Гарри Гаррисон - Кольца анаконды

— Адмирал Милн, сэр. Интересуется, можете ли вы его принять.

— Конечно, проводите его ко мне.

Встав навстречу вошедшему адмиралу, лорд Пальмерстон пожал ему руку.

— Как я догадываюсь, адмирал, это отнюдь не визит вежливости?

— Никоим образом, сэр. Позвольте присесть?

— Конечно. Ваша рана?..

— Отлично зажила, но я еще не так крепок, как следовало бы. — Сев, адмирал перешел прямо к делу: — Я чересчур засиделся на суше, джентльмены. Сей внезапный оборот событий настоятельно напоминает мне об этом факте.

– «Трент»? — осведомился Рассел.

– «Трент», что ж еще! Корабль, ходящий под британским флагом… остановлен в море чужим боевым кораблем… не нахожу слов.

— Как и я, сэр, как и я! — Гнев Пальмерстона вспыхнул с новой силой. — Я вижу это злодеяние вашими глазами и разделяю ваш пыл. Вы с честью бились за родную страну, были ранены на службе отечеству в Китае. Вы адмирал самого могучего военно‑морского флота на свете. А тут такое! Я знаю, что вы должны чувствовать…

Теперь Милн нашел слова и прямо затрясся от ярости, выплевывая их.

— Унижение, сэр! Унижение и бешенство! Этим колонистам следует преподать урок! Видит Бог, они не смеют стрелять по британскому судну — по королевскому почтовому пакетботу! — и не испытать на себе последствий столь кощунственных действий!

— Каковы же должны быть эти последствия, по вашему мнению? — полюбопытствовал Пальмерстон.

— Не мне об этом судить. Это по вашей части, джентльмены, решать, какого курса придерживаться в подобных вопросах. Но я хочу, чтобы вы знали, что весь флот Ее Величества до последнего человека поддержит вас от начала и до конца!

— Вы считаете, что они разделяют наше возмущение?

— Да не считаю, а знаю! Все, от младшего канонира на орудийной палубе до высочайших чинов в адмиралтействе, испытывают ярость и омерзение. И острейшее желание следовать туда, куда вы их направите.

Пальмерстон медленно склонил голову.

— Спасибо за откровенность, адмирал. Вы укрепили нашу решимость. Кабинет будет созван тотчас же. Уверяю вас, меры будут приняты сегодня же. И не сомневаюсь, что ваше возвращение на боевую службу будет оценено по достоинству, а ваше прошение — принято.

— Здесь офицер с «Трента», сэр, — доложил секретарь, проводив адмирала. — Хочет получить инструкции, как распорядиться документами, оказавшимися у него на руках.

— Какими еще документами?

— Похоже, он принял под свою ответственность документы, которые господа Мейсон и Слайделл хотели утаить от американского правительства. А теперь он желает получить инструкции касательно того, как ими распорядиться.

— Превосходно! Пусть несет их, и мы посмотрим, почему янки так спешили изловить этих господ.

Как только «Сан‑Хасинто» на всех парах пошел на север, в сторону Нью‑Йорка, погода испортилась. Дождь вовсю хлестал по плащу капитана Уилкса, стоявшего на полубаке. Море разгулялось, пошел снег с дождем. На полубак поднялся лейтенант Фэрфакс, и капитан обернулся к нему:

— Механик докладывает, что мы принимаем на борт воду, сэр. Швы подтекают в таком бурном море.

— Помпы справляются?

— Отлично справляются, капитан. Но он хочет сбавить обороты, чтобы снизить нагрузку на обшивку. Корабль порядком послужил на своем веку.

— Да уж, действительно. Ладно, восемьдесят оборотов, но ни одним меньше. Полученные приказы весьма недвусмысленны.

На более тихом ходу течь прекратилась, так что откачку даже пришлось на несколько минут приостановить, чтобы уровень воды в помповом колодце поднялся повыше. Дела пошли намного лучше. Но ветер все крепчал, качка усиливалась. Плавание выдалось не из приятных. Ко времени прибытия в Нью‑Йорк снег валил вовсю, теперь вперемешку с хлестким градом, и видимость упала почти до нуля. Однако прибытия «Сан‑Хасинто» ждали, и в проливе у Стейтн‑Айленда его встретил буксир.

Уткнув нос в воротник бушлата, капитан Уилкс с мостика смотрел, как бросают трос и крепят буксир к борту. По штормтрапу не без труда вскарабкались двое людей в мундирах; остановившись на палубе, они ждали, пока поднимут их кожаные саквояжи. Лейтенант Фэрфакс явился на мостик с докладом.

— Это федеральные исполнители, капитан. Им приказано явиться к вам, сэр.

— Хорошо. Позаботьтесь, чтобы их проводили в мою каюту. Как там наши пленники?

— Активно возмущаются погодой и условиями содержания.

— Это несущественно. Они под замком?

— Так точно, сэр. А у дверей круглосуточно несут вахту часовые.

— Позаботьтесь, чтобы так было и дальше. — С этими словами капитан направился в собственную каюту, чтобы подождать федеральных исполнителей.

