Виктор Вержбицкий - 30 дней в доме с призраками
Рука Томаса сама инстинктивно захлопнула крышку колодца, едва не отбив тому пальцы. Репортёр в испуге грохнулся на задницу, испачкав брюки. Он некоторое время сидел на земле в растерянности, пытаясь проглотить упрямо застрявший в горле комок.
– Так солдат… С_П_О_К_О_Й_Н_О. Мы и похуже в переделках бывали. – Он пытался собрать себя в кучу.
Бредберри решил, что пора ему прогуляться к северной стороне сада, на берег, чтобы успокоить себя шумом морского прибоя. В этом месте обитало мерзкое пугало, которое он вчера принял за вора, пробравшегося в сад. Сегодня оно всё также висело, привязанное к деревянному кресту, безразличное к Томасу и тупо уставившееся в окна первого этажа.
– Надо бы взять из колодки топор и разрубить эту тварь на растопку. Господи, как же эта морда меня нервирует!
Потрёпанные рукава на плаще пугала неровно покачивались на ветру, что уже дало повод журналисту относиться к нему с подозрением. Он подобрал с земли тонкую сухую ветвь и осторожными шагами стал подходить к кресту. Зловещий силуэт, отгоняющий птиц, стоял прямо напротив Бредберри. Сморщив лицо в гримасе брезгливости, он несколько раз ткнул веткой чучелу в живот, а затем, один раз в морду.
– Что, не можешь ответить мне, мразь? Ха-ха-хах!
Вряд ли Томас сейчас мог увидеть, что его последние действия напоминали симптомы развивающейся шизофрении. Вероятно, его нахождение в одиночестве в этом незнакомом и странном месте не благотворно сказывается на его психике.
Убедившись окончательно, что пугало не спрыгнет с креста и не набросится на него, Бредберри с облегчением выбросил ветку в кусты и простоял некоторое время на берегу, созерцая пенистые волны.
Через полчаса репортёр направился в восточную часть сада, где его внимание сразу приковало к высокой железной ограде, преграждавшей ему путь на небольшое кладбище, где издалека торчал острый шпиль белой часовни. Подёргав скрипучие ворота, Томас заметил, что они были закрыты на крепкий навесной замок.
– Я хочу поскорее попасть туда. Мне нужно будет посмотреть ключ в прихожей…
Желание поскорее проникнуть на кладбище заставило Томаса завершить круг вокруг дома и вернуться к парадному входу. Зайдя в холл, он принялся рыться в распределительном шкафу, ища для себя нужный ключ. В нижних ящиках был один лишь хлам и какие-то бумаги, но под верхним ящиком была пометка: «только для персонала», и он раскрыл его. Внутри лежало несколько ключей: «главные ворота», «чердак», «подвал», «часовня» и «кладбище». Томас взял из него только последние два и вновь вышел из дома.
Приблизившись к железным воротам, мужчина два раза повернул ключ в замке, и ржавые петли ворот угрожающе заскрипели. Перед его глазами открылось заросшее колючим кустарником кладбище. В дальней его части высилась белая англиканская часовня, к которой вела вымощенная каменными плитами узкая дорожка, по бокам которой располагались ветхие и неухоженные могилы. Среди них выделялся лишь один роскошный склеп, стоящий дальше всех, украшенный всюду декоративными готическими орнаментами.
К несчастью, репортёр не заметил в шкафу ключа от него. И эта проблема гвоздём врезалась в его разум, не давая Бредберри покоя. Он тщательно пошарил в своей связке ключей, но, среди огромного количества звенящих концов, от склепа для него ключа не нашлось.
– Ну… где же ты? Чёрт вас побери!
После того, как последняя надежда зайти в склеп рухнула, Томас принялся рассматривать кладбищенские захоронения и читать выгравированные на них эпитафии:
Первой была небольшая мраморная могилка, всюду испещрённая трещинами. На ней, в бетонном круге, стояли засохшие цветы.
– Маргарет Уилсон, наверняка это та самая жена предыдущего хозяина отеля. Посмотрим: «Пускай твои дети обратятся в ангелов и унесут твою страдающую душу на небеса», – прочитал он слова эпитафии.
Затем Томас двинулся к следующим могилам:
– Так, посмотрим… Стивен Уилсон, мальчик, прожил 14 лет; Мелисса Уилсон, девочка, дожила до 16 лет; Джессика Уилсон, ещё одна девочка, умерла всего лишь в 8 лет. Это всё дети хозяев…
Особняком от остальных надгробий стояла могила Чарльза Уилсона, сплошь заросшая колючим кустом, на которой была выгравирована эпитафия: «Пускай Господь будет тебе судьёй, да отпустит он твои грехи».
