Анатолий Матвиенко - Демон против люфтваффе
За какие-то пару минут, пока свора гончих убивала моторы, пытаясь достать "Спит", а я болтался чуть сзади, не в силах догнать их, наш лидер крыла загнул пару таких виражей, что белые струи, срывающиеся с плоскостей, казалось, были видны с полумили! А потом стряслась беда. Он не услышал мой вопль "Салага, сверху!!". Или не смог на него среагировать. Первый "Мессер" пронёсся мимо в пикировании, непрерывно стреляя, а второй просто пошёл на таран… Или не совладал с управлением и врезался, отрубив крылом хвостовое оперение.[14]
Я даже не смог рассмотреть подробности. Оставшиеся гансы облюбовали другой одинокий истребитель – мой. В пикировании не уйдёшь, "Спит" его не любит, дрожит и плохо слушается. Поэтому трусливо скользнул в облака, покрутился и минут через шесть-семь вернулся к месту аварии Дага.
Обычное дело – где только что мелькала стая, небо расчерчивалось пунктирами и обломки сыпались к земле, обманчивые пустота и спокойствие. В воздухе нет парашютов.
Убрав газ, я широкими кругами спустился до трёх тысяч футов. Отлично видны три костра. Загибаем пальцы. "Спит" – раз, таранивший его "Мессер" два. Получается, я тоже завалил гунна, снимая его с хвоста командира. Какой-то сад, на нём виден единственный парашютный купол. С вероятностью один к трём надеюсь, что выпрыгнул Бадер. Сесть негде, топлива мало, и с востока приближаются четыре точки. Запомнив место катастрофы, насколько это возможно, взял курс на Тангмер.
Через два часа мы вчетвером крутанулись над садом, где упал самолёт Бадера. Единственный актив – парни подтвердят, что видны три кучи обломков, и мне засчитают победу. Нужна она, как зайцу стоп-сигнал! Потеря Салаги – это поражение, невозместимое десятком побед.
Как мог, утешил Тельму. Конечно, жена лётчика-истребителя знает, что каждый вылет грозит стать последним. Но почему-то она разделяла нашу глупую веру в непогрешимость и неуязвимость Бадера!
– Господи, он всегда повторял – сзади броня, впереди мотор, снизу железные протезы… Мне ничего не грозит! Я его слушала…
Даже если бы возражала – что может сдержать Дага? Бадер умудрялся игнорировать прямые приказы командира группы. Что-то противопоставить его упёртости смог только безвестный пилот Люфтваффе, опустив Салагу на землю ценой тарана и гибели.
Летом 1941 года диспетчеры перестали нас дёргать на перехват немецких пар, прилетавших на свободную охоту. Поэтому на следующий день никто не отреагировал на дуэт "Мессеров", на бреющем мелькнувших над Тангмером. Они без единого выстрела сбросили вымпел и умотали как призраки. Глазастый Митч заявил, что на борту головной машины он увидел странный рисунок – вроде ушастой фигурки.
Мы с Ваней мысленно переглянулись. Эмблема в виде Микки Мауса с сигарой в зубах, пистолетом и ножом в руках хорошо знакома по Испании.
Когда сапёр подтвердил, что взрывчатки там не обнаружено, моим глазам предстало послание на безукоризненном английском языке. В ней сообщалось, что Бадер сбит близ французского города Ле-Туке, а во время прыжка с парашютом он повредил оба протеза и ныне находится в госпитале Сент-Омера.
Наше ликование не знало пределов. Отпихнув парней, я с трудом дочитал записку до конца. Командир 26-й эскадры "Шлагетер" Адольф Галланд лично гарантирует неприкосновенность британскому самолёту, который доставит в Сент-Омер новые протезы.
Один Джонсон на общем празднике жизни заметил, как меня перекосила приписка на латыни. Feci quod potui, taciant meliora potentes (Я сделал всё, что смог, кто может, пусть сделает лучше). В преисподней эта поговорка получила иное значение, означая бессилие в деле исправления закоренелого грешника многовековыми муками. Если в его досье появляется такая формулировка, путь к Благодати Божьей заказан навсегда.
Стало быть, Рихтгофен и Мёльдерс воплотились в Галланде. О нём я знаю немного, потому что он воспринимается как организатор Люфтваффе, но не боец. В Испании основательно повредил глаза, на один практически ослеп. Теперь у Галланда наверняка более чем стопроцентное зрение.
Значит, вместе с предложением передать протезы Дагу он отправил недвусмысленный вызов. Мол, не теряю тебя из виду и готов взять реванш за два поражения. Ещё Рихтгофен-Мёльдерс предупредил о Хартманне, но об этом человеке пока ничего не слышно. Ошибка? Вряд ли, очевидно – дело времени.
