Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро….
"Значит, Ёсю всё же отловили. Он хоть успел насладиться честно заработанными? Судя по некоторым деталям и рассуждениям газетчиков, мои заявления в банке не остались незамеченными и *польский след* — основная версия… Нда. Не о том думаю. Впереди испытание, посложней и поопасней венского дела… Тётя своего племянника как облупленного знает…"
В Рязань поезд прибыл поздней ночью. Настолько поздней, что через три часа уже и солнышко должно было взойти.
" Поместье тёти в Иванеево… нет, в Ивантеево. От Рязани… двадцать вёрст. Изрядно…"
С рассветом, привокзальная площадь оживилась: появились первые торговцы-коробейщики, вкусно запахло из пары едален и небольшого бистро, образовалась небольшая очередь у билетных касс… И экипажей побольше стало. Выбрав, на вид, самую резвую конягу, Александр молча уселся, на скрипнувшее кожаное сидение подрессоренного фаэтона.
— Куда изволите?
— В Ивантеевку.
— Э… далековато будет, вашество…
— Пять рублей устроит?
Вместо ответа, обрадованный таксист залихватски свистнул, понукая своего жеребца. Сначала кончился город, потом пригороды… пассажира на солнце немного разморило, и он едва не уснул: тёплый ветер с запахом свежескошенной травы, мерная качка повозки и ритмичный стук подков по грунтовке — действовали как хорошее снотворное.
— Ваше Благородие!
— А! Приехали?
— Энто… Куды далее править?
— К усадьбе и правь, голубчик. Далеко ещё?
— Та не… Эвон, крыша дома господского ужо показалося.
Пока подъезжали к двухэтажному деревянному дому, Александр напрягал и расслаблял тело, стряхивая сонную одурь, заодно слегка погримасничал, готовясь много и радостно улыбаться.
"Господи, только бы обошлось…"
ТАК он не волновался уже давно. Но… вместо тёти на крыльце показалась… э…?
" Тёте пятьдесят лет, сестре двадцать… недавно исполнилось, вроде. Тогда кто?"
— Батюшки святы, Александр Яковлевич пожаловали!
Кто бы она не была, но гостя узнала сразу и безошибочно, и моментально обрадовались.
— Сенька!
Появившийся на крик коренастый мужичок, молча ухватил чемодан и исчез с ним, в глубине дома.
— Вытянулися то как! Вот Татьяна Львовна с Анной Петровной обрадуются, они вас так ждали…
— Кхе. А где же сама тётушка?
— Так оне с час назад к Харокиным с визитом отправилися, но к полудню непременно назад…
— Понятно. Может?
Александр кивнул на дом, вопросительно поглядев, на свою безымянную (пока!), собеседницу.
— Ой! Что же это я… Милости просим!
Проводив поручика до его личной (о как!) комнаты, женщина побежала — распорядиться и организовать *чего нибудь к чаю*.
" Мою домохозяйку напоминает…"
Комната была какая-то… нежилая, что ли? Узкая кровать с горкой подушек и толстой периной, два тройных бронзовых подсвечника с короткими обрубками свечей, у дальнем углу помесь письменного стола и шкафа — и столешница есть, и множество шкафчиков и полочек, над и под ней. Керосиновая лампа на подоконнике, стены затянуты в светло-синюю ткань, на полу — тонкая войлочная дорожка. Кресло, обтянутое гобеленовой тканью, очень удобное даже на вид, графинчик с водой…
"И ночной горшок под кроватью… какая прелесть! Словно в сказке очутился… наверное тут и не спал никто, после того как племянник убыл в Павловское поступать"
На дверном косяке обнаружились аккуратные царапины, а рядом с ними — цифры. Десять, одиннадцать, тринадцать… Ещё, очень много было вязанных кружевных салфеток и кисейных платков — накидушек: на спинке стула, на подоконнике, на подушках, на одеяле. И цветы — везде. Лёгкий перекус во время *чаепития* окончательно добил Александра, и тот задремал прямо в кресле, успев только слегка расстегнуть китель и ослабить портупею.
Свет. Яркий, ослепительный — но не обжигающий, скорее ласково-тёплый. Пронзительная синева неба, тихий шелест, волнующейся под ветром травы, и смех — беззаботно-счастливый. Его смех… Тонкие руки сестры… Ани… Он иногда звал её — Анечкой, а она его, по детски ещё шепеляво, Шашей, отчего он постоянно хихикал…
Из сна его выкинуло резко, ударом лютой боли в виски. Она всё нарастала и нарастала, буквально иссушая разум, и даже транс не помогал — ЭТА боль с лёгкостью проламывала лёд безразличия и отстранённости, пульсируя уже по всему телу, пока… пока он не понял. Боли больше не будет — никогда. Последний кусочек чужой памяти растворился в нём, последний привет от бедного юнкера Агренева… Теперь стали вполне понятны, необъяснимые прежде приступы боли. Это чужая память, последние следы старого хозяина тела, *усваивались* его разумом… Размышления резко оборвались, стоило только услышать, сквозь неплотно прикрытую дверь, негромкие женские голоса:
— И ты молчала!!!
