Анатолий Спесивцев - Черный археолог из будущего. Дикое Поле
«Стрелы сами по себе не летают, их человеческая рука выпустить должна. Или, там, эльфья, если в мир фэнтази попал».
Искать долго, не пришлось. Возникнув будто из пустоты, из воздуха (лёжа же из лука стрелять нельзя! Или, всё-таки, можно?), к нему подходил здоровенный казарлюга. В вышиванке, выглядывавшей из-под какого-то грязно-зелёного жупана, стиранных явно не сегодня, откровенно грязных шароварах, сапогах, не обнаруживавших знакомства с сапожной щёткой, с оселедцем и длинными, свисающими с верхней губы усами. В руке он держал небольшой лук, хотя из-за пояса торчала рукоять пистолета. Старинного, естественно. Ещё два пистолета торчали у казака на бёдрах, в кобурах непривычного вида. Разница с картинными запорожцами была в степени бритости, как лица, так и головы. Их покрывала модная в двадцать первом веке щетина. Судя по её пегости, казак был уже не мальчик. Рассмотреть количество морщин на дублёной, коричневой коже при слепящем глаза солнце было невозможно. Не говоря о бессмысленности такого дела, рассматривания морщин у мужика. По степени сомнительности внешнего вида, сгинувшие татары, выглядели, по сравнению с их убийцей, сущими младенцами.
О пользе вегетарианства
Всё тот же полдень, 23 марта 1637 года от р.х
Плохое настроение не покидало Ивана с самого начала этого дурацкого похода. Шли на святое дело, кстати, и наверняка прибыльное. И таились будто занимались чем-то срамным. Объявили, что поход в Персию, на помощь шаху против султана. Нет, ничего против походов за добычей к врагам православной веры, он не имел. Чем, спрашивается, иначе казаку жить? На паперти подаяние просить? Так, если не калека, подавать плохо будут. И против персидского шаха он ничего не имел. Оно, мусульманин, конечно… но, раз враг турок, значит иметь с ним дела можно. Платит шах щедро, пограбить там, опять-таки, есть кого. В другое время, считал Иван — милое дело, сходить в такой поход. Но сейчас, когда волнуется вся Приднепровщина, закипает Волынь, волнуются русские земли в Литве, готовы встать на бой с клятыми ляхами и казаки, и гречкосеи, отвлекать от святого дела освобождения Руси немалую силу, было неразумно. А то и преступно. Даже для реальной цели похода, о которой в отряде не знал почти никто. Включая наказного гетмана, руководившего войском.
Иван невольно стиснул зубы, вспомнив, кто сумел пробиться в наказные гетманы. У них с чёртовым вылупком Пилипом, была старая и сильная вражда. И его внезапная активность по организации похода в Персию, настораживала.
«Если правдой были подозрения о связи Пилипа с иезуитами, то спрашивается — зачем им-то такой поход нужен? С турками-то у чёртовых святош отношения были на зависть хорошие. Непонятно. Следовательно, ломать голову бесполезно. Надо иметь такие же вывихнутые, как у самих иезуитов мозги, чтоб догадаться об их намерениях. Но самому придётся спать в полглаза, ходить с величайшей осторожностью. Пилип, к гадалке не ходи, попытается лютого своего недруга убить. Если не получиться с первого раза, не поленится повторять попытки вновь и вновь». Иван хмыкнул вслух и вызверился, что у него означало улыбку.
«Ну, мы ещё посмотрим, кто кого. Я тоже предпочитаю вспоминать о своих врагах, как о мёртвых. Увидим, кому удастся погубить врага раньше».
К расстройству характерника, казаки его собственного куреня встретили предложение о походе в Персию с энтузиазмом. Получалось, что страдания селян их не так уж и волнуют, хотя добрая половина была из села и хлебнула лиха от панов.
Иван не хотел самому себе признаваться, но его задело, и весьма сильно задело, решение совета характерников отправить в этот не интересный ему поход его. Не смотря на его возражения. Пилип, выбранный наказным гетманом, мол, хоть и немалый талант имеет, да легко с правильной дороги съезжает. Есть в нём какая-то гнильца. А, например, тёзку, Сирка, оставили в Запорожье. Хотя по возрасту, он ему, Васюринскому, почти в сыновья годился.
«Боже милостивый, что ж это деется? Эх, нет в мире справедливости! — пришёл к «свежему» и «оригинальному» выводу из своих печальных дум казак. И решил развеяться. Поохотиться, добыть свежину, порадовать себя на обед молодым мяском. Порадовать брюхо, если с радостью для души не складывается.
День, что ли, задался для казака неудачный, или по какой другой причине, но и охота окончилась, бог знает как. Наткнувшись в погоне на следы татар, Иван без колебаний переключился на них. Плохое настроение требовало выхода, татары подходили для его выплеска куда лучше, чем невинная животина.
