Неправильный красноармеец Забабашкин - Максим Арх
— Помощь кому-нибудь нужна? Я медик!
Из кустов никто не отозвался. Было очевидно, что нас разглядывают, но выходить не спешат.
Повернулся к пленному и сказал:
— Давай ты. Они меня боятся.
Фриц вылез из коляски, откашлялся и закричал:
— Это я — обер-ефрейтор Мольтке. Выходите!
На его слова тоже никто не среагировал.
«Не стреляют, и то хорошо», — подумал я и прошептал: — Настойчивей. И скажи, что снайперов больше нет.
— Понял, — прошептал мне в ответ Фриц и, набрав в лёгкие воздуха, крикнул: — Не бойтесь же, выходите! Русских диверсантов уничтожили. Идите сюда! — а потом, набрав в лёгкие воздуха, закричал ещё громче: — Ко мне! Быстро!
Довольно уверенный приказной тон сыграл свою роль, и из кустов стали, наконец, появляться недостреленные немцы: артиллеристы, один водитель и несколько солдат охраны. Всего было одиннадцать человек.
К нам приблизился один из вышедших, покосился на меня, затем на Фрица, отдал ему честь и представился:
— Ефрейтор Майер, господин обер-ефрейтор.
— Здравствуй, Шульц, — сказал мой пленный и посмотрел на остальных: — Это все?
— Здравствуй, Фриц. Да. Все. Остальных русские снайперы уничтожили, — ефрейтор посмотрел на меня, затем на нарукавную повязку и спросил: — Медик?
— Так точно, господин ефрейтор, — отрапортовал я и, посмотрев по сторонам, спросил: — Кому-нибудь нужна моя помощь?
— Нам нет. Русские стреляют очень точно. Раненых нет. А вот тебе, парень, как мне кажется, помощь бы самому не помешала. У тебя всё лицо в крови. Как ты вообще с такими ранами держишься? Тебе надо на лечение в госпиталь!
— Лечиться, господин ефрейтор, будем после нашей победы! В Берлине! А сейчас не до этого. Сейчас врага бить нужно!
— Золотые слова, солдат! — согласился со мной Шульц и посмотрел на моего фрица. — Как вам удалось к нам пробраться? Дорога же вся простреливается снайперами.
— Я уже сказал, их всех уничтожили, — повторил нарратив корректировщик. — Так что мы пока в полной безопасности.
Услышав эту утешительную новость, солдаты противника подошли к нам ближе и один из артиллеристов, показав рукой в ту сторону, где мы встретились со связистами и медиками, забыв про субординацию, ни к кому из нас не обращаясь, спросил:
— А там что было? Мы слышали стрельбу.
Я хотел было ответить, что, мол, добивали снайперов, но Мольтке меня опередил.
— Русские! — сказал он, покачав головой. — Передовая диверсионная группа. Хотели нас перехватить, но мы отбились.
— Как?
— Их немного было. Основную часть диверсантов наши доблестные солдаты уничтожили. А тех четверых, что мы встретили, уложили сразу и без разговоров.
— Четверых? Молодец, Фриц! — похвалил его ефрейтор.
«Интересно, как это я тебя раньше не заметил. С другой стороны фуражки на тебе нет, а знаки различия под плащом не разглядеть. Иначе тебя бы уже давно с нами не было», — подумал я.
Очевидно, они были немного знакомы, а потому тот говорил непринужденно.
— Так вы считаете, что больше противника тут нет?
— Нет. Но всё же лучше перестраховаться. И держаться всем вместе, — беспардонно влез в разговор я.
— У нас осталось два солдата из охранения. Где им лучше занять оборону?
— Нет! Никакой обороны! Нужно всем держаться вместе. Если снайперы вновь прорвутся, то нам надо быть рядом и видеть друг друга. Иначе они перебьют нас поодиночке!
— А ты думаешь, они решаться вновь напасть? — спросил один из артиллеристов.
— Решаться? Да они уже нападают, — теперь влез в разговор Фриц. — Русские уже рядом! Они…
И Фриц начал описывать все «зверства» «русских», разумеется, выдумывая их, описывая неописуемое.
Так, его больная фантазия родила миф о десяти захваченных бронетранспортёрах, а шизофренический разум придумал притчу о трёх перешедших в наступление русских снайперских ротах.
Солдаты вермахта слушали его во все уши, посматривая то в сторону города, то в сторону продолжающих вести огонь миномётчиков.
Заметив это, я решил заканчивать «Сказки Венского леса» и громко произнёс:
— Вот пока мы с вами сейчас ничего не делаем, а просто треплем языками. А в это время, наши доблестные войска (тут я имел в виду, конечно же, красноармейцев), наносят противнику урон. Ведь если вы забыли, я напомню: русские уже близко!
— Что ты предлагаешь делать? Как их остановить?
— Это очевидно даже мне! — теперь все выжившие перевели взгляды на меня. И я продолжил: — Сейчас наши войска отошли в сторону Троекуровска и держат позиции. Русские находятся внутри колонн. И нам, во что бы то ни стало надо колонны немецкой техники полностью сжечь, иначе это оружие уже скоро повернется, простив нас.
— Ты думаешь, русские смогут так быстро освоить столь сложную технику? — усомнился чудом выживший после моего отстрела ефрейтор.
— Конечно, смогут. Вы, господин ефрейтор, думаете, у них танкистов нет? Есть, не сомневайтесь. Они уже часть наших танков захватили и вовсю на них наступают!
— А я говорил господину фон Кригеру, что надо продолжать вести огонь! — вероятно, вспомнив, что я ему талдычил всю дорогу, неожиданно нервно закричал Фриц, а затем, словно очнувшись, чуть понизив голос, спросил: — А, где он, кстати?
— Погиб от огня снайперов. Они нам три расчёта уложили, — проскрежетал зубами ефрейтор.
— Господин обер-ефрейтор, а в наших колоннах много русских солдат?
— О да! Колонны полностью захвачены, — закивал Мольтке и продолжил отвечать на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, придумывая новые и новые детали советского наступления, которого нет.
И в этот момент мне пришла крайне рациональная и прекрасная идея.
Сейчас, у нас получалось так, что весь офицерский состав был выведен из строя. И самым старшим по званию среди присутствующих стал «мой» фриц. Стоя рядом с солдатами и стараясь отвечать на их вопросы, он совершенно позабыл, что именно он теперь по факту может и должен возглавить обезглавленное подразделение.
Это надо было немедленно исправить.
И я, перекрикивая любопытных артиллеристов, прокричал:
— Господин обер-ефрейтер, принимайте командование. Вы как никто другой знаете противника. И знаете, что только огнём наших пушек мы его можем остановить.
Мольтке от такого предложения получил очередной шок и удивлённо уставился на меня.
А вот пока оставшиеся в живых артиллеристы восприняли мои слова как должное. Они перевели свои взгляды на Фрица и стали ожидать приказ.
«Ну же, бестолочь, давай,