2134: Элемент (СИ) - Извольский Сергей
— Добрые люди из московской разведки? — тут же догадался Никлас.
— Да. Но сейчас это уже не имеет особого значения, потому что после того как я узнал то, что сейчас знаю, факт гибели моей любимой женщины в лабораториях вивисекторов занимает лишь часть от той ненависти, которую я испытываю от обладания знанием в целом. Шесть лет назад я нашел Женевьеву, и вытащил ее из одного из номерных заведений…
Увидев, что Никлас нахмурился при слове «номерных», фон Хоффман пояснил:
— Такие места как Вевельсберг — нацелены на выпуск. Именные академии смерти, так их называют. А еще есть академии номерные, откуда никто из воспитанников как правило не возвращается после того как зайдет за ворота. Именно там разрабатывается большое количество программ, работающих в числе прочего на создание узкоспециализированных новых видов человеческих организмов. Вы же, как ведьмак, сейчас следуете программе приема препаратов первого года? Задумайтесь, сколько жизней стоило это знание. И еще можете подумать, откуда это знание у Москвы — если никаких экспериментов над людьми в той форме, в какой это происходит в Рейхе, Москвой не проводится и никогда не проводилось.
— Шпионаж?
— В числе прочего, конечно же. Но это не основной источник информации.
— Перебежчики?
— Именно. Среди них присутствует доктор Оберхойзер, который за годы карьеры занимал место главы сразу трех номерных академий смерти, а после получивший в ведение целый департамент, вместе с мантией высшего жречества Культа Пути. Доктор Оберхойзер стал активным участником аппаратной борьбы за место, приближенное к трону кайзера и оказался в составе партии проигравших. Большинство его соратников повесили, а вот он смог избежать такой участи. Оберхойзер — один из самых ценных осведомителей, что бежали в Россию, информацию обменяв на гарантии неприкосновенности. Он лично проводил эксперименты над сотнями детей и подростков. К нему попала и Женевьева, причем два раза: в юном детском возрасте она стала участницей программы «Verführerin», что в переводе значит «соблазнительница». Одна из самых перспективных объектов, Женевьева демонстрировала невиданные успехи. Но русские ведьмы — а это программа была направлена в первую очередь против Москвы, практически сразу же научились вычислять подобных Женевьеве, так что продолжения программа не получила, принеся только убытки и будучи закрытой. В результате чего многие девушки были в один момент просто уничтожены, и этот день сейчас считается черным в ведьминском кругу.
— Цеховая солидарность? — догадался Никлас, вспомнив слова главной ворожеи о справедливости.
— Именно. Культ потерял всего лишь одно из многих разрабатываемых направлений, а вот ведьмы потеряли больше двух сотен своих потенциальных сестер.
— Почему их убили?
— Потому что русские ведьмы таких сразу вычисляли, на территориях же Сверхразума смартмассы соблазнительницы бесполезны, сами понимаете почему. А вот внутри границ Рейха такие девушки могли представлять опасность и для окружения кайзера, и для Культа Пути — не подвержены влиянию соблазнительниц оказались только арбитры. Вы сами, наверное, прочувствовали, что под натиском такой девушки как Женевьева можно легко подавить волю обычного человека, создав послушную марионетку. Эти девушки оказались опасными для власти, став экзистенциальной угрозой.
Никлас поджал губу — ему как-то не верилось, что пусть даже сотня соблазнительниц может поставить государство на грань уничтожения, если он правильно понял слова про экзистенциальную угрозу.
— Николай Александрович, — вздохнул фон Хоффман. — Да, с вами у Женевьевы не получилось, как она ни старалась — даже наоборот, девочка до сих пор не может в себя прийти от шока. Но, прямо скажем, вы ведь и не обычный человек.
— Хм. Аргумент.
— Продолжая про Женевьеву. Уничтожены были не все участницы программы «Соблазнительница». Те девушки, кто не достиг возраста восемнадцати лет, отправились в номерные академии смерти, где их задача состояла лишь в том, чтобы послужить материалом для экспериментов. Именно таким образом в пятнадцать лет Женевьева снова попала к доктору Оберхойзеру. В иной другой ситуации у меня бы никак не получилось ее вытащить, но на столе вивисекторов она оказалась как раз в тот момент, когда группа элит к которой принадлежал Оберхойзер проиграла аппаратную битву. Многие закачались в петлях, а сам он в это время бежал на восток, спасая жизнь. Можно сказать, повезло.
