Чёрный дембель. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин
Лена вошла в комнату, когда я укладывал в сумку завёрнутые в газеты бутылки армянского коньяка (по двадцать семь рублей за пол-литра). Поднял голову – увидел, что Котова загадочно улыбалась. Отметил, что она прятала правую руку за спиной – вспомнил рассказ Артурчика о планах Лены одарить меня «дорогущим» новогодним подарком. Пошарил взглядом по кровати, где лежали сваленные в кучу мои предпраздничные покупки, ещё не перекочевавшие в сумку. Сообразил, что духи для Котовой ещё стояли на полке в шкафу. Вдохнул распространившийся по комнате ещё не раскрывшийся аромат рижской «Иоланты». Наблюдал за тем, как Лена левой рукой (немного неуклюже) сняла обувь, и как она едва ли не строевым шагом пересекла комнату.
- С Новым годом! – сказала Котова.
И протянула мне небольшую картонную коробку.
- Сергей, это тебе.
У меня в голове промелькнули воспоминания о смартфонах.
Я взял из рук Лены подарок. Повертел его в руках.
Прочёл надписи: «Агидель» и «электробритва». Невольно усмехнулся.
Пробормотал:
- Как интересно…
«Бритва самой последней марки», - прозвучал у меня в голове голос Нади из фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!». «Зачем делать такие дорогие подарки?» - ответил ему голос киношного Ипполита Матвеевича. Я не повторил этот диалог вслух: переборол это желание. Не проверил, покажется ли он Котовой знакомым. Хмыкнул, потёр подбородок. Бросил взгляд на шкаф, где оставил коробочку с духами «Climat» от «Lancôme» («настоящие, французские»). В голове мелькнула мысль о том, что я всё же очутился в неправильном прошлом, где фильм Рязанова уже показали на экранах телевизоров на несколько лет раньше, чем в известной мне истории. Я покачал головой. Заметил, что на скулах Котовой вспыхнул румянец.
- Тебе… нравится? – спросила Лена.
- Очень, - заверил я. – Спасибо.
Котова чуть склонила на бок голову. Она явилась в «мужской» корпус без шапки – её волосы сверкали в свете электрической лампы. Я положил коробку с электробритвой на покрывало, рядом с ещё не упакованными в сумку вещами. Встал с кровати, прошёл к шкафу мимо благоухавшей духами Лены. Котова не спускала с меня глаз, будто считывала мою реакцию на её новогодний подарок (словно моё «очень» прозвучало неубедительно). Я протянул руку к чуть покосившейся дверце… и замер. Взглянул в направлении порога, рядом с которым Лена оставила свою обувь. Пару секунд задумчиво рассматривал ботинки Котовой: невысокие, с потёртыми носами и длинными шнурками. Только сейчас сообразил, что Лена ходила в них и в прошлом месяце.
Я указал на ботинки рукой и спросил:
- Лена, а ты почему не переобулась в зимнюю обувь?
Котова среагировала на мои слова не сразу, точно мысленно перевела их с иностранного языка на русский. Она озадаченно взглянула на свои ботинки (будто соображала: почему они меня вдруг заинтересовали). Пожала плечами.
- Так… зачем? – спросила она. – Зима у нас короткая, тёплая…
- Тёплая?
Я ткнул пальцем в сторону окна.
Сообщил:
- Минус пятнадцать градусов на улице. А к ночи температура опустится до минус двадцати.
Опустил руку, так и не коснувшись дверки шкафа.
- Считаешь, что это тепло? – спросил я. – Ты у нас кто? Эскимос? Для тебя минус двадцать – это оттепель?
Лена неуверенно улыбнулась.
- Два месяца осталось до весны, - сказала она. – Оглянуться не успеем…
- Оглянуться? – сказал я. – Ты при такой погоде в своих ботинках за пару дней воспаление лёгких заработаешь.
Спросил:
- Я правильно понял: зимней обуви у тебя нет?
Вопросительно вскинул брови.
Котова покачала головой.
- Её самолёт испортил. Летом. Ну… ты помнишь.
- Ясно.
К ботинкам я не подошёл. Склонил голову, взглянул на ноги Котовой: на серые вязаные шерстяные носки. Лена тоже опустила глаза – мне почудилось, что внутри носков шевельнулись её пальцы.
- У тебя какой размер обуви, Котова? – спросил я.
- А что?
- Ответь на мой вопрос.
- Тридцать восьмой… кажется.
Я провёл рукой по щеке, словно проверил, не покрылась ли та щетиной. Сообразил, что не помню, пользовалась ли мама духами. «Теперь будет, - подумал я. – Настоящими французскими».
Вернулся к кровати. Вынул из лежавшей в куче на кровати коробки зимние сапоги. Ладонью стряхнул прилипшие к голенищам шерстинки, протянул сапоги следившей за моими действиями Котовой.
- Ну-ка, примерь, - сказал я. – Это тридцать девятый размер. Но на твои носки будут в самый раз.
Лена с недоумением уставилась на творение финской обувной промышленности. Махнула ресницами, точно двумя крохотными веерами. И вдруг попятилась от меня, спрятала за спиной руки.
- Что это? – спросила она.
- Обувь, - ответил я. – Просто обувь.
Котова помотала головой – вновь засверкали локоны её волос.
- Я не возьму их, Сергей. Нет!
Она ещё на шаг отошла в направлении двери.
Я развёл руками – махнул сапогами. Почувствовал, что к аромату духов Котовой добавились запахи кожи и шерсти.
- Не хочешь – не надо. Я не настаиваю.
Указал правым сапогом на коробку с надписью «Агидель».
- Тогда забирай бритву. Обойдёмся без дарения новогодних подарков.
Увидел: Котова растерялась.
- Но… это неправильно, Сергей, - сказала она. – Я… даже не представляю, сколько эти сапоги стоят.
Её голос дрогнул.
- Они… дорогущие, - пробормотала Лена. – Сергей, они слишком… дорогие.
Я снова протянул ей сапоги.
Сказал:
- Не слишком. Это подарок, Котова. Надевай.
Лена всё же взяла у меня обувь. Не меньше минуты я наблюдал, как она обувалась. Отметил, что на ногах у Котовой сапоги смотрелись великолепно. Мазнул взглядом по женским коленкам. Посмотрел Котовой в лицо.
Увидел, что в глазах Лены блестели слёзы.
Котова всхлипнула.
- Серёжа, - тихо сказала она, - они такие клёвые…
***
