Команда кошмара - Харитон Байконурович Мамбурин
Но что бы было, будь у меня телекинез Аршавина, этого Героя СССР и типа, который просто позабыл слово «отдых» много лет тому назад? Смог бы я также самоотверженно день за днем в невыносимой скуке повторяющихся действий менять ландшафты, вырезать ямы под фундаменты, переносить грузы столь большие, что для их перевоза была бы нужна своя инфраструктура?
В нерукотворном памятнике команд «копух» нет ни величия, ни показной грандиозности. Тяжелая вымарывающая работа, та самая, которая «скотинит» и «зверит». Может быть, та самая, которая позволяет существовать нам, разрушителям и вредителям. Или мы позволяем существовать ей. Не суть. Бесчисленные туннели, шахты, заграды, выровненные горные плато, расширенные горные дороги, комфортные и безопасные, метро, трубопроводы…
Они день за днем делали сказку былью. Я помню лица этих самых легенд, растерянные и счастливые, когда они пытались общаться со своими детьми в том пионерском лагере, куда направили и нас. Помню, как они себя вели. Люди, почти разучившиеся жить так, как понимаю это я. Уставшие, изможденные, потерявшие все жизненные ориентиры, кроме самых главных. Они не сделали сказку былью. Не построили зиккурат. Не превратили Марс в цветущий сад. Но сделали достаточно, чтобы мир, то есть конкурирующие страны, взвыли в панике, поняв, на сколько миллиардов трудовых человеко-часов их опередили.
Я бы так не смог. Не с моей памятью, в которой очень свежо демонстрируемое в прошлом мире пренебрежение достижениями советских хозяйства, промышленности и техники. Именами, памятниками, историей. «Аршавин? А… что-то помню, вроде бы в школе проходили…» — пренебрежительно и мимолетно скажет какой-нибудь соплежуй в будущем, отворачиваясь от собеседника и погружаясь в историю, которую перед ним услужливо разворачивает автор желтой книги. Историю, где всё достается легко, где уважение, почёт, социальный статус, богатство и любовь можно просто взять силой, которую тебе подарит сюжет. Тупой, бессмысленной силой, не имеющей никакого другого применения кроме как «защищать своё».
Вот она, эта сила. В моих руках. Сделал я ей что-то хорошее?
…только по приказу. По указанию. По совету.
Знаете, что было бы, не будь этих приказов? Другой вариант «Омского выжигателя». Может быть умнее, хитрее, образованнее… но точно такое же ничтожество. Даже не потому, что я обязательно скурвился бы, либо позволил себе проявить какой-то особый сволочизм, а просто потому, что, умея многое, не знал бы, как и где это многое нужно применить. «Доброхот», «злыдень», или жопа с ручкой вроде сестриц Умаровых, они рождаются потому, что желают применять силу по своей воле и разуму, но скудость этого разума? Его нищета? Его узколобость? Это нищета и скудость обезьяны, научившейся размахивать тяжелым молотком. Только вот дом она не построит. Сортир даже не построит. Максимум отнимет, да награбит денег, чтобы заплатить тем, кто умеет. Бытие определяет знание.
Люди и неогены никогда не будут равны. История человечества не создала и не будет создавать для неосапиантов утопического будущего, в котором они, пользуясь всеми благами уже-не-своей цивилизации, небрежно протягивают сверхъестественную руку помощи простым слабым человекам за большой и жирный бакшиш. «Простые и слабые», нагнувшие природу и собирающиеся нагнуть космос, не потерпят такого отношения. То, что люди не терпят — то они пытаются уничтожить. Прямо как сейчас.
— Эй, Симулянт! Ты чего молчишь? — донеслось до меня приглушенное. Кажется, от Егора, водителя Окалины?
— Задумался, — коротко ответил я, вставая на ноги.
— Вещь хорошая, конечно, но твои уже уходят. Шевелись давай.
— Ага, иду!
Эта страна — не мой дурак-заказчик. Не мой наниматель, нарушающий права по контракту. Нет никакого контракта. Он остался в другом мире, там, где он был заплаткой на месте большой дыры, в которой плескалось лишь море горечи и унижения. Только её уже нет, этой дыры, а сама заплатка, которой я продолжаю автоматически прикрываться — лишь грязные разводы на листе жизни.
Поэтично? Ну да, это я лбом с белорусской березой поцеловался. Всё, хватит мечтать и раздуваться от величия совершенно невовремя воскресшего патриотизма. Тем более, на глазах «моих» — пары незнакомых неосапов с автоматами, которых Окалина отрядила в помощь нашему братству психических инвалидов.
— Симулянт? Приём, — голос Юльки раздается в моем ухе, на этот раз из микрофона.
— Приём. Симулянт на связи, — спеша по лесу за своими, тихо отвечаю я.
Девушка-призрак докладывает оперативную обстановку. Я внимательно слушаю, продолжая перемещение.
Разумеется, Окалина-старшая лгала на том жалком подобии брифинга, что проводился в самолете с нашей командой. Точнее, дозированно выдавала информацию. Не было никакой «жалкой горстки недоубитых Витей беглецов», была агентурная группа, идущая на прорыв. Не одна, а несколько, усиленных отрядом неогенов-резидентов. Встречать их должны были немногочисленные агенты «Чистоты», которые должны будут телепортатора-эвакуатора после передачи и проверки контейнеров с артефактами.
Проще говоря, намечалась небольшая война. В этом событии мне и моей группе отводилось просто прикрыть одно из направлений, не более. Тем не менее, понять Окалину я мог легко. Операции, подобные этой, всегда проводятся под покровом ночи. Любая пара рук и глаз не лишняя… в разрезе этой тайной войны.
Первые стычки уже шли. Не имея возможности быстро стянуть существенный перевес в силах, товарищ майор разбила подчиненных на небольшие группы перехвата, отправив первым делом в бой наиболее опытных из обычных бойцов. Мы, по сути, раскинули на лес сеть, заточенную под вылавливание определенной группы, переносящей контейнеры. Противник двигался через лес также небольшими группами, так что мы вполне могли втроем напороться.
Но не напоролись. Вышли к группе моих моджахедов, встревоженно озирающихся по сторонам. Им оперативной обстановки от Юльки не досталось, воевать умел только Слон, поэтому все, несмотря на сенсорные возможности отряда, сильно нервничали. И было с чего — треск автоматных «троек» и «двоек» тут, на полянке, был прекрасно слышен. Война в ночи, хех. И единственный способ надежно отделить своих от чужих — это светоотражающие полоски, наклеенные на нашу униформу в определенном порядке прямо во время перелета. Секретность, чтоб её.
Отняв первым делом у свалившейся мне на голову Трески гранаты, чем обрадовав девицу до умопомрачения, я затеял общий сбор. Чтобы счастье слишком уж не давило на межушное пространство панкушки, я позвал обеих сестриц Умаровых, а затем вручил их Довлатовой, назвав полученное трио летающим кораблем разведки и быстрого реагирования. Быстро опросив приданных нам в усиление бойцов, я проинструктировал феечек о их способностях, чтобы они впотьмах своих не зашибли, а затем отправил болтаться около верхушек деревьев со стороны предполагаемой атаки. В ту же сторону, пользуясь советами солдат, отправил и всех призраков Акриды, дав задание болтаться по местности с настороженным видом для отвлечения внимания. Сама писательница уже сидела в небольшом окопе вместе с телом патрулирующего по округе Конюхова и прикрывающим их Слоном.
Ну, а теперь усилим эту сомнительную инсталляцию…
Я превратился в туман, начав расползаться по окрестностям. Теперь за главного башкир, которому я оставил связь с Юлькой.
Неосапианты при всём своем желании (когда оно у них есть) не могут быть супергероями. Никак, это сказка. У суперов в кино и книгах обычно сбалансированные способности, дающие надежную универсальность для ежедневного героизма, а вот мы? Отнюдь. Именно поэтому «когти» таскают автоматы, именно поэтому у всех нас огнестрел. У врага тоже. Зачем, спросите, огнестрел, если неоген может выдать струю пламени метров на полсотни или там, скажем, лучи смерти какие-нибудь (Коробок! Сдохни!).
Так вот, объясняю вам, дорогая моя несуществующая публика. Видите Витю? Вот он, вокруг полянки разлегся в ночном белорусском лесу? Квадратов на пятьсот расщепырился? Видите? Ну, с высоты птичьего полета?
Вот и хорошо. А Витя — ни хера не видит! Нихерушеньки! Ни зги!
Потому что ночь. Потому что лес.
А теперь вспомните «Омского Выжигателя» и его «виртуозное» владение своими сферами? Правильно. Неогены —