Новоприбывшие, оба рослые и крепко сложенные, с громким топотом вошли в каюту. В тепле каюты снег, облепивший их тяжелые шинели, начал понемногу таять.

— У вас имеются новые приказы для меня?

Старший из исполнителей передал ему кожаный бювар. Вынув бумаги, Уилкс пробежал их глазами.

— Вам известно содержание приказов?

— Да, капитан. Мы должны остаться на борту и не спускать глаз с ваших заключенных. Далее корабль должен проследовать прямо в форт Уоррен в Бостонской гавани. Департамент военного флота беспокоило только одно: чтобы у вас хватило угля.

— Бункеры почти полны. Выходим тотчас же.

Как только судно вышло из гавани, шторм обрушился на него в полную силу. Волны перехлестывали через палубу, в шпигатах бурлила вода. «Сан‑Хасинто» так швыряло и мотало, что винт то и дело оказывался на воздухе, когда волны прокатывались под кормой. Та ночь далась нелегко даже бывалым морякам, а уж для сухопутных жителей обратилась в сущую пытку. Морская болезнь довела всех четверых заключенных до полнейшего изнеможения, как и федеральных исполнителей. Слайделл громко стенал, молясь о том, чтобы судно либо прибыло в спокойную гавань, либо затонуло — что угодно, только бы избавиться от мучений.

Лишь на второй день после полудня потрепанный штормом «Сан‑Хасинто» вошел в более тихие воды Бостонской гавани и пришвартовался к причалу форта Уоррен. Отделение вооруженных солдат увело измученных пленников прочь, а федеральные исполнители на заплетающихся ногах побрели следом. Лейтенант Фэрфакс проследил за выгрузкой их багажа и припасов, взятых с «Трента». Форт Уоррен, своими стенами опоясывающий весь крохотный островок, — тюрьма весьма надежная. Вернувшись на корабль, Фэрфакс принес капитану в каюту свежие газеты.

— Сэр, вся страна ликует. Вас приветствуют как спасителя нации.

Уилкс ничем не выказал, что новость эта доставила ему удовольствие. Он всего лишь исполнял свой долг, как сам его понимал, хотя кое–кто из флотского начальства может воспринимать это дело несколько иначе. Но успех окупает все. Капитан едва не улыбнулся, услышав добрые новости. В свете народного ликования командованию будет трудновато порицать его действия. Он прочел заголовки, испытывая угрюмое удовлетворение.

— Очевидно, лейтенант Фэрфакс, в этой стране наших пленников не так уж и любят. Поглядите–ка, Мейсона называют мошенником, трусом и задирой… ну и ну! И даже более того — помпезным снобом, а также тщеславным пустозвоном и предателем.

Фэрфакс тоже читал газеты.

— В «Глоуб» точно так же обходятся со Слайделлом. Его рисуют бездушным, хитрым, себялюбивым, кровожадным и развращенным.

— А мы–то думали, что захватили всего лишь парочку политических ренегатов. Любопытно, английские газеты смотрят на эту проблему с той же точки зрения?

— Весьма в этом сомневаюсь, капитан.

В ожидании, пока Кабинет соберется, лорд Пальмерстон читал лондонские газеты, угрюмо кивая в знак согласия с напыщенными гневными разглагольствованиями.

— Поддерживаю каждое слово, джентльмены, буквально каждое, — он помахал над столом пачкой газет. — Страна за нас, публика просто вне себя. Мы должны действовать быстро, иначе этим мятежным колонистам вздумается, будто их наглость останется незамеченной. Итак, все ли из вас получили возможность ознакомиться с документами с «Трента»?

— Я изучил их весьма внимательно, — сообщил Уильям Гладстон. — Помимо, разумеется, писем, адресованных лично королеве и французскому императору.

— Они будут отосланы адресатам, — кивнул Пальмерстон.

— Что же до предписаний верфям и прочих документов, они вполне подтверждают полную легитимность обоих послов. Не знаю, как отреагирует Франция, но лично я поражен действиями янки, отважившихся пойти наперехват посреди моря.

— Вполне разделяю ваши чувства, — поддержал Пальмерстон.

— Итак, что вы порекомендуете, милорд? — осведомился Рассел.

— По тщательном размышлении и учитывая общественное мнение, я полагаю, что следует прибегнуть к самым решительным мерам. Передо мной лежит набросок ноты, — Пальмерстон постучал по листку, лежащему на столе. — Поначалу я считал, что было бы довольно отправить протест по обычным дипломатическим каналам, потому–то и созвал вас вместе. Однако с той поры я проникся убеждением, что всеобщее волеизъявление нельзя оставить без внимания. Мы должны от лица всей страны высказать янки справедливое негодование. Я подготовил эпистолу американскому правительству, прибегнув к самым сильным выражениям. Я отдал распоряжение, чтобы в Саутгемптоне стоял под парами почтовый пароход, дожидаясь прибытия этого послания. Королева увидит его сегодня же и, несомненно, согласится с каждым словом. Как только ее одобрение будет получено — депеша тотчас же отправится в путь.