Игорь Николаев - Железный ветер
— Автор описывает иную реальность, интересную, очень тщательно проработанную, но притом совершенно абсурдную, невероятную, я бы даже сказал болезненную. В его придуманном мире освоение Мирового Океана ограничилось простой добычей рыбы…
Таланов удивленно скривился.
— … а Мировая Война случилась в начале нашего века, в десятых годах. Германия ее проиграла, но жестче всего Терентьев обошелся с Россией!
— Она тоже проиграла? — скептически спросил Виктор.
— Если бы! Наше богоспасаемое отечество пало в результате революции, даже двух! В стране разгорелась гражданская война, в результате к власти пришли совершенно безумные, но очень решительные люди. История трилогии заканчивается в середине двадцатых. Книги пользовались огромной популярностью, содержание было абсурдным, но автор так тщательно продумал свою реальность, что в нее поневоле верилось. Совершенно другая история, люди, техника, наконец! Одни только аппараты тяжелее воздуха чего стоят. Никаких гироскопических агрегатов и роторов, подъемная сила возникала за счет крыльев особой формы.
— Ну, это возможно, — Виктор слегка покровительственно улыбнулся улыбкой человека перелетавшего на всем, от тысячетонного «Мамонта», до карликового одномоторного «Мотылька», — такие опыты давно ведутся, просто это слишком дорого, да и не нужно, никакой аппарат тяжелее воздуха не сравнится по автономности и дальности полета с дирижаблем, а для специальных задач есть гиро-машины. Так что здесь автор хватил лишнего.
Гулко, но по-своему мелодично прогудел встречный поезд, по окнам хлестнула желтая полоса его фар, в их свете Таланов увидел, что равнина уступила место густому лесу — начиналась пригородная зона насаждений. Еще немного и он дома.
— Да, но как красочно и убедительно он описал это «лишнее»! В таком страшном мире не хочется жить, однако, про него очень интересно читать, настолько все продумано. Например, Терентьев описал повсеместное и очень раннее развитие рельсового транспорта, который позволил перевозить гораздо больше грузов, а это в свою очередь сделало Мировую очень интенсивной и страшно кровопролитной.
— И, конечно же, она велась в-основном на суше, — подхватил Виктор.
Но Марк не почувствовал нескрываемого сарказма и подхватил мысль:
— Да-да, на суше! Конечно, морские баталии так же прописаны. Но их мало и флотоводцы очень нерешительные. Никакого размаха, почти все сражения ограничены Северным морем.
— Мне не нравится, — решительно высказался Виктор, — этот мир таков, какой он есть и незачем придумывать другой, тем более такой… страшный и ненормальный.
— Большинство читателей с вами не согласились, — жизнерадостно ответил корректор. — Тиражи были миллионные, и автор написал продолжение. Вот над первой книгой нового цикла я и работаю.
— «О, сколько нам открытий чудных…», — процитировал Таланов.
— Вот именно, вот именно. Теперь на первый план выходит Иосиф Джугашвили, только здесь он носит псевдоним «Сталин».
— Откуда же он взялся, — удивился Виктор, — ведь если «там» прогремела революция, развернуться «дети Бориса-Реформатора» никак не могли?
— Возвысился сам. Так сказать, силой природного таланта, — в тон ему отозвался собеседник, — а теперь самое главное…
Он сделал драматическую паузу, Виктор выжидающе приподнял бровь, теперь уже не надо было изображать интерес, удивительная история захватила его.
— Во-первых, — начал корректор, польщенный вниманием, — Джугашвили-«Сталин» носит френч и сапоги…
Таланов фыркнул.
— Во-вторых, он усат…
Таланов ухмылялся уже открыто.
— И, в-третьих… — Марк понизил тон, и Виктор приготовился к кульминации, убедившись, что внимание собеседника принадлежит ему целиком, корректор выдал финальное. — Он курит трубку!
Взрыв смеха сотряс купе, вплетаясь в тихую трель звонку. Автопоезд замедлял ход, слегка раскачиваясь на рессорах и поскрипывая тормозами, приближаясь к станции.
— Да, на этот раз фантазия явно изменила писателю… как его… Терентьеву, — сказал Виктор, собирая свой небогатый багаж — всего две сумки, старые и сильно потертые. — Спасибо, вы не дали мне заскучать. Хорошая поездка получилась!
— Всегда к вашим услугам!
— До свидания, может быть, еще увидимся.
С минуту, пока поезд не исчез за поворотом, Виктор просто стоял на перроне, в свете единственного фонаря, вдыхая свежий чистый воздух из которого стремительно исчезал газойлевый «аромат».
