Александр Афанасьев - Наступление ч. 3 (СИ)
— Афганистан! Афганистан! Афганистан!!!
А вы думаете, как получается, что целые дивизии переходят на сторону душманов? А вот так вот — все и получается. Просто удивительно, насколько афганцев легко завести и распропагандировать. Тем более — если подобрать правильные слова. А эти слова писали умные, очень умные люди. Здесь ни слова не говорилось об отступлении от завоеваний Саурской революции. Здесь лишь мельком прозвучало о дружбе с США и ни слова не сказали о том, что уже достигнута принципиальная договоренность с группой монархически настроенной оппозиции — за эту договоренность отвечал Лаек со стороны компартии и Себгатулла Моджаддиди — со стороны вооруженной оппозиции, которому удалось создать твердую четверку — четверку партий, готовых пойти на примирение в случае установления в Кабуле устраивающей их власти. Никто не проговорился о том, что один из вариантов плана предусматривает одновременно нападение на русские гарнизоны боевиков вооруженной оппозиции, частей, верных заговорщикам и отрядов китайского и пакистанского спецназа. Никто не проговорился о том, что монархическая оппозиция намеревалась вернуться в страну и занять в ней высокие посты — а ведь все они были крупными землевладельцами после их возвращения неминуемо бы начался передел земельной собственности с большой кровью. Авторы этого послания били по самому больному — по нестабильности власти, по частым, неоправданным сменам власти, по грызне в высших эшелонах власти. Коммунистический режим был плох тем, что воображал, будто народу нужно знать только то, что ему нужно знать — а что не нужно, то не нужно и нечего выдумывать. Получается же на деле наоборот — если ты не выступишь и не расскажешь свою точку зрения на произошедшее, которая будет, по крайней мере, выглядеть правдиво — за тебя это сделают другие, такого надуют людям в уши, что хоть стой хоть падай. Вот и надули — желающие всегда найдутся.
— Рафик Назимутдин?
Заместитель командующего полка по политической части досадливо обернулся. Из темноты к нему бежал командир первой роты Шараф, верный и исполнительный.
— Тебе чего?
— Я хочу с вами посоветоваться. Если вы говорите, что рафик Лаек и рафик Наджиб в опасности — то почему вы приехали поздно ночью? И где командир пока, разве он не должен быть здесь?
— Ваш командир полка убежал с гнусным предателем дела Саурской революции Танаем.
— Почему? — недоуменно сказал Шараф — еще час назад он был дома.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю и все, рафик майор. Он точно был дома еще назад, я это точно знаю, слово коммуниста!
Шараф и впрямь знал, что командир четыреста сорок четвертого полка был дома. Два часа назад он, используя свои навыки коммандос, которые ему дал шурави, лез через забор, чтобы поговорить со старшей дочерью в семье, красавицей Аминой. Если бы отец узнал… было бы плохо, потому что это на словах афганцы были сторонниками новых, коммунистических ценностей — посягательство на семью, на семейные ценности, на право мужчины вершить суд в семье любой афганец воспринимал очень остро.
— Что-то ты слишком много знаешь, Шараф — недобро сказал Назимутдин — может быть, ты тоже сторонник Таная?
Рафик Шараф все понял — все-таки он был слишком молод, а как все молодые — и доверчив. Сам рафик Назимутдин на партийных занятиях говорил им: если что-то не понимаете, подходите и спрашивайте у меня. Если вы услышали что-то на базаре, даже плохое — не шепчитесь по углам — а скажите вслух, не бойтесь. Если это плохое — коммунистическая организация полка разъяснит и поправит вас, не даст вашим мелким ошибкам превратиться в непоправимые. Сейчас Шариф понял, что предатели не шурави не Танай — а предатели те, кто сейчас стоят перед ним, они хотят поднять полк на мятеж, пойти против закона. Он шарахнулся в сторону, срывая с плеча автомат — но не успел. Офицер ХАД с удавкой оказался быстрее.
— Ты видел?
— Что?
— Рафика Шарифа убили.
— Нет… Ты что-то не понял…
— Что вы там шепчетесь! — окрикнул офицер ХАД, ехавший с ними в одной машине. Он и в самом деле не слышал, что они сказали — сидел у самого заднего борта, напряженно всматриваясь во тьму. Гудел мотор, шумела под колесами дорога, и услышать тихий разговор двух сослуживцев у самой кабины было невозможно.
— Ничего, рафик офицер! — ответил второй — рафик Моманд говорит, что он давно подозревал, что Танай гнусный предатель! Он знает — все халькисты только и ждут, чтобы ударить революции ножом в спину!
— Тише там! — сказал офицер, но не зло, скорее, с грубоватым одобрением сказанного
Первый, который затеял разговор, и которого звали Моманд помолчал, потом начал опять.
— Я видел. Я же первым шел. Рафика Шарифа тащили за ноги.
— Кто?
— Эти! ХАД!
— Ты что-то перепутал…
— Нет, не перепутал. Если хочешь идти на убой как баран — иди. А я не пойду!
