Андрей Буровский - Ад закрыт. Все ушли на фронт
В голограмме Власов вел в атаку несколько десятков людей: бежал впереди них по осеннему жнивью, что-то кричал, махал пистолетом. Жужжали пули, люди падали, словно спотыкались. Власов будто нырнул вперед, упал… поднялся и тут же сел, обхватив голову руками.
Вальтер наблюдал, как реальный Власов разминает папиросу, напряженно наблюдая за изображением.
– А вот вас и вызывают из госпиталя.
На голограмме бледный Власов с перевязанной головой стоял перед хмурым Сталиным. Вынув трубку изо рта, Сталин приказывал Власову возглавить оборону Москвы.
– Он же исчез?!
– Он исчез сейчас… Вы очень удивитесь, если я скажу – Сталин исчез не без моей помощи?
Власов усмехнулся кривой ухмылкой: демонстративно и в то же время беспомощно. И он сам, и все остальные как-то сразу подобрались: Вальтер чувствовал, что окончательно превращается для них в мистическое существо.
– Сейчас мы смотрим, что было бы, не исчезни никуда Сталин. Чтобы сравнить вашу судьбу, какой она сложилась после революции, и с вашей же судьбой в мире, где революции не произошло, – уточнил Вальтер еще раз.
Туман сложился в холодное, присыпанное снегом поле с редкими голыми березками. Поле истоптано, снег выгорел, подтаял, забросан брошенной техникой, снаряжением, какими-то обрывками, угадываются трупы людей. По полю двигаются танки с красными звездами на броне.
– Это генерал Власов остановил наше наступление на Москву, – пояснял Вальтер. – Если бы я не попал в Шамбалу, мне было суждено участвовать в походе на Россию. Если бы история продолжалась, как ее делали Сталин и Гитлер, я бы во время сражения за Москву еле ушел бы от красноармейцев.
На него и раньше смотрели так… оценивающе. Теперь таких взглядов прибавилось.
– А вот и газета «Правда» – в ней генерала Власова называют не иначе, как «спаситель Москвы». Первым так назвал его товарищ Сталин. По заданию Главного политуправления про Власова пишется книга под названием «Сталинский полководец».
– А вот и голос народа…
Голограмма сложилась в виде легкомысленного вида девиц, распевавших частушку под баян.
Говорили пушки басом, Гром военный грохотал!!! Генерал товарищ Власов Немцу перцу задавал!!!
Власов смеялся, но видно же было – доволен. Посмеивались и другие, но посматривали на Власова еще уважительнее прежнего. Вальтеру пришло в голову, что немцы вели бы себя более прямолинейно.
На голограмме же после этих сцен сделался виден уже летний лес, и никак не на юге: сосен больше, чем дубов и лип. Ветки деревьев повреждены, прорежены пальбой, стволы деревьев изранены. Измученные до предела солдаты, двое – опухшие, с одутловатыми лицами, большинство – в окровавленных повязках, волокли артиллерийское орудие. За лесом грохотала канонада.
– Это – окруженная Вторая ударная армия… – объяснил Вальтер. – Генерала Власова бросят на ее «укрепление» и оставят на произвол судьбы. Как вы думаете кто?
– Скорее всего наше же командование… Многие хотят, чтобы я сломал голову.
– Верно! Вас подставят, дав задание, которого вообще нельзя выполнить. Причем в конце концов Сталин пришлет за вами самолет, а вы…
Четкое изображение не оставляло сомнений в смысле увиденного: усталый, постаревший Власов запихивал в самолет раненую женщину-врача.
– Я останусь со своими людьми.
– А в плену вы согласитесь сотрудничать с нацистами. И объясните, почему на это пошли: вы напишите открытое письмо «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом».
«Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение Новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия.
…Я увидел, что ничего из того, за что боролся русский народ в годы Гражданской войны, он в результате победы большевиков не получил.
…Я видел, как тяжело жилось русскому рабочему, как крестьянин был загнан насильно в колхозы, как миллионы русских людей исчезали, арестованные, без суда и следствия. Я видел, что растаптывалось все русское, что на руководящие посты в стране, как и на командные посты в Красной Армии, выдвигались подхалимы, люди, которым не были дороги интересы русского народа».
– Вот такие вещи вы и напишете, товарищ Власов. Еще напишете листовки, призывающие свергнуть сталинский режим. Нацисты вас долго будут бояться: рассчитывать будут сами победить, без русских. Когда стали проигрывать войну, позвали вас. Ваши листовки нацисты будут разбрасывать с самолетов на фронтах, распространять среди военнопленных.
