Во льдах - Василий Павлович Щепетнёв
— И ты, увидев его внизу…
— Поспешил к нему. Но тут не очень поспешишь, летать я не умею, а падать нет желания. Минут десять занял спуск. В обход. Но хоть бы и мгновенно спустился, поделать ничего было нельзя. Множественные травмы, несовместимые с жизнью.
— Он был мёртв?
— Умирал. Сказал только «Николай Васильевич, когда же вы напишете новую пиесу?»
— Он тебя за Гоголя принял?
— А себя считал Щепкиным.
Мы ещё посидели, а потом решили-таки подняться. Погода хорошая, как не воспользоваться.
Шли, шли, и пришли. Ничего трудного. Дошли до Малого Седла, повернули обратно.
— А давайте вниз спустимся на канатке?
Вниз не вверх, вниз можно. Да и народу никого: вниз-то легче идти, вот и идут, чтобы честно сказать себе и окружающим, что да, что прошли маршрут. А вверх, или вниз — это тонкости.
И мы пошли к станции канатки.
Людей у кассы немного. Никого, если быть точным. Так что никаким геройством размахивать не пришлось.
Взял билеты. Ждем. Видно, как разминулись на середине пути два вагончика, красный и жёлтый. Красный поехал прочь, а жёлтый — к нам.
Тут ещё люди подошли, двое. Мужчина и женщина. Лет по тридцать. Одеты простенько, неброско.
— Скоро будет вагон? — спросила женщина.
— Жёлтый, едет, — ответил я.
Как-то не так они на нас смотрят, эти М и Ж. Непривычно равнодушно. Обыкновенно на нас смотрят со смесью зависти, ненависти и восхищения. Даже не обязательно узнавая меня. Просто молодежь, спортивная, привлекательной внешности, одеты дорого, на расходы не скупятся — как не позавидовать, как не возненавидеть классовой ненавистью. Ну, и восхититься тоже, представив себя на нашем месте.
А эти смотрели на нас равнодушно, как москвичи на туфли фабрики «Скороход».
Ну да ладно. Это у меня звёздная болезнь — считать, что все думают только обо мне. Своих забот полно у людей.
Вагончик дошёл до платформы. Механизм рыкнул, лязгнул и замолчал. Сейчас прибывшие выйдут, и мы чинно пройдем вовнутрь.
А — нет.
Ни топота, ни оживлённых разговоров. Только слабые стоны.
— Врач! Здесь есть врач? — это диспетчерша взывает о помощи.
— Есть, — ответил я.
— Посмотрите, что там такое.
Странная просьба. Посмотреть — это смотритель.
Но мы подошли со стороны выхода.
Дверь вагончика открыта, это понятно. И из него пахнет… Из вагончика пахнет озоном, химией, кровью и жареным мясом.
Нехорошее сочетание.
— Вызывайте скорую. И милицию, — крикнул я диспетчерше.
— Уже, — ответила та на удивление спокойно.
— Никого не впускайте, — сказал я девочкам. — А вам вообще сюда нельзя — это я несостоявшимся попутчикам.
— Это почему нам нельзя? — сказал мужчина.
— Запах слышите? Возможно отравление неизвестным ядом.
И, повязав платок поверх нижней части лица (платок итальянский, сморкаться — ни-ни, только вытирать бисеринки пота с верхней губы), я прошёл в вагончик.
Пять человек. Все лежат, да и немудрено — сидений здесь нет. Четверо копошатся, пятый — нет.
— Помогите, — простонал один, — вытащите нас отсюда… Он рядом!
Одежда на всех изорвана, будто кусала собака — маленькая, но очень злая. И местами подпалины. На предплечье — глубокая рана, до кости. А что под одеждой — не знаю.
— Вытащите… скорее — умолял человек. — Здесь шайтан! Злой шайтан!
— Девочки, сюда, — позвал я.
И мы вытащили — четверых. Пятый был мертв, и я решил его оставить. Для следствия.
Всех медикаментов на станции оказалось два бинта, пузырек с нашатырем и упаковка анальгина. Но перевязать себя никто не дал — чуть придя в себя, они яростно сопротивлялись нашим попыткам оказать помощь.
Что ж, так тому и быть.
Сюда, на Малое Седло, вела автомобильная дорога, и «Скорая» прибыла минут через пятнадцать. Милиция пятью минутами позже. Ещё через пять минут подъехала вторая «Скорая».
Прибывший врач официально констатировал смерть одного потерпевшего (теперь они все потерпевшие), остальных увезли.
Прикатило и милицейское начальство, избавив нас от утомительных объяснений.
— Товарищ полковник, распорядитесь выделить транспорт для эвакуации охраняемого объекта, — сказал я, и предъявил удостоверение «девятки».
И полковник выделил. Попробовал бы он не выделить!
Нас довезли до санатория. В ответ я попросил милицейских подойти часа через три — я дам показания. Если, конечно, им нужны мои показания.
Нужны, нужны, заверил меня капитан (полковник остался наверху, распоряжаться).
И нас оставили одних.
— Сходили, называется, на горку, — через силу пошутила Надежда.
— Что это было, Чижик? — спросила Ольга.
— Интереснее другое — кто это был, — ответил я. — Имею в виду потерпевших.
— И кто?
— Не знаю. Может, и вовсе случайные люди. А может быть, и неслучайные, — я включил телевизор.
Передавали концерт классической музыки. В программе же значился патриотический спектакль «Парень из нашего города». Симптом. Я переключил на вторую программу. Опять классическая музыка, а в программе — документальный фильм о жизни оленеводов. Два симптома — уже очень серьёзно.
Я приглушил звук и включил проводное радио. Чайковский, «Иоланта». Что должно быть по программе не знаю, но оперы обычно транслируют после девяти, а сейчас нет и шести.
— Собирайтесь, через час отбываем.
Девочки не стали спрашивать, куда. Они спросили другое, а как же милиция?
Милиция не волк, в лес не убежит, ответил я. В связи с открывшимися обстоятельствами я им пришлю аффидевит. Ну, то, что у нас это заменяет.
И так мы оказались в купейном вагоне поезда «Кисловодск — Ленинград».
Билеты? Я брал их заранее, брал на каждый день, выкупая целое купе. Мало ли что. Вдруг понадобится отбыть тихо, незаметно. С билетами проблем не было, не сезон. В общем и плацкартном вагонах место ещё поищи, а купе дорого, купейные вагоны полупустые.
Вот мы и отбыли.
Конечно, нас легко найти. Но легко — не значит быстро. Завтра мы будем в Чернозёмске, а там посмотрим.
Расположились, я достал свой маленький транзистор, настроил на волну «Маяка». Передавали классическую музыку, Генделя. Для «Маяка» большая редкость.
— Ты ждёшь… — начала Ольга.
— Да, жду. Слишком много классики — к дождю.
— Так всё же что случилось в вагончике канатной дороги?
— Не знаю. Шайтан… Скорее, джинн. Злобное агрессивное явление. Нечто напало на эту пятерку и — вывело из строя.
— Почему?
— Не знаю. Может, Гора на них разгневалась. Но, думаю, объяснят шаровой молнией. Сейчас это модно — объяснять непонятное непонятным. Что случилось на перевале Дятлова?
— Лавина? Снежный оползень?
— Или снежный выползень, есть и такая версия. Некое существо, живущее в снегу, ледяной Олгой Хорхой. А в общем, до сих пор непонятно. И ещё долго останется непонятным.
— А потом?
— А потом всё забудется.
У меня была версия, но с девочками я делиться
