Огненная купель Шантунга - Александр Борисович Чернов
Сколько раз уже они встречались с ним вот так: двое и он… Город, в котором золотой блеск и величие державного фасада Российской империи органично переплелись с неброской, чарующей красотой его парков, садов и скверов. Город, чей геометрически безупречный абрис першпектив и площадей, сплавленный воедино с мрачными, холодными гротами проходных дворов-колодцев, то нарочито выставляя напоказ, то пряча от сглаза, хранит в себе все главные тайны новой истории нашей страны: от дерзновенных замыслов Петра Алексеевича в смолистых стенах грубо срубленного шведского домика до привидения Инженерного замка и горячечного румянца чахотки.
Город изысканного, благородного барокко и парадно-монументального классицизма дворцов, город симметрии надменно-самоуверенного модерна доходных домов, гранд-отелей и банков, город блистательного инженерного гения, застывшего в гармонии чугунно-стального кружева мостов, парящих над бездонной синевой неба, расплескавшегося в зеркалах его рек и каналов. Город безупречно подогнанных, подобно стальной броне на борту дредноута, гранитных плит, сковавших своенравную Неву и ее меньших сестер благородно-строгими линиями набережных с ошвартованными, вечно грязными, кургузыми дровяными баржами. Город ладана соборов, часовен и дивных ароматов крохотных булочных. Город театров, салонов и дефиле. Город разгульных ресторанов и прокуренных кабаков. Город суетных торжищ и горькой, безысходной нищеты папертей и ночлежек. Город угольного дыма, гула громадных заводских цехов, грохота корабельных стапелей и звенящей тишины музеев…
Этот потрясающий город завораживал обоих, и им казалось, что чем больше они вглядываются в него, тем внимательнее сам он, как таинственная бездна, манящая и пугающая одновременно, вглядывается в них…
* * *Так было и в этот раз. Но в отличие от всех предыдущих, сегодня и день был особенный, и обстоятельства их побега. Это было ровно через сутки после того, как до Зимнего дошло известие о том, что эскадры Руднева и Чухнина, а с ними и «лайнерный» конвой Александра Михайловича, без потерь прорвались в Дальний, а гвардейцы Щербачева прямо с причалов решительно ударили по тылам армии генерала Ноги, обложившей Порт-Артур.
Выражаясь современным, не вполне литературным языком, движуха во дворце и вокруг него пошла еще та… Николая осаждали дядья и прочие князья, великие и не очень; графья и бароны; маман почти со всей ее собственной Минни-камарильей и фаворитом вдовствующей императрицы князем Шервашидзе во главе; генералы, гвардейские и прочие; адмиралы, министры, губернаторы, земцы, долгожители Госсовета и Сената, послы…
Но то было лишь начало! На следующее утро поднявшаяся волна подлинных и подложных восторгов, охов-ахов-вздохов и почтительных душеизлияний приняла столь угрожающие размеры, что Вадик за полдень попросту не выдержал сцен крупного подхалимажа. Николай понимающе улыбнулся и, отпуская сестру и его от себя, шепнул: «Ступайте, конечно… А нам с Алике придется это все до конца перетерпеть, тут ничего не поделаешь… Царь мы или не царь?»
До торжественной вечерни оставалось еще больше трех часов, и Вадим с Ольгой решили пройтись по Марсову полю и Летнему саду, хотя сейчас он скорее был зимним. Морозы в этом году ударили рано. И изрядно напугавшая горожан перспективой наводнения Нева неспешно отступила от Петропавловки. Кроме стремнин, она почти вся уже схватилась молодым ледком. И сейчас на него, как и на весь город, раскинувшийся по невским берегам, медленно и торжественно сыпались хлопья удивительной, почти новогодней пороши.
«Идут белые снеги, как по нитке скользя…» Настроение у Вадима было лирическим. По всему Питеру, собирая народ, звонили колокольни, издалека перекликались заводские гудки – император повелел с размахом отпраздновать бескровную победу нашего флота и удачное вступление в дело гвардии. С подачи своего военно-морского секретаря в том числе. Как говорится: вовремя давайте народу хлеба и зрелищ! Постараться, вопреки всем потугам агитаторов, не доводить дело до актов открытого неповиновения, вроде нашего Кровавого воскресенья, хотелось не только Николаю…
* * *Они неторопливо шли вдоль ограды, отделявшей дорожки и партеры Летнего сада от щедро припорошенной молодым снежком Лебяжьей канавки. Удивительно, но сейчас в саду почти не было гуляющих. Снежинки торжественно и чинно ложились на прически, плечи и прочие выпуклые формы мраморных богинь и нимф, на спинки и сиденья пустых скамеек, устилали пушистым белым ковром еще недавно так аккуратно подметенные аллеи…
– Слышишь, Оленька, как снег падает?
– Да… Красиво тут, правда?
– Обалденно просто! А знаешь, я вообще обожаю Питер. Причем в любое время года. Даже когда тянут с неба его бесконечные серые дожди…
Впервые попал сюда в семь лет от роду. И влюбился в него без памяти. Мама тогда таскала меня по музеям, на Исаакий, на экскурсию на катере по мостам, вернее, под мостами Невы и Фонтанки. И на «Аврору», конечно, – она стояла на вечной стоянке и тоже была музеем. Ты представь только: мальчишка, никогда не видевший моря – и вдруг на самом настоящем крейсере!.. С тех пор там всякий раз, когда удавалось приехать сюда, я обязательно проходил пешком весь Невский. Машин поток, автобусы, троллейбусы… Народ, туристы, все куда-то торопятся, бегут, кто в метро, вниз, кто на автобус. За четверть часа Невский от Адмиралтейства до вокзала на нем можно было проехать. А я обожал не торопясь пройти проспект пешком. И вот как-то раз дотопал я до лавры… – Тут он внезапно смолк. Но Ольга ждала продолжения:
– Ну, и… А дальше-то что?
– И решил я по некрополю походить. Даже не знаю, что меня дернуло… И совершенно случайно вышел к надгробию Романа Исидоровича Кондратенко.
– Это генерал, которого недавно в Порт-Артуре японцы чуть не убили?
– Угу. Только там, у нас – не «чуть»… Короче, посмотрел я на это на все. И так тошно и муторно на душе стало… Сходил, купил тряпку со щеткой, ведро, воды пару бутылок, цветы. Как мог привел полузаброшенную могилку полузабытого русского героя в божеский вид. Посидел под липами часок и двинул на вокзал. Вот в тот вечер и случилось со мной это нечто.
– То есть что, Вадюш?
– С того самого времени я вдруг стал чувствовать, что моя скромная персона этому городу не безразлична. Как будто Он меня вдруг увидел. И присматривается. Или рассматривает… То ли удивленно, то ли изучающе, как будто ученый блоху под микроскопом… И знаешь, очень много чего интересного после этого стало со мной вдруг
