Анатолий Спесивцев - Вольная Русь
Воспользовавшись случаем, Аркадий, как генеральный лекарь, обговорил с осавулом поставки сечевикам и лекарских препаратов из гетманских складов.
В общем, нужные и полезные, как для государства, так и для семейного бюджета дела заняли немало времени. Возвращался домой характерник уже в сумерках, со сладостным предчувствием тесного общения с женой в спальне. Успел по ней соскучиться, да и нестарый организм требовал своего.
Однако по приезде его ждал неприятный облом. Выяснилось, что Хмельничиха в этот вечер собрала знакомых баб на вечерницы. Естественно, Москалиха сочла за честь на нём присутствовать. Спать детей уложили няни, мама же умотала гулять с подругами. Умом понимая, что жена поступила правильно — хорошие отношения с женой гетмана и супругами старшинской верхушки Чигирина поддерживать было необходимо, можно сказать — жизненно важно, супруг, тем не менее, испытал приступ горькой, сильной обиды. Он так ждал, а она взяла и уехала!
Наскоро перекусив, лёг спать. Однако, несмотря на усталость, сон долго не шёл — из-за той самой, почти детской (если не вспоминать повод) обиды на Марию. Долго ворочался с бока на бок, ругал ветреную, якобы жену, злился и на неё и на себя… Наконец придремал, а тут и супруга вернулась с гулек, пахнущая духами и спиртным. Снять парадное платье она успела в другой комнате, в постель полезла уже в ночной рубашке, отнюнь не стараясь сделать это осторожно, чтоб не разбудить усталого мужа. Скорее наоборот, именно разбудить его она намеревалась, так как тоже по супружеским ласкам соскучилась. Так что характерник получил всё, о чём мечтал на пути домой и даже немного больше, чем хотел.
4 глава
Великий круг.Степь невдалеке от Сечи, июль 1644 года от Р.Х,Слепящее жёлтое солнце на блекло-голубом, будто вылинявшем, небе, серо-бурая трава, давным-давно выжженная жаркими лучами и отсутствием живительной влаги — обычная картина для окрестностей Никитской Сечи в середине лета. Но вот крепко сколоченная высокая и длинная трибуна здесь появилась совсем недавно, а море человеческих голов образовалось перед ней только нынешним утром.
На головах, всех без исключения, имелись шапки из бараньего меха с цветными, преимущественно красными, суконными шлыками, а вот одежда на присутствующих отличалась разнообразием. У кого дорогущая, из лучших западноевропейских сукон или азиатских шелков, а у кого — рваньё вонючее, какое и самый распоследний нищий надеть на себя побрезговал бы. Имелись и люди в обычной крестьянской одёжке — это, в основном, у новичков, не успевших прибарахлиться или пропить всё нажитое тяжёлым пиратским ремеслом.
Стоявший рядом Юхим дёрнул Аркадия за рукав, и, когда тот склонил к нему голову, спросил (совсем не шёпотом, только при гуле голосов вокруг, беседа приобретала форму мазохизма): — Чего такой смурной? Праздник же вокруг!
Москаль-чародей поморщился, для него действо, разворачивавшееся на этом поле, было не развлечением, а очень важной и тяжёлой работой.
— Потом расскажу!
«Может, для кого и праздник, а для меня — сплошная мука. Богдан убедился в боях с лучшей в Европе шведской армией, что его гетманское войско вполне на мировом уровне, теперь соседям стоит бояться с ним поссориться. Да по количеству бойцов гетманское войско уже Сечь в разы превышает, вот и спешит избавиться от разбойничьего гнезда в середине державы, чтобы присоединить огромные по европейским меркам — с пару сотен тысяч квадратных километров — территории Земель вольностей Запорожских к Малой Руси. В мирное время власть кошевого атамана над ними невелика, доход идёт куреням, гетман нашёл бы для него другое применение. Кстати, и я бы ему в этом, охотно, помог, денег не хватает всем и всегда, а уж здравоохранению и образованию, так в высшей степени. Особенно, если их приходится почти с ноля выстраивать…»
— Слава!!! — заорала вся собравшаяся на Великий круг лихая братия, реагируя на очередную обицянку-цяцянку Хмельницкого, толкавшего речь в большой медный рупор. Невольно выпавший от акустического удара из размышлений попаданец, завертел головой и заметил, что кружившие вокруг степные птицы рванули прочь, будто на лету наскипидаренные.
«Бедные птахи. Сначала у них гнёзда потоптали, устраивая сходку, а теперь пугают воплями. Но, тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, для нас всё идёт, вроде бы по плану. Хоть и подготовку провели тщательную, а с таким контингентом никогда не угадаешь, что случится. Пусть и от наиболее вероятных смутьянов избавились. Опять кстати, ох и подозрительно выглядит смерть двух куренных зимой, как раз Хмеля недолюбливавших, не удивлюсь, если к их скоропостижной кончине коллеги из безпеки руку приложили. И отправка на Кавказский фронт нескольких отрядов, думается, для того же сделана — чтоб не мутили, не портили буйные личности важное мероприятие. Нельзя же всех неугодных замочить, так недолго и самому головы лишиться. За что этих бандюг и уважаю — заморочить им головы не труднее, чем любым другим людям, но вот такой готовности призвать за дела к ответу… пожалуй что ни у кого не знаю».
