Скиталец - Константин Георгиевич Калбанов
– Ну а как случилось это не единожды и у меня такое уж было? А через то и свободным опытом обзавелся?
– Может и такое статься, – не стал возражать Носов. – Только опять не сходится. Коли тебе столько опыта привалило, то ты уж давно должен был потолка своего достигнуть. Но если судить по твоим успехам в обучении, это не так. Подрос ты недавно.
– Так и драка случилась не месяц тому назад.
– Допустим. А к чему тогда ты все время рисуешь? Все время рисуешь, Боря.
– А может, мне нравится?
– Эка. А чего же тогда тайком?
– А смешным не хочу выглядеть.
– Вот так, значит. А не покажешь ли ты свою Суть, Боря?
Вот привязались, старики-разбойники. Суть им покажи. Оно, конечно, можно. Скрыть свою гениальность получится без проблем. Только ведь эти лениться не станут. Начнут считать и высчитывать. А там несоответствий – вагон и маленькая тележка. И чтобы их обнаружить, к сложным математическим вычислениям прибегать не нужно.
– Какое вам дело до моей Сути, дядь Терентий? Гниль какую во мне приметили?
– Помнишь, Боря, я тебе говорил, что нам с Терентием от тебя польза может приключиться? – произнес Рыченков.
– Помню.
– Старость, Боря, она только в молодости кажется чем-то далеким и непонятным, – продолжил он. – Я вот первой своей жизни лишился, когда мне было всего-то тридцать шесть. И понял, что это, только теперь. Терентий тот и вовсе уперся в потолок, и возрождение ему не светит. Нам этот мир и суть вещей не изменить. Но мы можем попытаться изменить себя. И меняем, по мере сил и возможностей. Разумность свою тянем как можем, чтобы на следующую ступень взойти. Только надбавки с каждым разом достаются все дороже. А времени у нас все меньше. В особенности у меня. Думаешь, к чему мне на старости лет понадобился еще один пароход?
– А чего же так поздно спохватился, Дорофей Тарасович?
– Так ведь говорю же, пока молод, старость кажется чем-то далеким. Ну, жил в свое удовольствие и жил. От прежнего лихоимства кое-что осталось в тайнике. Хватило на несколько лет веселья. Да и потом не особо грустно было. Нашлось где кровушку разогнать по жилам. Н-да. Дурак был, чего уж там.
– А во мне, стало быть, узрел возможность улучшить свое положение. Ну так шел бы к боярину Голубицкому. Я так понял, он к тебе благоволит.
– Добро он помнит. Только к чему ему старик без будущего? Он боярин, ему должно о роде думать.
– В тебя вложиться, и тогда…
– Сколько у него таких, – перебив Бориса, отмахнулся Рыченков.
– Дорофей Тарасович, я ведь никто и звать меня никак.
– Мыслим мы, что ты одаренный, – покачав головой, возразил Носов. – А одаренные… Такие в свое время и создавали боярские роды. И если сегодня кому под силу подняться, так только им. В чем твой дар, Боря?
– О как! Да был бы я одаренным, разве же стал бы уголек в топку бросать?
– Тех, кого Господь, ну или, если хочешь, Эфир, отметил, бояре сразу под себя подгребают. А тебе, похоже, это не по нутру. Вот и скрываешься, набираясь сил. Хочешь сказать, не так?
– И вы решили – чем вы хуже бояр, надо взять меня под свое крылышко. Так?
– Не под крыло, – вновь покачал головой Рыченков. – В одиночку в этом мире не выстоять. Даже если все время хорониться. Коли приметили, то от одаренного уже не отступятся. Вот мы и предлагаем тебе свою помощь.
– Не бескорыстную, надо думать.
– А браки по расчету зачастую самые крепкие и счастливые, Боря. Нешто не знал?
– Это да. Возразить трудно.
– Вот и это еще. Вроде и малец, а рассуждаешь порой, словно умудренный годами мужик, – вновь вставил свои пять копеек Носов.
– Ну так, мы одаренные вообще не от мира сего.
Прикинув так и эдак, Борис решил, что нет никакого смысла скрываться от этих стариков. Правда, рассказывать им о том, что он из другого мира, все же не стоит. Не то еще решат, что Эфир отметил больного на голову. А раз так, то проще его спеленать да сдать за награду. Делать ставку на человека с придурью – так себе затея. Не из лучших. Н-да.
Ну как «старики». Рыченкову – шестьдесят семь, Носову – пятьдесят пять. С местной медициной, имеющей в своем распоряжении весьма интересные артефакты, до дряхлости им еще ой как далеко. Но вот с высоты его четырнадцати лет… Ввиду того, что он тут уже не первый год и попривык воспринимать себя именно молодым, таки да, старики.
– И что вы можете мне предложить, господа наставники? – поинтересовался Борис.
– Перво-наперво нам бы хотелось знать правду. Отчего Акулов вдруг решил от тебя избавиться, снабдив паспортом? – в свою очередь спросил Рыченков.
– Боярин Морозов узнал о моем даре и выслал в погоню миноносец. Полицейский, что был на нем, заявил, будто я избил боярича и родитель его желает со мной посчитаться. Акулов меня не выдал. Но как только прибыли на Донбасс, списал на берег.
– Ясно. И паспорт твой скорее всего подложный.
– С чего бы?
– А с того. Потом объясню. Что у тебя за дар? – продолжил расспросы Рыченков.
– Художник я.
– Н-да-а, а мы-то уж думали, – разочарованно протянул Носов.
– Ты, Терентий, погоди ныть-то. Дар – он и есть дар, коли его на самотек не пускать и развивать как надо. И что ты надумал, Боря?
– Я как раз и думаю полностью сосредоточиться на даре, чтобы побыстрее взять ступень и дополнительные очки надбавок.
– Сколько у тебя Разумность? – спросил Носов.
– Смотрите сами, – после секундной заминки предоставил Борис доступ к своей Сути.
Поначалу старики-разбойники, что говорится, впали в ступор. С гениями им, похоже, дела иметь не приходилось, а потому они и понятия не имели, что все, касающееся дара, завязано на свободный опыт. Посыпались вопросы, на которые Борис отвечал с максимальной откровенностью. Риск, конечно. Но он уже сделал на них ставку. Нельзя быть чуточку беременным.
– Ну что, в общем и целом мысль твоя понятна. Не желаешь копить лишний избыточный опыт и решил пойти по пути наименьших потерь, – констатировал Рыченков.
– Ну правильно. Нужно давить на то, в чем особенно силен, – поддержал его Носов.
– Меня такой перекос не устраивает, – возразил Борис.
– Поясни, – пыхнул дымом Рыченков.
– Ну вот, допустим, появился весь из себя одаренный художник, без рода без племени, сам по себе, свой собственный. Долго князья да бояре будут смотреть на такой бесхозный кусок сыра? И потом, как вы говорите, одаренный может