– Вот это и есть знаменитый владелец «12 Сэйнтс Хилл», из-за которого отель и прославился на всю страну. Этого парня все подозревали в убийстве собственной семьи. Как же не повезло бедолаге…
Томас взаправду проникся сочувствием к мёртвому хозяину гостиницы, вспомнив свою журналистскую практику. Уж он то не понаслышке знал, как много в его стране незаслуженно оклеветанных личностей и как сплетни распространяются среди людей, подобно простуде, и часто губят репутацию вначале приличного человека, но потом доводя того до депрессии, а затем и до алкоголизма или суицида… Виновен он или нет, должно решать расследование, а не слухи глупых пустозвонов – в этом репортёр был твёрдо уверен.
Вся эта кладбищенская обстановка начала наводить на него тоску, да и в желудке Томаса раздавалось недовольное бурчание. Всё это заставило его вернуться в дом и перекусить. Извилистые коридоры отеля вели корреспондента на кухню. Сегодня ему было уже легче сориентироваться в доме и он не бродил в её поисках слишком долго. Взяв из кладовой немного еды, мужчина прошёл в одну из гостевых комнат, где в углу стоял большой чёрный рояль. В ней Томас устроился в кресле поудобнее, чтобы сделать несколько записей в свой дневник:
– Второй день в отеле «12 Сэйнтс Хилл» начался с осмотра двора, я продолжаю открывать тайны этого места… Сейчас обедаю в доме, осматриваю комнаты, на часах: три поле полудня, пока нет ничего сверхъестественного. Днём посетил семейное кладбище в восточной части двора, переписал себе данные с могил, в следующий раз обследую часовню. Сегодня я заметил, что в некоторых комнатах стали сильнее скрипеть доски, или, может быть, это разыгралось моё воображение, я не уверен, но всё же половицы хозяевам не мешало бы заменить…
Томас Бредберри отложил свою записную книжку в сторону и сделал глоток из горячей кружки чая, запивая им вкусное овсяное печенье. Пообедав, он отнёс весь столовый поднос в кухню и взял с собой несколько красных яблок из кладовой, в очередной раз убедившись, что от голода он здесь точно не умрёт.
Дальнейшую часть дня репортёр провёл в доме, продолжая своё путешествие из комнаты в комнату, обнаружив при этом несколько странных событий: в одной из гостевых комнат первого этажа мебель стояла не так, как вчера. Томас был абсолютно в этом уверен, зафиксировав всё в памяти. Теперь мебель в ней стояла, сложенная друг на друга, образовав своеобразный бутерброд из старых зелёных кресел и пуфика.
Это был первый вызов отеля нормальному порядку вещей – знаменательный первый звонок. Вся комната была относительно чистой, и кто знает, кому понадобилось творить подобную глупость… Эта мысль дала репортёру слабую надежду на хорошую статью, но Эдварду Шоу явно было мало такого слабо доказанного полтергейста, нужно было что-то более убедительное…
Возвращаясь по главной лестнице на второй этаж гостиницы, Томас заметил в коридоре грязное пятно. Нельзя сказать, что оно украшало длинный напольный салатовый ковёр, но наводило на новый поток тревожных мыслей о присутствии в «12 Сэйнтс Хилл» нежелательных визитёров.
– Так, так… Вот это мне уже не нравится. Надо быть осторожнее и запирать дверь спальни на ночь.
И ещё бы, ему это нравилось. Оставленный в одиночестве в огромном доме в лесу, на краю британского мира и полный подозрений, Томас Бредберри с опаской осмотрел подошвы своих коричневых ирландских ботинок. Да, на них комьями висела земля с кладбища, а может быть и из сада. Он мог уже успокоиться, забыть об этом незначительном недоразумении, если бы не одно досадное НО…
НО отчаянно восклицало у него в голове, Томас не помнил, чтобы сегодня он возвращался сюда после кладбища… Этого явно не могло быть. И не было…
Противное серое пятно с вызовом смотрело на Бредберри. Вот оно я, здесь. И ты меня не сотрёшь, понял? Не сможешь отвести взгляд и решить, что меня здесь нет, бестолковый журналюга.
Не зная, как с этим быть, репортёр для себя решил, что сегодня с него уже хватит, завтра он пороется в чулане, найдёт там подходящую химию и вычистит это мерзкое пятно. А сейчас он решительным шагом направился к себе в комнату.
Заперев дверь своего номера «225» на ключ, мужчина присел за стол, потёр рукой волосы, обнаружив закравшийся нервный пот, и зажёг свечу на столе, раскрывая перед собой записную книжку. После того, как Бредберри немного успокоился, он сделал в дневнике последнюю пометку:
– Запись в дневник, день второй, время: начало двенадцатого. В отеле мною замечены странные вещи, возникающие как парадокс в окружающей действительности. Я могу сейчас лишь предполагать, что всему виной, либо полтергейст, либо в доме присутствует ещё одна личность, мною доселе не вычисленная…