И все-таки хорошо, что «Экологический Кодекс» запретил двигатели внутреннего сгорания в городах и прилегающих зонах, подумал он. Паромобили это конечно неудобно в сравнении с авто, но с другой стороны — необходимость нажать на кнопку и ждать минут пять-семь пока не заработает змеевик — небольшая плата за чистый воздух и здоровье.
А теперь домой.
Он пошел вдоль перрона к спуску, ведущему к лесной тропинке, автоматические фонари включались и послушно выключались, освещая его путь до лестницы.
* * *Виктор вновь вспомнил разговор с редактором в кабинете отца, который держал портрет покойного «Железного Канцлера» на рабочем столе, на самом видном месте в качестве назидательного примера — как должно работать. Самая известная фотография, черно-белая, сделанная в начале пятидесятых. На ней Джугашвили чуть исподлобья, склонив голову, смотрел в объектив из-за рабочего стола — с неизменным хитрым прищуром, в неизменном костюме-тройке, со щегольской бородкой («под козла», как ерничали многочисленные недоброжелатели). И, конечно же, без глупой трубки, но с мундштуком из слоновой кости с серебряными накладками — подарком президента Конфедерации.
Виктор добрался домой быстро и без приключений. Впрочем, приключениям здесь взяться было неоткуда, район был застроен еще в двадцатых, во время «великой Ульяновской стройки», сейчас двух- и трехэтажные дома были заселены главным образом «средним классом», руководителями среднего звена и высокопоставленным земским чиновничеством.
Виктор не ждал, что в половине пятого утра кто-то еще будет бдить и собирался тихо прилечь хотя бы на пару часов на диване в гостиной. Но отец еще не спал, свет в его кабинете в мансарде Виктор заметил издалека.
Савелий Сергеевич, председатель правления «Таланов и партнеры» встретил его как обычно — со сдержанным радушием, которое постороннему могло бы показаться холодным. Но Виктор хорошо знал отца, в его глазах он прочитал не только радость, но и тяготы. Старик попытался, было, отнекиваться. Но Виктор сел в кресло и заявил, что не сдвинется с места, пока не получит ответ, потому что семья они или где?
* * *— Вот смотри, сын… — отец потер ладони, собираясь с мыслями. В свете лампы черты его лица заострились, придав сходство с ястребом. — Ситуация получается следующая…
Он вновь умолк на мгновение, собираясь с мыслями. Виктор терпеливо ждал, наконец, Таланов-старший заговорил, и на этот раз речь его лилась быстро, но четко и ясно.
— Когда только начиналась кампания по освоению мелководных промыслов, мы сильно пролетели, решив, что это все преходяще и несерьезно. Мы вложились в рыболовство и комбинированные суда «парус-дизель». Впрочем, ты это наверняка помнишь…
Виктор молча качнул головой в утвердительном жесте. Да, это время он помнил хорошо. Отец тогда летал, словно на крыльях, воплощая в жизнь свою давнюю мечту, на которую откладывал и копил едва ли не с детства.
— … и таким образом мы упустили момент, когда можно было просочиться на развивающийся рынок за копейку. Уже через три года промыслы моллюсков показали себя очень перспективными в коммерческом плане, мы так же кое-что заработали и хотели расширить вложения, но к тому времени Фонтейн уже фактически монополизировал отрасль.
— Я слышал, у «Трех Ф»[3] сейчас большие проблемы, — аккуратно вставил Виктор, — на них насела Межконтинентальная Комиссия.
— Да, антимонополисты-пищевики плотно занялись старым пиратом. Он все-таки человек из прошлого, и там где «Таггарты» вывернулись, Фонтейн сядет на мель. Но это время, такие расследования ведутся годами. — Савелий Сергеевич помолчал и закончил резко, жестко. — А у нас этих «годов» нет.
— И куда же они делись? — полюбопытствовал сын. — Я не член правления, но понял, что все идет вроде бы неплохо… Или ты стал подделывать отчетность на старости лет?
Лицо Таланова-старшего исказилось, и сын понял, что сморозил глупость.
— Прости, пап, прости, — виновато и неловко сказал он.
Привстав, Виктор перегнулся через стол и неловко, с грубоватой нежностью хлопнул отца по плечу.
— Да ладно, — сказал отец, накрывая сыновью ладонь своей. Высохшие узловатые пальцы на мгновение соприкоснулись с мощной дланью Виктора, сжали в коротком, но не по возрасту сильном пожатии. — Садись.
