Илья Тё - Евангелие от Ники
Если бы у меня было время, то даже не имея инженерных схем и конструкций, ориентируясь исключительно на общие представления человека будущего о войнах, я мог бы полностью преобразить российскую армию, сделав военную силу Империи недосягаемой и непревзойденной. Я совершенно не разбирался в военной тактике или стратегии, зато отлично знал, что в следующей Мировой войне для прорыва фронтов командующим понадобятся танки, — это простейший факт. Более того, как всякий гражданский обыватель, присутствовавший в будущемв своё время на парадах и разглядывавший экспонаты в музеях старинные фотографии, я знал конфигурацию так называемого «основного военного танка», призванного стать в будущем фундаментомглавной опорой наземных армий и ударной силой главнокомандующих.
Одно только это — знание внешнего вида танка из будущего, — могло облегчить работу здешних танкостроителей, заведомо исключив из числа заданий на проектирование нелепые варианты, вроде «бронепоездов на гусеницах» как английский «Большой Вилли», французский «Сен-Шамон» или же знаменитый русский «Царь-танк». Этот гигантский, впоследствии легендарный, российский мастодонт, например, походил на привычный танк весьма отдаленно, до конца истории человечества считался самым крупным танком в мире, и достигал девяти метров «в холке». Вооружение «"Царь-танка»" (такое название машине дал его создатель капитан Лебеденко) состояло из нескольких орудий и пулеметов. Каждое из ходовых колес должен был вращать отдельный авиационный мотор «"Майбах»", который обычно ставили на «Цепеллиныцепеллины». И хотя конструкцией «Царь-танка» занимались знаменитые инженеры, железный гигант никогда не был использован в бою из-за категорической своей непригодности — он был слишком велик и давление на грунт делало невозможным передвижение машины по передовым позициям, изрытым окопами и траншеями.
Подобные Царь-танку неповоротливые сверхтяжелые монстры, над которыми долгие годы трудились целые заводы и лучшие умы, являлись ошибкой, классическим научно-техническим тупиком, определить предугадать который заранее не мог никто, кроме … человека из будущего. Я мог избегать гигантских затрат стали, электричества, времени ученых, изобретателей и рабочих, задав лишь задав направление для развития конструкторской мысли!
Это касалось не только танков, но всех областей военной индустрии. Я не был ученым и не разбирался в технике будущего, но я знал направление ее развития в общих чертах. Каждый «пришелец из будущего» в этом смысле является маленьким, или не очень, гением по определению, поскольку настоящие чудо-решения, как правило., очень просты. Не являясь механиком, историком и даже просто эрудитом, я мог интуитивно, ориентируясь лишь на общие известные мне исторические факты, уловить, что является «правильным», а что — «бесполезным».
Например, исследованияе в области ракетной техники, начнись они в самом начале века, сулилио военным блистательные перспективы. А разработка сверхтяжелых артиллерийских установок, подобных крупповскому «Большому Густаву» — напрасные траты времени и мозгов. Представьте, если бы в начале следующей М «мировой» войны, русские конструкторы взялись за строительство гигантских орудий, а немцы, напротив, решились тратить деньги на создание полевых реактивных установок, кто знает, насколько изменилась бы ситуация на фронтах? На советских солдат обрушились бы ракеты германских «Катюш», а на армию Гитлера — никчемные снаряды сверхпушки, делающей по одному выстрелу в час и выходящей из строя после нескольких залпов!
Когда речь заходила об авиации, идеи «прогрессорства» охватывали меня еще больше. Давнишняя мечта человека — полеты на аппаратах тяжелее воздуха — осуществилась давно, еще в самом начале века. Изначально полеты продолжались всего несколько минут, их дальность была крайне незначительна. В 1906 м году француз Сантос-Дюмон пролетел всего 200 метров, но уже к началу нового десятилетия полеты мсье Фармана и Луи Блерио через Ла-Манш заставили военные ведомства крупнейших стран Европы всерьез обратить внимание на авиацию. Во Франции уже в 1911 году было принято на вооружение двести аэропланов, в Германии в том же году — тридцать. Однако обратить- то внимание обратили, но большого практического эффекта это не дало.
Даже после самого беглого прочтения докладов военных ведомств и различных предприятий, выпускающих военную продукцию, мне предстала следующая картина. Например, российские военные стратеги и, прежде всего, сам Николай Второй скептически оценивали летательные аппараты как средство ведения военных действий. В том же показательном 1911 году в российской императорской армии насчитывалось только семь самолетов, из которых всего один был русской постройки!