Естественно, Кит Парк строго-настрого запретил садиться во вражеском расположении, и через три дня по старым лекалам, бережно сохранённым Тельмой, Салаге изготовили протезы. Их я сбросил над аэродромом возле Сент-Омера на самодельном маленьком парашюте в белой коробке с красным крестом и письмом на немецком языке, кому и зачем передать железные ноги. Больше ему не помочь, кто может, пусть сделает лучше… А в эскадрилье появился новый безногий лётчик – Колин Ходжкинсон. При всём уважении к его упорству и желанию летать любой ценой, он не смог ни по результативности, ни по лидерским качествам и близко подобраться к Бадеру.[15]
Недели две я исполнял обязанности лидера крыла, потом Парк отправил меня к Даудингу, предположительно – на утверждение в должности. Но судьба приготовила очередной сюрприз.
– Странная штука – война, – проскрипел командующий, позволив мне присесть. – Гибель или пленение наших товарищей дают наилучшую возможность для продвижения по службе. И не пытайтесь возражать, молодой человек. Вы горячи, неопытны, несмотря на блестящий послужной список. Кстати, о нём. Сколько раз вы уходили в отпуск, выполнив тридцать боевых вылетов? За это необходимо отдать под трибунал и вас, и ваше непосредственное начальство, которое только пленом и спаслось! Залетались до изнеможения, что вы, что Даглас. Оттого ошибки. Поэтому я отказываю в назначении на должность лидера крыла. Вам ясно?
– Да, сэр!
И что, полгода цветочки выращивать?
"Или сбежать домой, в Советский Союз".
Но вице-маршал обдумал и дальнейшие шаги.
– Я смогу вам помочь только переводом на должность, где боевые вылеты невозможны по определению. Молчать! Потом вернётесь на "Спитфайр". Сдавайте самолёт и эскадрилью.
Заодно пролетаю мимо рандеву с Галландом, назначенное через три дня над Па-де-Калле. Такой был шанс оборвать его вторую жизнь!
Не уточнив сроки этого "потом", Парк назначил меня на штабную работу, связанную с получением долгожданной американской помощи. Предстоит вооружение нескольких эскадрилий КВВС истребителями Bell Р-39, новейшими и, как утверждают заокеанские друзья, оч-чень перспективными. Английские лётчики, пересевшие на Р-39 со "Спитфайров", раскритиковали этот самолёт. Значит, надо проверить – действительно он так плох, или просто нужно уметь летать. В качестве подслащения пилюли вице-маршал представил новоприобретённого штабиста к подполковничьему званию винд-коммандера.
По здравому размышлению я понял, что он прав, подготовив наилучший выход.
У Мардж сложилось другое мнение.
– Тебя переводят… Понимаю, война, это рано или поздно должно было случиться. И всё равно не ожидала. А иначе – никак?
– Приказ подписан. Осталось сдать дела.
Она заплакала, тихо, беззвучно, не пытаясь остановить или хотя бы вытереть два ручейка. Мы сидели на кушетке в её общежитии, прекрасно понимая, скорее всего – следующая ночь последняя. Маленькая комната с забавными тарелками на стенах, журнальными вырезками с видами старого Лондона, вышитым ковриком и прочими мелкими деталями уюта, легко увозимыми при переводе на следующее место службы, часто принимала меня. Здесь прошли лучшие часы на юге Англии. Я честно отработал их, защищая империю и отдельно взятую подданную короля. Поэтому не хочу терять Мардж или оставлять её даже на время.
– А я могу перевестись ближе к тебе?
Такие послабления возможны исключительно для официальных жён. Форсировать процесс? И на следующий день не вернуться из вылета. Нет! Англия становится если не домом и Родиной, то постоянным пристанищем, но жениться до конца войны – исключено. Не хочу для Мардж судьбы Тельмы Бадер. Та хоть знает, что муж в плену и жив. Я сколько раз был сбит – в Испании и над Лондоном, где остался жив лишь благодаря дьявольской регенерации и ангельскому везению, и это не будет повторяться бесконечно. Душа бессмертна, в отличие от ваняткиного тела, которое только и может вступить в брак по фальшивым документам Билла Ханта.
– Нет. Моё назначение – кратковременное. Обещали возврат в Тангмер.
Слукавил. Парк говорил, что потом сяду на "Спитфайр". Может быть – на Мальте.
– Хорошо бы. Но на войне командиры думают о необходимости, а не о данных обещаниях.
Трудно с умными. Лиза Бутакова приняла бы всё за чистую монету, а если бы чему не поверила – смолчала.
И так, я приобрёл карьерную перспективу, потерял лётную работу, Бадера и возможность лично убивать гуннов. Теперь, похоже, теряю единственную близкую женщину.