— Слава!!! — снова заорали казаки, в ответ на очередные похвальбы-обещания своего кошевого атамана. Аркадий пропускал слова Богдана мимо ушей, так как сам участвовал в составлении тезисов для этого выступления, место для переселения предложил тоже Москаль-чародей. После длительного, тщательного перебора, все посвящённые (очень тесный круг приближённых гетмана и тайное общество характерников) сошлись на этом варианте, Ниле. Точнее, дельте Нила.
Рассматривались именно большие реки с густой растительностью на них, подобные Днепру, Дону, Тереку и Яику. Последние две даже прикинули как возможные места переселения, но на них основными пострадавшими стали бы Россия и Персия, союзники Малой Руси — вариант нежелательный, крайний. Кубань, при проживании черкесов на Таманском полуострове и отсутствии богатых мест для грабежа рядом, также без дискуссии отринули.
По долговременности существования Сечи на каком-нибудь острове существовали сомнения. Слишком велика вероятность, что очень скоро все соседи взвоют от такого соседства, и сбросят сечевиков в море, невзирая на потери при этой операции. Дунай отпал сразу — на нём казаки стали бы грабить союзников, серьёзно обострив с ними отношения, да и своим купцам наверняка бы на Чёрном море приходилось туго. Висла рассматривалась всерьёз, но прикинув силы поляков и шведов, да возможность их совместного наезда не только на новую Сечь, но и на Малую Русь, решили врагов лишний раз не злить.
Долго спорили о возможности осесть на Амударье и Сырдарье. Потерявшие в результате неподготовленного налёта на Кабарду своего предводителя, калмыки, важные союзники, начали терпеть на юге от казахов и узбеков одно поражение за другим. Появление там Сечи здорово изменило бы соотношение сил. Но у всех собравшихся не выпал из памяти налёт на Среднюю Азию яикцев, полегших при отходе полностью. Даже чайки перебросить на Аральское море было крайне затруднительно, о каторгах и речи быть не могло. При всей соблазнительности, разругавшись, отбросили и этот вариант. Слишком трудно, да и окружающие тюрки вполне имели возможность построить свой флот для уничтожения агрессора.
Таким образом, остался изначально предложенный Аркадием Нил. Так любимые казаками плавни — пусть не из камыша, из папируса. Шикарная, из множества островов, дельта реки. И масса не прибитого гвоздями имущества в пределах налёта каторг, а то и чаек. Можно сказать — ничейного. Главное же — большим, многопушечным кораблям соваться в плавни — извращённая форма самоубийства, а с гребным флотом любого противника казаки разделаются как бог с черепахой.
Правда, на суше соотношение сил для новосозданной Нильской сечи выглядело очень мрачно — мамелюки и оджак гарантированно раскатают их в блин, несмотря на преимущество сечевиков в вооружениях. Но на данный период истории казакам такое доминирование врага на суше было привычным. Авось и там приспособятся.
Верил ли сам Москаль-чародей в победное шествие казачества по Африке? Если честно, то однозначно нет. Разве что в душе тлел огонёк надежды, казаки столько раз удивляли мир… Главным, для гетмана и старшины, было убрать разбойничью вольницу подальше, желательно нанеся при этом потенциальным врагам максимальный вред. А малым его не назвал бы никто. Резкое удорожание, даже нехватка хлеба в спонсорах Швеции — Голландии и Франции, гарантировало их спрос на хлеб русский. Разорение житницы исламского мира — в то, что войны с возрождённой Турцией можно избежать верили разве что совсем уж неумные оптимисты — существенно подрезало крылья Гиреям.
Для расширения базы решили принимать в казачество по обычаям, существовавшим на Сечи до тысяча шестьсот тридцать второго года — любых христиан. От приёма мусульман, достойно воевавших во Всевеликом войске Донском, после сомнений, отказались. Слишком легко в том месте казачество могло переродиться в таком случае в ещё один очаг исламского пиратства на Средиземноморье. В беседах по поводу переселения Сечи попаданец неожиданно обнаружил, что в отличие от него, многие атаманы расценивают шансы её долговременного существования там, как весьма высокие. К числу розовых оптимистов Кривоноса или Богуна отнести никак невозможно, как и объявить их, даже про себя, дураками. Сирко так собирался отправляться в Африку сам, ближайшим помощником Трясилы, так что Аркадий невольно стал избегать прогнозов по этому поводу. Подумал, что, видимо, чего-то важного не знает или не понимает.