Гарри Гаррисон - В логове льва
— Великолепная мысль! Уверен, во дворец террористам не проскользнуть, но с нынешнего утра, признаюсь, буду чувствовать себя куда спокойнее, если рядом будете вы, офицеры в синих мундирах.
После ухода остальных Шерман остался с Грантом, на пару с ним попивая кукурузное. Грант, предававшийся беспробудному пьянству не один год и покончивший с этой пагубной привычкой, как только вернулся к армейской службе, успел отвыкнуть от крепких напитков. Вскоре он уснул.
Шерман вышел, и капитан пехоты, стоявший в коридоре у двери на часах, вытянулся во фрунт в знак приветствия.
— Насчет генерала Гранта, сэр… Разрешите осведомиться, как он там?
— Хорошо, очень даже хорошо. Простое проникающее ранение, пулю уже извлекли. Разве не было официального сообщения?
— Конечно, было, генерал. Мистер Фокс зачитал его нам, и я отправил одного из своих подчиненных доставить один экземпляр во дворец. Но оно было совсем кратким, там говорится только, что предпринято покушение на жизнь президента и что генерал Грант при этом ранен. Покушавшийся убит до того, как успел выстрелить снова. Вот и все.
— Полагаю, этого и довольно.
Собравшись с духом, капитан огляделся и лишь после этого продолжал вполголоса:
— Ходят слухи, что вы разделались с ним, генерал. Один удар в сердце…
Шерману следовало бы рассердиться, но вместо этого он улыбнулся.
— На сей раз слухи не врут, капитан.
— Отличная работа, сэр, отличная работа!
Шерман лишь отмахнулся от чистосердечной похвалы офицера, развернулся и отправился в свою комнату. После боя у него всегда пересыхало в горле, и генерал пил воду стакан за стаканом, наполняя его из графина, стоявшего на прикроватном столике. Все висело буквально на волоске. До самой смерти будет стоять у него перед глазами видение, как Бут проталкивается вперед, как поднимает револьвер… Впрочем, все уже позади. Угроза ликвидирована, все потери ограничились серьезно раненной рукой Гранта. Могло быть и не в пример хуже.
В тот вечер за американской делегацией прислали карету, а не открытый экипаж, и приглашенные забрались внутрь сразу по ее прибытии.
И вовсе не случайно на пути через Гран-плас мимо Отель-де-Виль ее окружал кавалерийский отряд. Остановилась карета перед Пале-дю-Руа.
Выйдя первыми, оба генерала не отступали от президента ни на шаг, подымаясь по ступеням, покрытым красной ковровой дорожкой; Пирс шел замыкающим. Но едва они преступили порог дворца, как Пирс вырвался вперед американской делегации, вступавшей в аудиенц-залу, и что-то торопливо нашептал мажордому, собиравшемуся провозгласить их приход. Как только прозвучало имя Линкольна, воцарилось молчание; взгляды всех собравшихся в переполненном зале были прикованы к нему. Молчание сменилось всколыхнувшимися аплодисментами, после чего гул разговоров возобновился. К делегации, вступившей в просторный зал, приблизился официант с подносом, уставленным бокалами шампанского.
Чуть ли не каждый из остальных разодетых в пух и прах гостей держал в руке бокал, и американцы последовали их примеру.
— Слабовато будет, — проворчал генерал Мигер, осушив свой бокал и высматривая официанта, чтобы взять другой.
Линкольн лишь улыбнулся, чуть пригубив свой бокал и озираясь по сторонам.
— А ну-ка, видите того крупного мужчину в окружении офицеров? По-моему, мы уже встречались, — он движением головы указал в направлении импозантного краснолицего человека, облаченного в пышный розовый[5] мундир, проталкивающегося сквозь толпу в их сторону. За ним по пятам следовали еще трое офицеров. — Сдается мне, это русский адмирал, вот только имя его я запамятовал.
— Вы президент, мы уже одиножды встретившись в вашем Вашингтон-городе, — выпалил адмирал, остановившись перед Линкольном и сграбастав его ладонь своей грандиозной лапищей. — Я адмирал Павел Нахимов, вы помните. Ваши люди, они топят массу британских кораблей, потом они убивают британских солдат… очень хорошо! Эти вот мои офицеры.
Трое сопровождавших его офицеров поклонились, как один, щелкнув каблуками. Линкольн с улыбкой не без труда сумел высвободить ладонь из тисков адмиральской руки.
— Однако та война завершилась, адмирал. Как и русские, американцы сейчас дружат со всем миром.