Только спустя пять лет, когда с огромным трудом, пройдя без самолетов через Балканские войны, русские смогли, наконец, дойти до мысли, что без авиации современная армия столь же немыслима, сколь и неэффективна. Результаты «домысливания» проявили себя почти мгновенно. Менее чем за три года (значит, — возможности к проектированию и постройке самолетов существовали и ранее) в России возникло целых семь авиационных компаний: Русско-Балтийский завод в Риге, завод Щетинина и Слюсаренко в Петрограде, акционерное общество Лебедева (также — в Петрограде), акционерные общества «Дукс» и «Моска» в Москве, а также завод «Анатра» в Одессе. В ходе войны, за три минувших с той поры года в строй вступило еще пять частных заводов, ориентированных на госзаказ: АО Терещенко, АО Адаменко, Товарищество «Безобразов и Ко», Завод Пороховщикова и Общество «Матиас».
В итоге, к началу войны соотношение «небесных сил» не только выровнялась, но даже превысило показатели соседей-соперников: в русской императорской армии находилось 244 самолета, в то время как Германия имела на ту же дату ровно 232 аэроплана, Франция — 138, Англия — 56 самолетов первой линии, а Австро-Венгрия — вообще около 30 машин. Таким образом, сразу после того как верховное командование и лично Император обратили внимание на проблему отставания в воздухе, Россия превратилась в крупнейшую военно-воздушную державу Европы. Страшно представить, что бы произошло, если бы Николай не просто «разрешил», но и сознательно стимулировал развитие отечественного самолетостроения.
«Отставание «сознаниямозгов» от уровня техники и возможностей промышленности с успехом продолжало проявляться и после начала войны. Казалось, ситуация с русскими ВВС на август 1914-го выглядела неплохо, особенно, учитывая что державы германского блока сосредоточили большинство самолетов все же на Западном и Сербском фронтах, а русские машины и летчики в этих условиях получили абсолютное преобладание в воздушном пространстве своего фронта. Однако не тут то было.
Имея под контролем тринадцать авиационных заводов, военное министерство полностью устранилось от координации выпуска самолетов! Темпы строительства оказались крайне не высокими в виду отсутствия контроля со стороны государства и полноценного государственного заказа, финансирование конструкторских бюро — не полным и производившимся, главным образом, из частных средств. Более того, имевшимися заводами по согласованию с русским военным ведомством выпускались в основном аэропланы иностранных конструкций:, — в серийном производстве, например, находилось 16 зарубежных моделей и лишь 12 отечественных. И это при этом, что изобретения талантливых русских конструкторов — Сикорского, Стенглау, Гаккеля —, ничем не уступавшиеющие, а во многом и превосходившиеящие западные аналоги, — так и не были запущены в серийное производство до самого конца войны.!
Точно так же обстояло дело и с самыми современными на тот момент аппаратами для аэрофотосъемки систем Ульянина и Потте. Тот же Ульянин в далеком 1914 году предложил военному министерству первый в мире проект аппарата для дистанционного управления самолетом, который прошел успешные испытания в военно-морском ведомстве. Не получив поддержки у отечественных бюрократов, талантливый русский инженер уехал в Лондон — только там он смог продолжить свои работы.
Все вышеизложенное означало одно — у меня, как у хронокорректора не было нотсутствовала дажее малейшей необходимостьи «изобретать» или «внедрять» в начале двадцатого века «технику будущего». Гениальные и новаторские технические решения, способные полностью изменить ход войны, доступные по уровню сложности местным станкам и заводам, уже были изобретены разработаны прямо здесь, — местными инженерами.
Проблемы русской военной авиации, впрочем, определялись не только техническими решениями и количеством самолетов. Еще хуже, чем с внедрением инженерных новинок, дело обстояло с банальной подготовкой летчиков. Цифры в этой области просто шокировали. За все время войны, например, в огромной стране было подготовлено всего триста пилотов.! Что совершенно не было удивительноым, учитывая наличие на одной шестой части света всего двух авиационных школ — Гатчинской и Севастопольской. Более того, Россия стала единственной из воюющих стран, не имевшей плана мобилизации гражданских летчиков. Резерва обученных пилотов попросту не имелосьсуществовало: к. Когда отечественного пилота сбивали, можно было сказать, что страна, фактически, теряла боевую единицу навсегда —, — на новую машинуых машинах просто некогому было летатьпосадить!
