Японская война. 1904 (СИ) - Антон Дмитриевич Емельянов
Поэтому и мы откатывались еще немного назад, чтобы Иноуэ и Хасэгаве пришлось атаковать нас только пехотой, разве что при поддержке немногочисленных горных орудий.
— Не идут, ваше высокоблагородие, — рядом со мной нервничал капитан Афанасьев, командир все-таки переданной полку полноценной батареи.
— Ждем, — я постарался успокоиться.
— Пять минут прошло, а все еще никого нет, — Афанасьев вытер пот со лба.
Да, иногда затишье бывает хуже бури, а враг порой ведет себя совсем не так, как ты от него ждешь. Я вот был уверен, что японцы вцепятся в нас и постараются не отпустить, но вражеские командиры словно были готовы удовлетвориться взятой переправой.[1]
— Тогда работаем прямо отсюда, — я принял решение.
В идеале я надеялся, что враг вылезет на открытое место, и тут-то мы его и проредим прямой наводкой. Увы, битва при Геттисберге у нас не получалась, а если тянуть, то уже японцы провернут свой Седан. То есть, как Мольтке во Франко-прусскую, окружат врага, возьмут в тиски и поставят перед выбором. Или сдача, или уничтожение.
Афанасьев оставил меня и принялся быстро раздавать приказы своим артиллеристам. К этому варианту мы тоже готовились. Да, у нас, как и во всем корпусе, нет фугасов — знал бы, захватил бы тогда при Чонджу даже японские с шимозой. Да, шрапнель будет лететь всего на 4 километра, и от нее довольно легко укрыться. Но мы постарались это предусмотреть! Во-первых, наша позиция выбрана и пристреляна таким образом, чтобы даже с закрытыми глазами поражать нужные точки. Во-вторых, мы немного поработали со снарядами.
Тут ведь как оказалось. В русском снаряде на 1904 год было аж 2 взрывателя. Один на время, установленный по умолчанию на 16 секунд, чтобы взрыв и разлет шрапнели случился прямо над головами противника. И второй — контактный. Этот обычно вообще не использовался, но именно на него я и решил сделать ставку. В теории-то первый действительно казался лучше, но я уже на практике успел убедиться, что среди сопок эта теория не работала. Разрыв чуть раньше или чуть дальше позиций врага, и шрапнель поражает все что угодно кроме самих японцев.
— Огонь! — рявкнул Афанасьев, и я не удержался, взбежал на самый верх нашей сопки, чтобы своими глазами оценить результаты.
Взрыватели в двух из восьми снарядов в принципе не сработали — бывает, технология там не самая совершенная. Зато остальные прошлись довольно удачно: запустили шрапнель вдоль поверхности земли, где от нее сложнее спрятаться, и, главное, добавили к ней еще и ударную волну. Еще, еще и еще! Артиллеристы работали словно заведенные, посылая снаряд за снарядом — норматив пятнадцать выстрелов в минуту был все ближе.
— Они же так за десять минут тысячу снарядов выпустят, — выдохнул кто-то из молодых офицеров.
— Даже чуть больше, — гордо сказал я, а потом вздохнул, глядя, как тают все выделенные нам огневые припасы. Полковые и даже корпусные. Я утащил сюда все, что только можно и нельзя, но, как оказалось, на удачной позиции в современной войне для артиллерии и три тысячи — не такое большое число.
Невольно представил, что будет твориться на душе у наших чиновников, когда они об этом узнают. А то ведь по итогам войн 19 века общий запас в миллион снарядов на всю Россию считался даже излишним. И тут мы: одной батареей за полчаса тратим 3 % от того, чего должно было хватить на год всей армии. На всех фронтах! Эх, нам бы еще столько же! Впрочем, нет — и так стволы уже почти плавятся, порой нужно уметь остановиться.
— И что дальше, ваше высокоблагородие? — оглохший, но счастливый Афанасьев, покачиваясь, отошел от орудий. — Отступаем?
И это опять же было самым правильным и разумным. Не знаю, из каких сил сейчас держатся Хорунженков и Врангель, прикрывая наш левый фланг, но… Я нашел взглядом Доронина, тоже почувствовавшего момент и замершего словно охотничья собака.
— Отступать? Нет! Командуйте общее наступление! Посмотрим, окажутся ли японцы к нему готовы!
* * *
Семен тяжело дышал — непростой день выдался, но пока они держались. Он, Врангель, Хорунженков. Держались только потому, что успели сработаться за время походов на ту сторону Ялу. Да и полковник с ними тоже не зря занимался. Например, раньше Семен, увидев врага, просто скомандовал бы либо атаку, либо отступление. Сейчас же он первым делом брал бинокль Буденного — вот же глупое прозвище прицепилось — замерял дистанцию и считал.
Как говорил Макаров? Ты знаешь расстояние до врага, ты знаешь его скорость — на коне, в строю, пешком, неважно — ты все знаешь! Так зачем лезть наобум, если можно посчитать? Где враг окажется в нужное тебе время — не наугад, а с точностью до десятка метров. Где будешь ты. С какой скоростью нужно вести отряд вперед, когда можно шагом, а когда нужно любой ценой переходить на галоп. И он считал, и он думал. Мозги порой кипели, но и результат был налицо. Семен атаковал врага именно тогда, когда он этого хотел!
Именно благодаря такому подходу уже скоро они начали действовать с Врангелем каждый по отдельности: растягивали внимание, уводили в сторону, а стоило врагу увлечься, и его поджидала сотня Хорунженкова или тачанки Славского. Бывший поручик тоже наловчился с ними работать: один раз, когда японцев было особенно много, и даже атака со всех сторон их не смутила, он чуть не влетел в их строй, чтобы ни одна пуля не пропадала даром. Тогда они выстояли: отправили в сторону госпиталя почти тридцать человек, но выстояли.
Сейчас же, кажется, все. Вражескому командиру надоело ждать, пока хоть одна из отправленных вперед рот проложит ему путь. Ну или он просто понял, сколько на самом деле человек ему противостоит. Так или иначе японцы двинулись на прорыв почти всей массой: несколько тысяч человек, с орудиями, летучими отрядами. Японские лошади были мелкими и медленными, но даже их хватало, чтобы присматривать за окрестностями.
— Отходим или дадим бой? — хрипло спросил Врангель, который вместе с Семеном подъехал на позиции пехотной сотни.
— Полковник не давал приказа на отход, — Хорунженков просто пожал плечами. — А раз нет, значит, рассчитывает на нас.
— Если погибнем, тоже ничем ему не поможем, — возразил Семен.
— Если будем погибать, — Врангель отвел взгляд, — значит, хоть немного, но задержим врага. А там и весточку можно послать.
Буденный выругался. Это что же получается, как будто только он