«Пусть живёт и растёт. Авось и мне на том свете это зачтётся. А вот татарам жить после встречи со мной жить уже вряд ли придётся, — оскалился Иван. В такие моменты от него шарахались и опытные казаки, чёрта лысого не боявшиеся, но в этот раз, свидетелей не было. А Чёрт под седлом, вороной, без единого белого волоска жеребец, по нраву был под стать хозяину. Недаром на Запорожье про них, всадника и коня, ходили самые дикие слухи. Будто он, Иван, то ли настоящего чёрта где-то поймал и за не обливание святой водой, договор о службе в виде коня с ним заключил. То ли встретив чёрта, он, под залог души в карты с ним сел играть и обыграл вчистую. Бедняге (нашлись сочувствующие и чёрту) пришлось даже в услужение характернику в виде коня идти.
Иван ухмыльнулся в свои роскошные казацкие усы. Несколько раз, после хорошей выпивки, самой отчаянной храбрости казаки, даже выспросить его пытались о подробностях договора с чёртом. Слава Богу, никто не сомневался (по крайней мере, вслух, попробовали бы…), что свою душу, он нечистому не продавал.
Он, на все подобные вопросы, прямого ответа не давал, отделываясь междометиями и неопределёнными жестами. Такие слухи его никак не позорили, да характерникам в целом были полезны.
К татарам подъезжал шагом, чтоб не насторожить их шумом или пылью из-под копыт. Вплотную подошёл пешком. Трёх пастухов для себя он опасными не считал, но не хотел дать кому-нибудь из них шанс сбежать. Поймать в степи татарина — и для характерника не всегда посильная задача. Увлечение татар редким для них развлечением, дало ему возможность подойти незаметно на уверенный выстрел из лука.
Тем временем события приобрели неожиданный оборот. Иноземец и заарканенный сумел отправить в ад (туда ему и дорога!) одного из своих мучителей.
Опасаясь, что оставшиеся в живых покалечат свою, оказавшуюся опасной и связанном виде добычу, Иван упокоил обоих стрелами. Пришлось стрелять на убой, раненный мог удрать.
«Жаль, что пришлось убивать. Было бы любопытно порасспрашивать кого-то из них перед смертью о том, как в их руки этот подозрительный иноземец попал? И сравнить этот рассказ с его пояснениями. Бес его знает, удастся ли выспросить досконально всё у него».
Вместо молоденького тарпанчика с нежным мяском, Ивану достался освобождённый из татарского полона иноземец. Застрелив обоих оставшихся в живых татар, он не пошёл немедленно к растерянно вертевшему головой иноземцу, а кинулся стреножить лошадей. К счастью, пусть не воинские, они были приучены, не покидать своих упавших хозяев, бегать за ними не пришлось. А лошадь убитого пинком (ох, добрый у иноземца удар), была стреножена покойным хозяином. Всё это время он искоса, краем глаза, рассматривал иноземца.
«Откуда здесь, в татарской степи он мог появиться? Если бы кто ехал сюда из Польши, я бы об этом точно знал. Значит, из татар. Но, почему оказался здесь один, став лёгкой добычей простых пастухов, даже для рядового казака, не соперников? Потерял проводника? И зачем его сюда понесло, в дикое поле? Неужто, какой учёный человек? Но для учёного, он уж очень ловко ногами машет. С двух пинков насмерть татарина забил. Знаем мы таких учёных, иезуитской выпечки. Они, правда, больше саблей махать горазды, а не ногами. Но иезуит-то бы им не попался ни за что, даже сонный. Непонятно. А загадки в таком деле — недопустимая роскошь».
Тем временем иноземец весьма ловко избавился от арканов, сбросив их на землю, подошёл к убитому им татарину и плюнул ему на голову, произнеся что-то себе под нос. Казаков он явно не опасался, что для иезуита было бы крайне неразумно. А отказать этим чёртовым выкормышам в уме, не мог и их злейший враг. Например, сам Иван. Иноземец же ещё и пнул труп ногой, видно татарин здорово успел ему чем-то досадить. Потом, с удивлённым восклицаем, нагнулся и вытащил из пояса трупа пистоль очень странной конструкции. Просто удивительной, ничего подобного Ивану видеть не приходилось. Но, сразу было видно, ухватистой и удобной. Иван внутренне напружинился, опасаясь, что неизвестный попытается сразу же стрельнуть в него. Однако, он повертел пистоль в руках и сунул за пояс себе. То ли не лелеял коварства, то ли знал, что пистоль не заряжен. Уж конечно, попал к татарину пистоль совсем недавно. Судя по ловкости в обращении с ним иноземца, у него татарин пистоль и забрал. Надо будет обязательно рассмотреть его получше.
