Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест
— Скорее всего нет, но его называли королём-философом, архитектором и музыкантом. Он провёл переустройство королевства на началах просвещения. И к тому же он был гениальным военачальником. Кстати, государь, хочешь знать, что он сказал про управление государством?
— Конечно! — в тоне голоса царя была искренняя заинтересованность.
— Он сказал: «Хорошо работающее правительство должно представлять столь же прочно связанную систему, как и система понятий в философии. Все его решения следует хорошо обосновывать; хозяйственная, внешняя и военная политика должны способствовать единой цели — консолидации власти государства и увеличению его мощи».
Царь одобрительно покивал головой.
— Нельзя не согласиться. Хотел бы я с ним познакомиться, но увы… Двести лет не малый срок, — царь рассмеялся. — И знаешь, что я тебе скажу, Федюня? Им будет, если не проще создавать государства, то хотя бы у них будем примерами мы. Он наверняка изучит наш опыт. Ты же говоришь, что он очень просвещённый?
— Однозначно изучит, государь. На Русь сейчас смотрит весь мир, государь. И продолжат смотреть и… боятся. Они уже сейчас нас боятся.
— Значит ты осуждаешь его, как ты говоришь, «концепцию» поведения правителя? А мне она понравилась. Я тоже считаю, что правитель может использовать не только гуманные методы, но и не очень порядочные.
— Цель оправдывает средства? — нейтральным тоном, который Попаданцу с трудом удалось сохранить, спросил Фёдор. — Что для русского хорошо, для немца — смерть. И наоборот. В Пруссии образованные были не только король и народ, но и священство. А на Руси? Мало кто из наших священников не то чтобы начитан, но даже знает письмо и счёт. Многие не читают молитвы, а по памяти их говорят.
— Тут ты прав, Федюня. И ведь не хотят узнавать что-то иное. Не хотят учиться читать, писать. И даже спорить не хотят о правильности того чина, что творят в церквах. Ты сам видел, как попы отплясывают в хороводах.
— Во-о-о-т, — поднял палец вверх «советник». — И как ты их переубеждать будешь? Как чины единые вводить, как запреты налагать на соединение христианства с волшебством? Надо писать новые книги! А если они читать, не только не умеют, но и не хотят? Да никак ты их не переубедишь. И что с ними делать? Изничтожать?
Фёдор с прищуром посмотрел на царя. Иван Васильевич тоже с ожиданием посмотрел на «советника» и, усмехнувшись, сказал:
— Но это не наш метод?
— Именно, государь! Люди — это самый ценный ресурс правителя!
— Ты это уже говорил, а я услышал, — отмахнувшись, скривился Иван Васильевич. — К сожалению, люди не всегда слушаются правителя, а порой и бунтуют. И тогда правителю приходится править. Есть такой инструмент для выравнивания оштукатуренных стен, на которых потом делают роспись, — «правило» называется. Им все неровности срезают.
— Есть такое, — согласился Фёдор, удивляясь царской логике спора. — И править надо, но и до правила желательно стену разгладить. С правилом, конечно, быстрее, но люди — не штукатурка. Подрежешь кого, назад на стену не вернёшь, как глину. А потому надо искать тех, кто хочет учиться, их учить и ставить на священство. А до того книги отпечатать правильные.
— Не примут они книг новых, — махнул царь рукой. — Писали уже. Не станут они переучиваться. Да и кто возьмётся книги править и печатать? Не-е-е… Даже думать о том не хочу.
— А вот у Сильвестра сие может получится, — вроде как задумчиво произнёс Фёдор. — Он предприимчивый. Надо только помочь ему с печатью. Литеры свинцовые для новостных листов отлиты. Сейчас тексты указа можно набирать и распечатывать быстро. Предлагаю первым отпечатать и разослать по городам и весям указ о мобилизации войск на ливонскую войну.
— Да-а-а, станок твои умельцы построили ладный, — покивал головой царь.
По рисункам Фёдора был собран печатный станок с вращающимся верхним прижимным барабаном и движущимся нижним наборным столом. Медные пластины книжных страниц клались на стол и смазывались краской, на них аккуратно укладывался лист бумаги и накрывался доской. Стол вращением ручки с помощью зубчатых передач двигался под прижимным подпружиненным барабаном.
Доска и лист с оттиском снимались, и операция повторялась, только стол двигался в противоположную сторону. Время печати по сравнению с обычным винтовым прессом, сократилось в пять раз и представилась возможность печатать не только две страницы разворотом, но и длинные листы ленточным способом, что было очень важно для размножения царских указов. При их печати применялись не отлитые пластины-матрицы страниц, а свинцовые или медные литеры и добавочный наборный стол с зубчатыми краями.
— Ты в курсе, государь, что твой печатник Фёдоров в Польшу бежать намерился.
— Ты это знаешь наверное, или по своей истории? — насупился царь.
— Наверное, государь. Перехватили письмо магната Константина Вишневецкого к нему. Из письма понятно, что Фёдоров, ещё когда ездил во Львов за печатным станком и литерами, сошёлся с каким-то местным ксендзом, который ещё тогда уговаривал Фёдорова остаться вместе с деньгами во Львове и организовать 'друкарню'1 там. И сейчас Вишневецкий пишет, что собрал во Львове мастеров печатных и переплётных дел. Ждут только его — Фёдорова. Пишет так, словно уже всё оговорено заранее.
— Вот пся крев, — выругался царь. — Кругом измена.
— Человек ищет, где лучше, — философски выразился «советник». — Фёдоров жаждет печатать то, что хочет и зарабатывать на этом деньги, а тут его книги никому, кроме некоторых монахов, не нужны. Об этом и пишет Вишневецкий.
— И что предлагаешь сделать с нашим друкаром? Закрыть в монастырь?
— Зачем? Пусть едет. И даже предлагаю ему помочь материально.
— То есть? — удивился царь, сбрасывая с себя шубу, шапку, садясь на скамью и подставляя сапоги одному из дядек моих соколят. Мы, беседуя, подошли к моей немецкой усадьбе, поднялись по ступеням высокого крыльца и вошли во внутрь.
Царь остался в лёгкой, вышитой золотом и убранной мелким жемчугом, рубахе и «гостевых» войлочных, подшитых кожей, тапках.
— А то и есть. Надо поговорить с ним, предложить негласно его финансировать и пусть несёт доброе слово о православии, о Руси и о тебе. Нужные тебе книги и листовки пусть издаёт тайно, чтобы не попасть под расправу королевского суда. Для этого ему другие литеры медные отольём, чтобы не сличили.
Царь устало посмотрел на «советника».
— Давай ты сам с ним говори, — он вздохнул. — Боюсь, я не