Едва президент заговорил, один из русских офицеров шагнул вперед, протянув руку Шерману, и тот волей-неволей вынужден был пожать ее.
— Генерал Шерман, вас надлежит поздравить с блестящей победоносной кампанией, — проговорил тот на безупречном английском.
— Спасибо… однако, боюсь, я пропустил мимо ушей вашу фамилию.
— Капитан Александр Игоревич Корженевский[6], — представился офицер, отпуская руку Шермана и снова кланяясь. Одновременно с этим он пригнул голову и произнес вполголоса, так, что только генерал Шерман мог его расслышать:
— Мне надо переговорить с вами наедине.
Выпрямившись, он улыбнулся, и его белые зубы сверкнули.
Шерман даже не догадывался, о чем речь, но отчаянно хотел знать. Быстро обдумав ситуацию, он разгладил усы ладонью, негромко сказав, пока рот его был прикрыт:
— Я занимаю номер восемнадцать в отеле «Гран-Меркюр». Завтра в восемь утра дверь не будет заперта.
Больше говорить было не о чем, и русский офицер двинулся прочь. Шерман, вернувшийся к своей группе, в этот вечер капитана уже не встречал.
Потягивая шампанское, генерал Шерман раздумывал об этом курьезном происшествии. Что заставило его столь быстро откликнуться на диковинную просьбу? Пожалуй, великолепный английский офицера. Но ради чего все затевается? Не следует ли вооружиться, прежде чем отпирать дверь? Да нет, глупости; после сегодняшнего инцидента у него одни покушения на уме. Ясно же, что русский офицер хочет что-то поведать, передать какое-то сообщение, которое невозможно отправить обычным путем, оставив окружающих в неведении касательно его содержания. Что ж, если так, русский обратился как раз по адресу.
Прием с официальными знакомствами, поклонами и реверансами затянулся до утра. Пока американцев не представили королю Леопольду, об уходе им нечего было и мечтать. К счастью, аудиенция оказалась весьма краткой.
— Господин президент Линкольн, чрезвычайно рад наконец познакомиться с вами.
— Как и я, Ваше Величество.
— А как ваше здоровье, не жалуетесь? — глаза короля чуть заметно блеснули.
— Лучше и быть не может. Должно быть, дело в целительном воздухе вашей чудесной страны. Я чувствую себя здесь, как дома в собственной гостиной.
В ответ король лишь неопределенно кивнул.
Тут его внимание привлекло что-то другое, и он отвернулся.
Как только их отпустили, президент созвал своих сопровождающих. Было уже далеко за полночь, все устали, как и бельгийский кавалерист, командовавший отрядом, сопроводившим карету обратно к отелю. Правда, по сравнению с американцами он держался молодцом. Подстегиваемые командами кавалеристы бдительно охраняли карету при проезде по улицам. Было пустынно, и цокот копыт по мостовой громким эхом отдавался в стенах домов; как ни странно, было в этом звуке что-то утешительное. Расставшись в отеле с остальными, генерал Шерман сразу же направился к двери Густава Фокса и решительно постучал.
— Долг зовет, Гус! Просыпайтесь-ка!
Дверь тотчас же открылась. Гус еще даже не раздевался, разве что снял сюртук; свет ламп ярко освещал заваленный бумагами стол.
— Сон — удел злодеев, — сказал он. — Входите же и поведайте, что привело вас в столь поздний час.
— Международная тайна — и, судя по всему, как раз из вашей епархии.
В молчании выслушав описание мимолетной встречи, Гус энергично, с энтузиазмом кивнул.
— Вы дали этому офицеру прекрасный ответ, генерал. Все, что имеет отношение к русским, представляет для нас жизненный интерес сейчас — да и в любое другое время, если уж на то пошло. Они недолюбливают Британию с самой Крымской войны. Британцы вторглись на их территорию, и русские бились не жалея крови, чтобы отстоять свою землю. Однако врага они видят не только в Британии, а чуть ли не в каждой прочей европейской стране. Ради самозащиты они раскинули великолепную шпионскую сеть и, должен отметить, выжимают ее почти досуха. Теперь уж я могу сообщить вам, что несколько лет назад они похитили чертежи совершенно секретного британского нарезного 100-фунтового орудия. Они на самом деле даже подрядили американского оружейника Пэррота сделать им копию орудия. А теперь еще и выясняется, что говорящий по-английски офицер из свиты русского адмирала хочет переговорить с вами наедине. Восхитительно!
— А мне-то теперь что делать?
— Отпереть дверь в восемь утра — и поглядеть, к чему это приведет. С вашего позволения я приму участие в этом вашем приключении.