Дмитрий Хван - Царь с востока

    - Я не держу на вас зла! Я приказываю вам немедленно возвращаться к своим очагам! Занимайтесь хозяйством и растите детей! Больше никто вам не прикажет умирать за маньчжурских прихвостней! Всё, убирайтесь прочь!

    Немногих оставшихся в живых военачальников Ли Хо объявил виновными в случившейся бойне и повелел казнить тут же, а от знатных воинов из числа кавалеристов потребовал немедленно отречься от узурпаторов престола и марионеток империи Цин, признав своим властителем его, наследного принца Бонгрима, сына вана Инджо. Лишь две дюжины пленников, представлявших знатные кланы, отказалось поступить подобным образом, и все они были обезглавлены перед своими недавними товарищами. А спустя несколько часов отдыха армия принца, оставив на месте боя похоронные команды, снова двинулась к столице, путь к которой более никто не мог бы ей преградить. Начиналась новая эра древней страны Чосон.

Глава 11

    Налёт на Амами прошёл молниеносно, как и задумывал Сазонов. Сам воевода в операции не участвовал, поручив командование полковнику Семёну Дежнёву, начальнику батальона морской пехоты, сформированного из наиболее подготовленных бойцов, знавших море не понаслышке. Костяк батальона составляли казаки и поморы, а также айну и дауры. По сути, операция стала лишь тренировкой перед скорым походом на Эдзо - вождь Сагусаин, наконец, передал Нумару весть об объединении нескольких племён и готовности эдзосцев начать восстание против японцев. Только потому Сазонов одобрил рейд на Амами - чтобы бойцы поднабрали опыта в столкновении с самураями, поближе узнали своего неприятеля да наладили более тесное взаимодействие между собой. В начале сентября корветы 'Богатырь' и 'Удалец', выйдя из Владивостока, направились на юго-запад. После короткой остановке на Цусиме, во время которой несколько молодых людей, направленных князем Со в помощь своему сюзерену как переводчики, присоединились к штабу батальона, корабли взяли курс на Амами. По информации, полученной от вана Рюкю, Дежнёву было известно о малом количестве японцев на островах, а воинов и вовсе было чуть более двух сотен. А на самом деле их оказалось и того меньше - около сотни. Однако и они оказали упорное сопротивление чужакам, заставив их обложить деревню на главном острове гряды, где жили японцы и обстреливать её. Тут и помогли цусимцы, убедившие самураев уйти с островов, сохранив честь непобеждённых и личное оружие. Кроме того, старшему среди японцев было рекомендовано соблюдать приказ сёгуната о принципе 'страны на замке' и не пытаться захватить чужую землю. С тем они и уплыли на трёх джонках, оставив на произвол судьбы поселенцев, которых насчитывалось чуть менее четырёх сотен человек. Острова, оккупированные княжеством Сацума, теперь были полностью зачищены от японского военного присутствия. Кстати, оказалось, что коренные жители этих островов вовсе не горят желанием возвращаться под руку вана Окинавы. Кроме того, прежде они не раз пытались добиться самостоятельности от династии Сё. Ангарцы, несмотря на просьбы островитян, не стали задерживаться у Амами. Полковник Дежнёв обещал лишь своё покровительство от японской угрозы. Японские поселенцы, оказавшиеся на острове по приказу даймё, были перевезены корветами на Японские острова и высажены прямо на берегу у рыбацкой деревушки близ города Кагосима. Совсем недалеко от места высадки находилась резиденция самурайского рода Симадзу, захватившего Амами четыре десятка лет назад. Японцы поначалу так и не решились помешать столь дерзкому действу со стороны неизвестных им людей. Простые сацумцы, в том числе рыбаки, раскрыв рты, лишь наблюдали за шлюпками, приходящими со стороны чужих кораблей и выбирающимися из них соплеменниками. Войско же местного даймё, наспех собранное, появилось на берегу уже после того, как корабли, подняв паруса, ушли на север.

    По возвращению корветов во Владивосток 'Богатырь' сразу же встал у причала для ремонта - ещё в пути в корпусе открылись течи. Требовали починки и осмотра машины кораблей - предстояла замена износившихся деталей, чистка, смазка. Так что перебравшимся с Амура корабелам и техникам привалило работы. А ведь кроме того, продолжались работы над двумя заложенными в начале весны корветами следующей серии, при строительстве которых использовался заготовленный для постройки фрегата лес, с проектом которого пришлось повременить - как говориться, лучше две синицы в руках... На новых верфях Владивостока, почитай, одни поморы да ангарские мастера остались. Датчане же да немцы, что ранее обретались на албазинских верфях, прошлым летом почти что все были отпущены на родину с кошелями, изрядно потяжелевшими от чеканной золотой монеты. Почти что все значило то, что некоторые из мастеров навсегда остались в амурской землице, не сдюжив в местном климате, а ещё с дюжину решили и вовсе не возвращаться, а служить здесь, на краю Ойкумены, обзаведясь семьями и положением в обществе. Возвращавшиеся же в Европу корабелы, озолотившиеся в далёкой Сибири, теперь наверняка станут ценным источником информации не только для датского двора, но и для тех, кто пожелает последовать их опыту. Кстати безопасное возвращение работников в их пути до самого Пернова гарантировалось службой охраны Московско-Сибирского тракта, учреждённой царём Никитой Романовым в Нижнем Новгороде.

    Отчёт Дежнёва о проведённой операции был заслушан в штабе Тихоокеанского флота, что находился в бревенчатом двухэтажном строении, окружённом казармами. После недолгого обсуждения рейда Сазонов приказал полковнику готовиться к следующей - чрезвычайно важной миссии на Эдзо. Рассказав последние вести с острова, прибывшие оттуда с письмом от казачьего старшины, находившегося при Нумару, воевода внимательно посмотрел на Дежнёва, словно задумавшись.

    - Семён Иванович, в твой отряд завербовалось ещё два десятка казачков якутских, - после небольшой паузы сообщил полковнику Сазонов, при этом озабоченно покачав головой. - Ещё двадцать...

    - Нешто плохо, Ляксей Козьмич? - нахмурив густые брови, пробасил Дежнёв. - Сподручней будет.

    - А то может и плохо, атаман, - садясь за стол, с сомнением произнёс воевода. - Якутский воевода Кокошкин уже слал нам не одно письмо, требуя вернуть беглецов для наказания. Сдаётся мне, многие казаки в Сибирь идут, чтобы потом к нам на службу сбежать.

    - Верно, слыхал такое, - степенно кивнул Семён Иванович. - А кто среди той ватажки за главного?

    - Себя он называет Василием Ермолаевичем, а прозвище его Бугор, - ответил адмирал Сартинов, покопавшись в бумагах и выудив из стопки нужный лист.

    - Посмотрим, каков из него бугор выйдет, - ухмыльнулся Дежнёв, после чего подвинул к себе бумаги, среди которых был и список продуктов, которые были приготовлены к отправке батальона на Эдзо.

    Прочитав и согласно кивнув, Семён заметил:

    - Добрая каша из риса ентого выходит, - сказав, полковник снова посерьёзнел лицом и заговорил:

    - Ляксей Козьмич, - Дежнёв на секунду задумался, сцепив в замок узловатые пальцы сильных рук, - отобрал я людишек для похода - три сотни из баталиона возьму, а более и не надо, сгодятся здесь. Лучше меньше, да лучше... Что с конями-то?

    - Шесть десятков голов из Нингуты пригонят на этой неделе, - ответил воевода. - С ними канониры сунгарийские прибудут.

    - К намеченной дате выхода эскадры, значит, успеваем, - удовлетворённо проговорил Сартинов. - А то на осенние шторма попадать не хочется.

    На едва волнующееся море опускался вечер, принесший с юго-запада час от часа крепнувший ветер. Скоро станет совсем темно - а значит, пора искать место для ночной стоянки. Флотилия, состоящая из голландского флейта, управляемого поморами и курляндцами, транспорта 'Амур', что перевозил маньчжурских лошадей, а также двух ботов, подходила к местности Отару, которую Раманте, сын Нумару, называл 'река на песчаном берегу'. Командующий экспедицией полковник, Семён Дежнёв, в этот час находясь на мостике 'Дельфина', с интересом оглядывал в бинокль растущий на горизонте остров Эдзо, покрытый голубоватой дымкой, из-за которой выступали скалистые берега земли айну. Опустив подаренный в Ангарске прибор и убрав его в чехол, он задумался - прошло почти десять лет, как он, раненый при нападении на крепостицу чужаков, попал к ангарцам. Его выходили, поставили на ноги, нашли службишку по силам, продвигали да не забывали. Хотел ли он вернуться в Енисейск, повиниться воеводе да всё рассказать? Хотелось и сильно, но... Поначалу Семён хотел отплатить добром на добро, а потом - втянулся что ли, как говорят ангарцы. И то странно было - иной раз, что в Ангарске, что в ином их городишке, едва кто из них услышит - Семён мол, Дежнёв, сын Иванов, так и норовят подойти ближе да поглядеть, руку пожать покрепче. А ещё бывший десятник пеших казаков не раз слыхал, что ангарцы шептались промеж собою - сам Дежнёв, ишь как! Будто Семён воевода какой али боярин, но ведь у ангарцев принятого на Руси чинопоклонения вовсе не бывало - это устюжанин понял довольно быстро. Ценились сметливость да ответственность, вона - Бекетов, воеводою стал и держит в спокойствии и порядке все земли от Байкала великого и до Амура реки да почитается у ангарцев среди лучших людей. А ему, Семёну, воеводство не совсем по нутру. А вот отправиться к землицам новым, что на ангарских картах указаны, но прежде человеком русским не виданным - то и есть его дело.