— Так ведь с дороги же, утомилси…
— А… ну да. Ты… иди проверь, только тихонько, не разбуди.
"К чему оттягивать неизбежное…"
Утренняя знакомая, так душевно встретившая гостя на крыльце, только коротко ойкнула и подалась в сторону, пропуская Александра.
— Тётушка!
Теперь уже оторопела хозяйка дома: таким она своего племянника не видела никогда! В последнее их свидание он был такой же, как и всегда — застенчивый, часто краснеющий юноша, всегда смущающийся открыто выражать свои чувства, с вечными чернильными пятнами на указательных пальцах рук, худенький… А к ней подходил — уверенный в себе, сильный и спокойный, загорелый офицер. И глаза… больше Татьяне Львовне рассмотреть не удалось — её мягко и осторожно обняли, поцеловали, и напоследок слегка поцарапали наградами.
— А где же Аня?
— Ну здравствуй, племянничек. Хорош гусь! За столько времени — и ни одного письма. А ну!!! Повернись, дай тебя рассмотрю… ой, вымахал-то как… да телеса какие себе отрастил… Хорош!!! Все соседи с зависти помрут, как есть!
Александр не совсем понял, как он связан с будущей эпидемией соседских смертей, но уточнять не стал. Вместо этого — засыпал свою тётушку градом вопросов: как жизнь, как урожай, чего нового в округе, как прошла помолвка? Что самое интересное — было действительно очень интересно слушать её ответы. Пользуясь тем, что дочка приводит себя в порядок после долгой и утомительной поездки (аж три версты, в крытой бричке), тётя беззастенчиво резала всю правду матку. Жених — из-за невеликого своего чина и почти пятнадцатилетней разницы в возрасте, ей не глянулся, но раз уж у Анны Петровны приключилась лубофф с большой буквы, то мешать высоким чюйствам она не будет, урожай в этом году вышел на славу, а соседи… Племянник молча слушал, и улыбался. Татьяна Львовна очень сильно напоминала ему подружку мамы. ТОЙ мамы, одной-единственной, и неповторимой… Тётя Люда, тоже была женщиной сильной и мудрой, а главное — энергичной и неунывающей.
"А ведь когда у Татьяны Львовны умер муж… даже не помню, кем он был, она в золоте не купалась, скорее наоборот. Однако — без малейших колебаний забрала к себе единственного сына сестры, и растила, как своего"
— … так я и отписала Амалии Федоровне, ты же помнишь, в каких чинах её супруг ходит? И месяца не прошло — ответила, отписала про адрес твой, да кое-какие подробности. О том, что служишь исправно, у командиров на хорошем счету, награды уже имеешь… вот похвастайся тётке, за что Анну навесили?
— А! Пустое. С контрабандистами в перестрелке побывал, мне это в подвиг зачли.
— Как был скромным, так и остался!
Осуждающе-довольно констатировала Татьяна Львовна. Вспомнив о подарках, Александр заговорщицки подмигнул и на минуту исчез в своей комнате, появившись уже с изящной узкой шкатулкой в руках.
— Ох! Да ты с ума сошёл, Сашенька, такие деньги на… Пелагея! Где ты там… зеркало подай… а там что?
— Анне, подвеска и серьги. На помолвку…
— Красота какая… а кольца?
— Ну тётя! Вас двое, колец двое, чего уж тут гадать…
— Вот дай-ка я тебя расцелую!
К тому моменту, когда в гостиную изволила пожаловать боярышня Анна Петровна, там уже вовсю шло веселье: племянник рассказывал тёте очередной смешной случай из нелёгкой жизни *несунов*, а Татьяна Львовна и ключница, она же — гувернантка, она же — младшая подруга по имени (наконец-то!) Пелагея, заливисто хохотали, повторяя понравившиеся фразы. Потому и не сразу услышали её недоумевающий голос:
— Рада вас видеть, Александр?!
Князь досадливо поморщился (и это не укрылось от зоркого взгляда тёти), плавно встал и коротко кивнул-поклонился.
— И я рад приветствовать вас, Анна.
Сел обратно, и как ни в чём не бывало, продолжил рассказывать историю, краем глаза рассматривая свою двоюродную сестру. Немного манерная, *городская* девушка, с сложной причёской и нервными пальцами. Чужая ему, в отличие от тётушки… Переждав, пока утихнет смех, и отпив глоток душистого чая, задумчиво интересовался:
