Паутина влияния - Андрей Валерьевич Степанов
Задавать вопросы не было смысла и после минутного спокойствия, завершившего последнюю, как я надеялся, стычку, мы вернулись к обучению. Но адски ноющее плечо заставило меня тоже отправиться в медпункт. Санитар, не жалея сил, втер в плечо сильно пахнущую мазь, которая отличалась от той, что применяли на мою разодранную руку.
— У вас тут нет женщин? — удивился я, вернувшись к Анатолию.
— Есть, но на другой стороне лагеря. Раздельное обучение. Здесь это важно, потому что иначе не избежать нежелательных последствий. Но, скажу тебе, в этот раз такие дикарки сюда попали, что вряд ли бы ты отделался от них так же легко, как от сопляков-мальчишек.
— Надеюсь, что с ними не увижусь.
— Правильно, Максим, побереги силы. Они тебе понадобятся для тренировок.
И в этом он оказался прав даже не на сто, а на тысячу процентов. Весь первый день мы провели на стрельбище, практикуя стойки, позиции, работу с огнестрельным оружием — причем только с пистолетами, а до автоматических образцов и вовсе не добрались.
Как оказалось, по меньшей мере половина того, что я делал ранее, выполнялась мной неверно. Что ожидаемо, так как до этого лагеря я не имел никакой практической подготовки. И слава терпению этого старого вояки, потому что к вечеру, когда мы наконец-то добились хоть каких-то подвижек в работе рук, он выдохнул, отвернулся от меня и махнул рукой:
— До завтра, — только и произнес он, — в восемь утра на этом же месте.
Я только открыл рот, чтобы спросить, куда мне идти, а он уже показывал пальцем на дверь в соседнем со столовой корпусе. Дверь располагалась на втором этаже, сразу за наружной лестницей с грубо обструганными деревянными перилами.
Зато внутри комнатушка оказалась вполне себе приличной. Даже пристойной — точно не казарма, а просто комната для гостей. По этой причине ощущение лагеря мгновенно пропало.
Не отель, конечно, но зато имелся собственный душ, а еда — в столовой по расписанию. Жаловаться было не на что. Кроме, разве что, на одиночество.
Но, вытирая голову полотенцем, я увидел книжную полку. Наполовину она была заставлена теорией ведения боя, тактике и работе в группах. Другую половину, к моему удивлению, занимало не бульварное чтиво, но что-то очень похожее на наши современные боевики.
— «Метка Марка», — прочитал я заголовок, усмехнулся, переведя на английский, и посмотрел на обложку. Украшал ее внушительного вида мужик со шрамом через всю его геройскую физиономию. — Все, как у нас, — добавил я и поставил книгу на место.
На улице стемнело окончательно. Я сел за стол, включил лампу и положил перед собой две книги. Одну общетеоретическую по тактике с обилием рисунков, схем и описаний, а также литературу попроще. Взглянул на мужика со шрамом на обложке и сдвинул ее в сторону.
Пять дней. Один уже прошел, а пройдено не сказать чтобы очень много. Но я и не рассчитывал на то, что за один день узнаю не только азы и основы всего и вся, но еще и сравняюсь по опыту с Трубецким.
Поэтому принялся листать учебник, пытаясь не запутаться в сложных схемах, которые начинались с перемещений группы из двух человек при различных ситуациях. Объяснения была понятными, но объем информации показался избыточным. С непривычки.
Когда дело дошло до пятой или шестой схемы, я уловил общую суть изложения и перечитал заново первые темы. Все оказалось проще, чем я думал. Но даже с пониманием этого, я не успел осилить книжку до конца.
Через пару-тройку часов чтения глаза начали слипаться, и я предпочел отправиться в кровать, а не засыпать прямо за столом. Чтобы закончить с книгой, времени у меня еще будет достаточно.
Несмотря на обилие приключений, я не проспал и оказался на стрельбище вовремя. Та же расстановка предметов, тот же Анатолий с седой бородкой. Неужели в пятьдесят семь можно иметь полностью потерявшие цвет волосы?
Сперва мы вспоминали все, что успели сделать вчера. Между делом я завел разговор, потому что молча практиковаться оказалось скучно до крайности.
— Как поживает Уваров?
— Жалуется на больную голову, но от занятий не будет отлынивать. Разве что от физподготовки его придется освободить.
— Он что-нибудь говорил? Объяснил, как все произошло? Вдруг с его точки зрения я решил наброситься на полтора десятка ни в чем не повинных ребят, и он геройски защитил их?
— Уваров — хулиган, но он не идиот. Иногда через его юношеский максимализм проскакивает некая сообразительность.
— Ага, а меня он просто проверял, прогнусь я под него или нет.
— Вероятно, — Анатолий посмотрел на последнюю стойку. — Так, с этим разобрались. Заряжай. Пора посмотреть на твою меткость.
В качестве мишени выступал все тот же кусок фанеры, имитирующий человека. Стоял он не очень далеко, но в этот раз на столе лежал бинокль, который я не сразу заметил.
Пока я одну за другой высаживал пули в мишень, тщательно целясь и щурясь, вояка смотрел на нее в бинокль. «Стрелец» щелкнул, сигнализируя об опустошении магазина, и я положил разряженное оружие обратно на стол.
— Смотреть-то особо не на что, — цокнул языком Анатолий. — Ты уверен, что сам стрелял во всех своих недругов?
— Уверен, — отозвался я с легкой обидой в голосе. Неужели на расстоянии в тридцать метров так легко промазать?
— Пошли посмотрим, — вояка открыл сетчатую дверь и вошел на полигон.
Мы остановились рядом с мишенью. На ней был очерчен тонкой линией контур человеческого тела, причем вместе с руками и даже недовольно-унылой мордой лица. Вояка склонился и принялся высчитывать отверстия, которые темнели мокрыми пятнами.
Пока он считал я встал с противоположной стороны и увидел не то губку, не то что-то подобное. Лист был гладким и даже скользким, точно покрытый пленкой. Получается, когда пуля пробивает его, пленка рвется и бумага пропитывается влагой. Зато сразу видно.
— Итого пять, — Анатолий выразительно посмотрел на меня, пока я тер пальцем мишень.
— Всего? — удивился я, точно помня, что отстрелял все восемь и рассчитывал если не на попадание в десятку, то, как минимум, в саму мишень.
— Еще три, думаю, где-то там, — он указал на земляную насыпь позади. — Но себя не вини. Даже у хорошего стрелка многое зависит от оружия. Чем стрелок лучше, чем меньше оружие влияет на меткость, но это влияние никогда
