Владимир Добряков - Фаза боя

— С правого борта — два самолета!

Это истребители-бипланы. Очень похожи на знаменитые «Глостер-Гладиаторы» или не менее знаменитые И-15. Вот это опасно. Каратели извлекли урок из гибели реактивного истребителя и поняли, что скоростной машине трудно бороться с тихоходным «пассажиром». А вот эти — другое дело. Я едва успеваю подумать, что они, наверное, могут развернуться на пятачке, буквально вокруг собственного крыла, а они уже демонстрируют свою маневренность.

Обогнав нас на пятьсот метров, они круто, почти на месте разворачиваются и заходят к нам в лоб. Над нами проносятся трассы, потом доносится треск пулемётов, и, наконец, чуть не протаранив нас, проскакивают два истребителя. Лена бежит на свой наблюдательный пункт и докладывает:

— Разворачиваются. Атакуют!

Пикирую, выравниваюсь чуть выше десяти метров и иду, ломая курс, подскальзывая то вправо, то влево. Но на этот раз за мной идут не реактивные машины. Истребители идут с превышением один-два метра и повторяют мои маневры. Тем более что сейчас их двое. Уходя из-под огня ведущего, я попадаю под огонь ведомого. Пули прошивают фюзеляж и правую плоскость. Слава Времени, тюка ничего не горит. Но это пока. Истребители обгоняют меня и строят второй заход.

Оборачиваюсь и вижу, что кроме Лены, которая стоит, высунувшись из иллюминатора в потолке туалета, все лежат на полу пассажирского салона. Правильно. Так хоть меньше площадь поражения.

Снова пули корёжат машину. Одна очередь проходит между мной и Анатолием. Вдребезги разлетается лобовое остекление. Опускаю щиток шлема, иначе на такой скорости я из-за встречного напора воздуха ничего не увижу, глаза выдует. Еще одна очередь находит цель в правом моторе. Хорошо еще, что не в центроплане, где расположены баки с горючим. Но мотор дымит. Перекрываю ему подачу бензина и тяну дальше на двух. Скорость, конечно, падает, но это уже неважно. Мы дотянули.

— Здесь, — показывает Анатолий. — Вон в том овраге.

— Понял, — отвечаю я и разворачиваюсь в сторону дороги. А истребители не отстают. Они делают заход за заходом и продолжают клевать израненную машину. Сейчас они стремятся поразить левый мотор и центроплан с бензобаками. Кому больше повезёт: нам или им? Я, конечно, приложу все усилия, чтобы сбить истребителям прицел, но на посадочной глиссаде и с одним неработающим мотором это плохо получается.

Участок дороги, слава Времени, подходящий. Может быть, только под конец пробега выкачусь в кювет. Разворачиваюсь и строго заход на посадку с ходу. Выполнять заход по всем правилам и некогда, и истребители не дают.

В самый последний момент, когда шасси вот-вот должны уже коснуться земли, вспыхивает левый мотор и бензиновый бак в левом центроплане. Самолёт, подпрыгивая, катится по дороге, а я гадаю: что будет раньше — мы остановимся и успеем выскочить или бензин рванёт?

— Открыть люк! Приготовиться к немедленной высадке!

А истребители не отстают. Они делают еще один заход. Им непременно нужно увидеть, как наш самолёт вспыхнет ярким пламенем, взорвётся и мы сгорим вместе с ним. Пока они разворачиваются для нового захода, скорость нашей машины падает настолько, что можно соскочить без опасения свернуть шею.

— Всем покинуть самолёт! Быстро!

Один за другим мы выскакиваем из готового взорваться самолёта. А он укатывается еще немного вперёд и съезжает в кювет. Здесь он клюёт носом и тут же взрывается, разбрасывая горящие обломки и ударив в небо огненным фонтаном.

Анатолий указывает направление на зону перехода. До неё четыре километра.

— Бегом! Время поджимает!

Но не успеваем мы пробежать и триста метров, как на нас заходят истребители. С рёвом несутся они на бреющем полёте, в носовой части каждого пляшут огоньки, и пули свистят над нами.

— Ложись!

Истребители проносятся мимо, мы вскакиваем и снова бежим. Рывок на триста метров, и опять мы прижимаемся к земле, а над нами свистят пули и ревут моторы. Анатолий вне себя. Если так пойдёт и дальше, зона стабилизируется и переход открыть не удастся. Когда самолёты заходят на нас в очередной раз, он приподнимается и вскидывает автомат. Но в последний момент вдруг принимает другое решение и достаёт из-за пояса лазер. Верно. Это оружие в данном случае будет более действенно.