Фон Хоффман сделал паузу, и тяжело вздохнул, глядя в пространство. Никлас молчал, выжидая пока старый банкир справится с эмоциями — было видно, что рассказ дается ему непросто.
— Так вот, возвращаясь к теме нашей беседы, — вскинулся, словно избавляясь от оцепенения фон Хоффман и заговорил преувеличенно бодрым голосом. — Вот уже четвертый год весной и осенью я, пользуясь историей о своей безумной любви к железным дорогам, путешествую по России на поезде «Россия», и каждую поездку ко мне в поезд подсаживается сразу несколько агентов Особого Отделения. Московским спецслужбам конечно известно, что к доктору Оберхойзеру у Женевьевы есть личные счеты: сами понимаете, она была и объектом, и материалом сразу в двух его заведениях, так что осадочек остался. Мы знаем место, где он живет — недалеко от Читы, и от нас каждый раз ожидают, что Женевьева попытается сойти с поезда и попробовать предъявить доктору Оберхойзеру претензии за свое несчастливое детство. Тем более что во время каждого нашего путешествия Женевьева берет под контроль отправляемых вместе с нами агента или агентов. Нет-нет, не смотрите так, слухи о ее любвеобильности — это только слухи. Женевьева настолько сильна в своем нечеловеческом даре, что для того чтобы взять под контроль человека ей достаточно лишь слов и игры взглядов, ей для этого совсем не нужно укладывать кого-то в постель. Но несмотря на то, что приставленные к нам опричники всегда попадали под ее ментальный контроль, каждый раз я, понимая бессмысленность мероприятия, останавливал ее от попытки встретиться с Оберхойзером. Понимаете, мне все же удалось внушить Женевьеве мысль, что менять свою жизнь на смерть доктора Оберхойзера — это невыгодная сделка. К тому же все эти годы он определенно испытывает некоторый дискомфорт, зная о ее намерении нанести ему визит, и наверняка с волнением наблюдает график движения поездов, в которых мы путешествуем. Но вот в этот раз… — изменил тон фон Хоффман. — В этот раз я получил информацию из надежных источников, что у нас с Женевьевой… не то, чтобы есть возможность на вас рассчитывать, но есть надежда, что вы не будете препятствовать справедливости.
— Ах вот оно как, — протянул Никлас, получая теперь ответы на большинство вопросов.
— Именно так.
— Надежда, но не уверенность.
— Так точно.
— Вы сейчас очень сильно рискуете, рассказывая все это мне.
— Да ну что вы, — усмехнувшись, развел руками фон Хоффман. — Что вы сейчас можете доложить своему начальству? Рассказанное мной? Доложить, что Женевьева хочет убить доктора Оберхойзера? Так это уже давно секрет Полишинеля. Или вы пойдете прямо сейчас к ней в купе, чтобы превентивно обезвредить бедную девушку? Так даже если сумеете справиться со всеми охраняющими ее клонами — это международный скандал. Вас под трибунал отдадут даже несмотря на слухи о том, что вы в скором времени можете породниться с императорской семьей.
«Чего?» — оцепенел Никлас, добавив к мысленно сказанному еще несколько усиливающих смысл междометий. Внешне он, впрочем, сумел сохранить бесстрастный вид, слушая продолжающего речь фон Хоффмана:
— Сегодня вечером, когда вы доложите о нашем разговоре, и мы будем подъезжать к Чите, вам наконец-таки поставят задачу. Полагаю, что приказ — как и во все предыдущие наши поездки, будет состоять в том, чтобы попытаться остановить Женевьеву если она попытается проникнуть на территорию резиденции доктора Оберхойзера, а при невозможности этого — обезвредить ее, никоим образом не допустив гибели девушки. Так что… — развел руками фон Хоффман, — решение и выбор поступков за вами. Хотите еще кофе?
