сразу понимала, как правильно поступить, какова суть того или иного человека. Почему это не сработало в случае с Олегом, непонятно. Виной детская любовь к нему, или мудрость у Первуши появилась потом, после тяжелого рабства. Никита не знал.
Он любил поболтать вечерами с Первушей. Послушать её оценки. Девчонки зевали, в ожидании конца разговора. То одна, то другая мимоходом обнимали его, демонстрируя пышную грудь, заманивая в постель. В разговор не встревали, на Первушу не злились. Их любовь и преданность Никита оценил, когда умирал, избитый до полусмерти. Он считал, что, именно, их любовь спасла ему жизнь. Они были уверены в нем. И он отвечал им тем же. Несчастье сроднило их. Стоило пройти по краю, чтобы узнать, как тебя любят, как любишь ты.
* * *В середине сентября Олег-Муромец пожаловал в Карачев.
Новгород-Северское княжество летом перестало существовать. Западная половина отошла Чернигову. Восточные удельные княжества, курское и рыльское, стали самостоятельными.
Путешествовать и торговать по Десне стало проще и безопаснее. И для купцов, и для князя.
Остановился Олег-Муромец у Коробова, там до сих пор жила его жена с сыном. Люба не сдержалась, закатила скандал, и часа через три Олег навестил Никиту.
С ним увязались братья Коробовы, Счастливчик и парочка старых комбатов. Получилось большое застолье, ни поговорить по душам, ни обсудить деловые вопросы.
Ближе к вечеру охрана утащила спать комбатов со Счастливчиком. Затем уехали Коробовы. Строгие жены были их семейной традицией. Олег и Никита вышли на крыльцо.
– Угостить? – предложил сигарету Никита.
– Чур меня! – притворно испугался Олег.
– Зря боишься. Я Первушу угощал, никакого привыкания.
– Чертов наркоман, – по-доброму обругал друга Олег, – Первуша? Кто такая?
– Княгиня бывшая. Зазноба твоя. Валера конспирацию развел.
– Понятно…
– На ночь возьмешь её к себе? Люба, я слышал, сочла своим долгом наказать тебя за Светку и … купчиху.
– Купчиху Жданой зовут. По поводу Марфы твердое нет. Хватит, две уже беременны. Если еще Марфа залетит, Люба меня со свету сживет.
– Не Марфа, Первуша. Привыкай.
– Ты в Риге не перестарался? – перешел к делу Олег.
– Нормальные условия.
– Двадцать тысяч воинов оставят оба княжества без защиты. Юрий Всеволодович, князь владимирский, в походе на Литву не участвует. Раздел Новгород-Северского княжества камешек в его огород. Болгар он уже победил, может заняться нами. Про Мстислава Романовича промолчу, сам знаешь, терпеть на черниговском престоле чужака он долго не будет.
– У нас сейчас уже больше двадцати тысяч регулярных войск. Коробов производит постоянный набор молодняка. Пять тысяч возьмем у твоих земляков и столько же в Новгороде.
– Новгород сам по себе.
– Это Рига так думает. У нас условия оплаты лучше. Мы новгородцев наймем.
– Для Риги это будет сюрприз.
– Ты пленных дружинников князя Изяслава куда дел? Выкуп взял? – усмехнулся Никита.
– С кого выкуп взял, а кого продал. Дорого, – довольно согласился Олег.
– Мне ты кочевников отдал. Выкуп смогли заплатить от силы пять процентов половцев. Молодежь осталась служить. Три года службы. И, свобода, оружие, лошадь. Семь тысяч легкой кавалерии. Командир учебного центра гоняет их каждый день, с утра до вечера. Три тысячи новобранцев Коробов набрал на новых землях.
– Информация о нашем участии в литовской войне разошлась широко. Как только войско уйдет, можно ждать или Юрия Всеволодовича, или Мстислава Романовича.
– Плохо, если оба вместе, – нахмурился Никита.
– Эти придурки, даже когда вместе в поход ходят, воюют отдельно, – засмеялся Олег, – этот вариант самый хороший. Мы их по одному перемелем. Мне следует остаться. На ногу сошлюсь. Все уже привыкли, что нога у меня временами сильно болит.
– Думаю шансов объединения северного клана Рюрикович с южным кланом мало. Монголы потому и победили, десятки князей разбиты на два клана. А от монголов угроза исходила ужасная. Ничего не помогло, – грустно произнес Никита.
– Я среди народа свой человек. Вы, Коробовы, чужаки. Я Олег-Муромец. Так вот, что я тебе скажу, никто варягов не любит. Возьми мой Муром. Князь Давыд заболел проказой, а муромская чудотворница Феврония его вылечила. Жениться он на ней отказался, снова заболел…
– Я эту историю знаю, – прервал Олега Никита.
– А то, что, когда князь, всё-таки, женился на Февронии, то его родственники за это из князей прогнали?
– И это знаю. Ты ответь, кому она нужна народная любовь, – засмеялся Никита.
– Мне. Разведка и диверсии без поддержки населения очень сложны. Ты знаешь, сколько я сил трачу, когда на пути противника пустыню создаю? А с народной поддержкой легко и просто.
– Ладно. Спать пошли, народный любимец, – потащил Никита Олега в дом.
Олег улегся отдельно. Сразу засопел. Никита тоже начал раздеваться, но заметил, что Первуша не спит.
– Всё в порядке? – шепотом спросил Никита.
– Не беспокойся за меня.
– Детская любовь самая жгучая. Никак не проходит?
– Никита, всё давно перегорело. Я взрослая женщина и понимаю…
– Если взрослая, то я спокоен, – усмехнулся Никита.
– Я рассудительная и хладнокровная. Не люблю его уже давно, – твердо произнесла Первуша.
– Вон ты какие слова знаешь! Переболела, хорошо.
– Не нужен он мне. Посмотрела на него, ни одной струнки в душе не зазвенело, – горячо зашептала Марфа.
– Спи, – улыбнулся Никита.
Никита улегся, обнял своих девчат, и сразу задремал. Сквозь сон услышал легкие шаги босых ног. Олег завозился, проснулся, попытался что-то сказать. Больше Никита ничего не слышал, он крепко заснул.
* * *На утреннюю пробежку Первуша опоздала. Никита нарезал уже шестой километр, когда она вышла. Одела на крыльце тонкие сапожки и пристроилась рядом.
– Четыре километра всего осталось, – упрекнул Никита.
– Перестань сопеть от злости, дыши ровнее, – в голосе Никиты не было ни капли насмешки.
– Он утром даже не поцеловал, пошел на турник подтягиваться, – дрожащим голосом сообщила Первуша.
– То, что Олег нагрузку организму дает, это он молодец, – поддержал друга Никита.
– Какие вы, мужчины, сволочи, – прошипела Марфа.
– А я поверил в образ рассудительной, спокойной и разумной женщины. Обманула, – притворно расстроился Никита.
Марфа остановилась. Из её глаз лились потоки слёз. Марфа захлюпала носом, уткнулась Никите в грудь. Рубашка мгновенно стала мокрой.
– Плохо будешь выглядеть, – попытался отвлечь Марфу Никита.
– Теперь мне всё равно, – зло шептала Марфа.
Она забылась и обняла Никиту за спину. Никита резко дернулся, спина местами потеряла чувствительность, а местами наоборот, боль была страшная. Марфа отпрянула. Начала извиняться, её истерика резко закончилась.