Беззвучный на фоне рёва моторов выстрел, головной истребитель вспыхивает и лопается в пламени взрыва. Ведомый сразу свечой уходит на высоту.

— Скорее! — торопит Анатолий. — Мы можем опоздать. Тогда придётся ждать еще двадцать часов.

Надо поспешать. За двадцать часов каратели непременно доберутся до нас. Мы бежим, бежим не останавливаясь. Нелёгкий это вид спорта — бег с полной выкладкой по пересеченной местности. Нам с Леной грех жаловаться, мы с ней хроноагенты. Анатолия с Наташей я перед выходом гонял специально, предвидя именно такие случаи. В Петре я тоже не сомневаюсь, он кадровый строевой офицер. А вот Сергею приходится тяжеловато. Ему такие марш-броски совершать никогда не приходилось, и он понемногу отстаёт.

Но вот наконец и овраг, на который мне указывал Анатолий. Не останавливаясь, скатываемся вниз по склону. Анатолий с женщинами уже там. Установка развёрнута и работает. — Успели, — сообщает Анатолий. — Переход будет через восемнадцать минут.

Можно отдышаться и приготовиться. Неизвестно, что ждёт нас в следующей Фазе: Может быть, опять придётся бежать со всех ног. Молча сидим и ждём. Я ловлю на себе взгляды Сергея. Он о чем-то хочет спросить меня, но никак не может отдышаться. Ладно, время поговорить еще будет. Впрочем, неизвестно, будет ли. Если пресловутый отец Таканда не запугивал меня, то относительно спокойная жизнь у нас кончилась. Дальше начнутся сплошные увеселения.

Тишину нарушает стрекот мотора. Поднимаюсь по откосу оврага и вижу дирижабль. Он идёт на четырёхстах метрах в километре от нас. Если бы дирижабль держал курс немного в сторону, то нас в овраге никто не заметил бы. Но дирижабль идёт прямо на нас, и мы непременно будем обнаружены. А уходить нам отсюда никак нельзя.

Не долетев до нас двести метров, дирижабль зависает, и из гондолы по оврагу начинают бить две скорострельные пушки. Обнаружили. Пока снаряды нас особенно не беспокоят. Мы прижимаемся к склону, обращенному к дирижаблю, а снаряды или рвутся на противоположном склоне, или вовсе перелетают через овраг. Хуже будет, если дирижабль зайдёт так, чтобы пушки могли стрелять вдоль оврага. Тогда нам точно несдобровать. Снаряд калибра 23 миллиметра никакой сертон не выдержит, не говоря уже об осколках, от которых у Петра и Сергея нет защиты.

— Толя! Сколько осталось?

— Еще четыре минуты!

А дирижабль медленно, но верно приближается, забирая вправо. Вот он зависает прямо над оврагом в ста пятидесяти метрах от нас. Первая очередь проходит высоко. Вторая уходит левее. Сейчас они пристреляются и… Может быть, бластером его попробовать? Или не стоит искушать судьбу? Впрочем, выхода всё равно нет. Что совой об пень, что пнём об сову — конец один. Снимаю с пояса бластер.

— Есть переход!

Прямо на склоне оврага колышется уже привычное сиреневое марево. Один за другим мы устремляемся в переход и исчезаем как раз в тот момент, когда на месте, где мы только что были, начинают рваться снаряды.

Глава 15

Сидит Федот, икает, в обстановку вникает…

Темно, Время побери! Темно и сыро. И пахнет чем-то не очень приятным. И не пахнет даже, а воняет. Какая-то гниль, прель и, кажется, даже мертвечина.

Опускаю щиток шлема и включаю ноктовизор. Какое-то редколесье, поросшее странно, даже причудливо изогнутыми деревьями. Впечатление такое, что они проросли в пьяном виде, долго не могли протрезветь и сейчас сами удивляются: что это такое из них получилось? Из таких стволов даже зубочисток не настрогаешь. Разве что рыболовные крючки получатся. Под ногами у нас не трава и не мох, а какой-то лишайник. Он мягкий и скользкий. Напоминает плесень. А может быть, это и есть плесень? Не от неё ли и исходит этот своеобразный аромат?