Офицер опять оглянулся, друзья замолчали
— Я не верю, что шурави нас предают! Помнишь, как в прошлом году шурави прислали вертолеты и нас спасли!? Предатели так не делают.
— Но они не хотят мира…
— Это наши правители не хотят мира! Они грызутся друг с другом, а теперь затеяли мятеж! Вот он провалится и нас расстреляют!
— И что ты хочешь делать?
— Бежать надо! Домой!
Второй подавленно замолчал. И того и другого набрали по партийному призыву, они пошли сами — и тем самым отличались от обычного афганского солдата, которых перевозили до места службы со связанными руками, чтобы не убежали. Для солдат полка коммандос принять решение на побег было намного сложнее, чем для обычного афганского сорбоза.
— Не убежим. Видишь… — второй показал на офицера ХАД
— Да не сейчас. Когда приедем. Ты со мной?
— Даже не знаю…
— Решайся! А то за мятеж расстреляют!
За брезентовым бортом машины проплывали уже постройки Кабула…
Несколько УРАЛов — новеньких, только полгода назад сошедших с конвейера в Миассе, коммандос доставалось самое лучшее — прошли "шайбу", завернули на Дар-уль Амман, достигли советского посольства, тяжело дохнув, остановились…
— Из машин! Быстрее!
Грохот сапог по асфальту, бряканье оружием. Все, что успели сделать шурави — это затворить двери посольства, прапорщик, охранявший ворота нырнул внутрь, ворота захлопнулись. Большая часть посольских живет не в самом посольстве, хотя там целый комплекс зданий, есть места, где разместиться — но все же предпочитали жить в специальных микрорайонах, построенных для советских.
— Пошли! Пошли!!
К досаде Моманда они встали прямо на Дар-уль-Амман, напротив дверей посольства. Улица широкая хорошо освещенная, один из главных проспектов Кабула. Ее уже привели в порядок — но оспины от разлета осколков на стене видны до сих пор.
— Строимся! Дистанция пять метров, спиной к посольству! Никого не пропускать! Да сюда вставай, сюда, сюда! Вот так! И стой!
Моманда поставили рядом с его другом, примерно в двадцати метрах от дверей посольства. Как и всех — спиной.
Стукнула калитка, наружу вышел человек в черном костюме, шерстяном, ГДРовского покроя и наброшенном на плечи плаще.
— Что происходит! Кто командир!?
— Я майор Назимутдин! Четыреста сорок четвертый полк, командир полка.
— Что происходит? Что за балаган посреди ночи?!
— Нас прислали на усиление охраны посольства.
— Чей приказ?
— Начальника ХАД, рафик. Получена информация о возможности новых терактов.
— Что за ерунда! Предъявите приказ!
Ложь!
Все ложь! Когда их выстроили — майор Назимутдин сказал, что это приказ самого рафика Наджиба. А теперь, когда его спрашивает шурави — он говорит что это приказ начальника ХАД! Он говорил, что шурави враги и надо попросить их вон — но вместо этого он теперь говорит шурави о том, что подразделения полка прибыли на усиление режима безопасности посольства! Точно мятеж, Назимутдин лжет. А их — расстреляют за мятеж.
Надо бежать…
Моманд сделал шаг в сторону. Потом еще шаг. Скосил глаза на друга и кивнул — мол, пошли. Пока Назимутдин говорит с шурави — надо бежать, только пересечь улицу и бежать…
— Стой! Ты куда!
Офицер ХАД, который заметил, как они говорили — все же не поверил словам о Танае — предателе и решил понаблюдать за подозрительным солдатом из темноты. Он был опытным человеком — не зря учился на краткосрочных курсах, организованных для органов безопасности молодой республики сотрудниками КГБ СССР — и знал, что если тебе что-то кажется подозрительным — скорее всего, так оно и есть.
— Стой!
Моманд в панике оглянулся, его друг стоял как вкопанный. Он бросился влево и вперед, чтобы ускользнуть от ХАДовцев — но тут наперерез ему выбежал еще один.
И здесь сыграли роль указания, которые были даны майору Назимутдину при подготовке переворота. Как одного из самых преданных людей, его поставили на один из ключевых объектов — советское посольство, кроме того — сейчас должны были подтянуться четыре из двенадцати БРДМ, которые имелись в президентской гвардии и взять под контроль дорогу к министерству обороны Афганистана — единственную крупную дорогу, министерства стояло как бы в тупике и это была единственная дорога к нему. Его строго предупредили, что посольство — это особо важный объект, он защищен дипломатическим правом, потому нельзя допускать инцидентов, и стрелять можно только в самом крайнем случае. Назимутдин передал это тем, кто был выделен ему в помощь, и как любой начальник — устрожил переданный сверху приказ, предупредив, что расстреляет собственноручно всякого, кто посмеет открыть стрельбу без его, Назимутдина приказа. Поэтому — по перебежчику не открыли огонь, а принялись ловить его руками.