В этом варианте истории полтора миллиона советских людей шли вместе с нацистами. Не за Гитлера они воевали, а против Сталина.
Помолчали, и Вальтер продолжил:
– Вот это и приведет вас в петлю, товарищ Власов. И большую часть сидящих здесь. Потому что какие бы «правильные» слова вы бы все ни говорили, а советскую власть вы презираете и ненавидите. Уже за одно то, что советская власть сделала с деревней. Вы ж сами из нее, из деревни. Дай вам возможность – вы охотно пойдете воевать за русский народ с его злейшими врагами, коммунистами. Начнется война с Третьим рейхом, и вы будете переходить на сторону врага – потому что советская власть – враг еще более страшный.
Вальтер прошелся, и люди отводили взгляды, на его пути они словно втягивали руки и ноги, старались не прикоснуться к Вальтеру… Он окончательно стал для них злым колдуном, проникал в самые тайные мысли, в самые запретные желания.
Власов опять пришел в себя первым, он опять взял инициативу в свои руки.
– Ладно! Вы показали нам, что было бы, оставайся Сталин у власти. Но он уже не у власти. Покажите нам, что может быть с нами и нашей родиной сейчас?
– Сейчас? Вы хорошо знаете: после исчезновения Вождя Трилиссер, Берзин и Ежов выдвигают во главу государства Тухачевского и Бухарина. В противовес им диктатором пытается стать Берия…
Вы знаете и то, что все эти люди могут стать во главе государства только при одном важном условии: в зависимости от того, что скажет армия. Берия ведь тоже пытается провести к власти армию: Буденного и Ворошилова.
Власов энергично кивнул.
– Вот это и есть самое главное! Нам надо понять, кого поддерживать!
– Никого, – уронил Вальтер в удивленную тишину. – Потому что если поддерживать кого-то, армия будет не самостоятельной. Она будет зависеть от того, кого сама же поставит у власти.
– Разве Тухачевский – это не армия? – вкрадчиво спросил активный, улыбчивый.
– Тухачевский – это армия, которую энкавэдэ запросто уберет руками другой «армии»… вот как это было бы при Сталине… Вот так:
Возникла длинная скамья подсудимых, за ней – знакомые всем лица Тухачевского, Уборевича, Якира… С обвинительными речами выступают другие знакомые: Блюхер, Ворошилов, Буденный…
– Из обвинителей тоже не все проживут долго, – произнес Вальтер. Он сделал все, что необходимо, и сам же напрягся: на голограмме Блюхер выл, извиваясь на бетонном полу пыточного подвала. За стоявшим в сторонке столом возвышался Берия.
– А вот так это будет сейчас…
В голограмме возник образ современной Москвы. По ее кривым переулкам плотной массой двигались войска, стягивались к громадному зданию в центре, на Лубянке. Шла ожесточенная пальба, движения резкие, нервные, лица перекошены ненавистью и страхом так, что неприятно смотреть. Люди почти не прятались, не уклонялись от стрельбы, отчаянно перли вперед. Чувствовалось – это не просто атака… Даже не просто атака гражданской войны, когда ожесточение предельное. Прорвалось что-то очень нехорошее, злое.
Другие вооруженные, в форме энкавэдэ, откатывались к своему главному зданию. По упавшим густо шла толпа, этих упавших топтали сапогами, били штыками и прикладами. Искаженные страхом лица мелькали в окнах, оттуда редко постреливали. Страшно думать было про то, сколько людей поляжет в тот день, и даже как-то жалко чекистов.
– Так вовсе не энкавэдэ побеждает!
Полное впечатление, что у всех отлегло от сердца.
– Да… Если дело дойдет до открытой войны, Тухачевский разгромит своих врагов. В армии прорвется страх, ненависть к энкавэдэ… видите, как они идут? Тухачевский возьмет власть в Москве, а как только возьмет, тут же начнутся восстания в Ленинграде и по всей России. Быть у власти Директории…
Голограмма выдала заседание: самодовольный до идиотизма Трилиссер, надувает щеки Бухарин, грубая, словно рубленная топором морда Яна Берзина. Еле торчит из-за стола злобное личико нелепого карлика Ежова. Победители…
Смешки среди зрителей, но и явное облегчение. Кто-то выкрикнул, что теперь ясно – этих и надо поддерживать.
– Поддерживать… вот для этого?
Вальтер показал: Москва в руинах, дымок еще вьется над взорванными зданиями на Тверской-Горького, и над руинами реет причудливое знамя директории: красная тряпка с черным двуглавым орлом без корон.
