Олег Шушаков - И на вражьей земле...
И опять лейтенанту Полищуку повезло, потому что если бы он раскрыл парашют раньше, если бы не этот вынужденный затяжной, его расстреляли бы в воздухе самураи, как это произошло в этом же бою с его боевым другом старшим лейтенантом Малаховым. Они расстреляли его, беспомощно висящего под куполом…
Но узнает об этом Николай гораздо позже. Уже в госпитале…
А война шла своим чередом.
Член Военного совета Тихоокеанского флота корпусной комиссар Лаухин подписал последний наградной лист и устало откинулся на стуле. Многовато, конечно, посмертных… Но, что поделаешь… Война! Здорово они, однако, врезали самураям! И морским и сухопутным! Надолго запомнят!
Он посмотрел на бумаги. Тридцать один Герой Советского Союза! Это что-то значит!.. Петр Иванович отхлебнул из стакана с остывшим чаем. И вдруг поймал себя на неприятной мысли… Или приятной?
«А ведь это – Красное Знамя!.. Не меньше!».
Орден у него уже был. Еще один?… Конечно, он не отказался бы. Но сначала надо, чтобы проскочило это представление… А, может быть, орден Ленина? Вон сколько Героев вырастил! Мехлис – человек суровый, но щедрый!.. Корпусной комиссар Лаухин посмотрел в потолок. Лев Захарович его сюда сам назначил. После прошлогодней чистки. И не зря!
«Да! Орден Ленина! Однозначно!»
Такая вот война…
Глава 5. «Мы ходили в жаркие походы…»
Забайкальский фронт, середина августа 1939 г.
Одиннадцатая ордена Ленина танковая бригада, отведенная в тыл сразу же, как только стихли выстрелы у Халхин-Гола, немедленно получила свежее пополнение людьми и техникой. Вставшие в строй бригады необстрелянные экипажи в тот же день были равномерно распределены по ротам и взводам, прошедшим горнило августовских боев. При этом большинство командиров, участников этих боев, были досрочно повышены в должностях…
Отлично проявивший себя и под Баян-Цаганом, и в генеральном наступлении, капитан Ильченко был назначен командиром батальона. Однако роту он сдал одному из своих комвзводов, лейтенанту Татарникову, а не капитану, прибывшему с пополнением. Потому что командир бригады полковник Алексеенко прекрасно понимал, что в предстоящих боях ему потребуются проверенные командиры.
Как и Татарников, Николай Ильченко был проверенным! За июльские бои его наградили орденом Красного Знамени. За августовские – представили к высокой правительственной награде. Начальник штаба намекал на что-то такое, но о чем именно шла речь, помалкивал. А Николай особо и не допытывался. Скорее всего, дадут орден Ленина. А выше – только Герой Советского Союза. Но на Героя он, по собственным понятиям, пока не тянул. Так что махнул рукой и выкинул все из головы. Наградят, так наградят. Тогда и узнает. Чего раньше времени суетиться-то!
То, что им предстоят бои, он тоже прекрасно понимал. Здесь, во фронтовом тылу, они увидели столько техники и личного состава, что всем стало ясно – скоро начнется! Такие массы войск невозможно укрыть от противника никакими дезинформационными мероприятиями! Да и держать их здесь без дела слишком дорогое удовольствие…
Так оно и вышло. Седьмого утром они получили приказ выдвинуться на юг, в район Эрдэнэ. А двое суток спустя, завершив марш-бросок без потерь, уже были на месте.
Четыре батальона бригады насчитывали двести сорок пять танков БТ-7, в том числе двенадцать артиллерийских БТ-7А с пушкой калибром семьдесят шесть миллиметров, и двадцать пять бронеавтомобилей.
На первый взгляд тактико-технические характеристики легкого колесно-гусеничного танка БТ-7, основного танка РККА, были не хуже и не лучше, чем у его зарубежных соплеменников. Вооружение – сорокапятимиллиметровая пушка и два пулемета. Броня – противопульная. Лоб – двадцать два, остальные части корпуса – пятнадцать миллиметров. Экипаж – три человека.
Увы, но как показали бои в Испании и на Халхин-Голе, калибр орудия был маловат, броня – слабовата, а бензиновый двигатель – слишком огнеопасен.
Однако, при всех своих недостатках (а у кого их нет!), БТ-7 обладал одним неоценимым качеством – быстроходностью! Была у него одна замечательная конструктивная особенность, которая радикально отличала его от собратьев. При необходимости гусеницы можно было снять и продолжить движение на колесах, обтянутых резиновыми бандажами. А это давало резкий прирост скорости. Именно этот, огнеопасный, четырехсотсильный двигатель М-17Т и позволял БТ-7 разгоняться на колесах до семидесяти двух километров в час! Запас хода при этом составлял пятьсот километров…
Обслужив и заправив машины, танкисты получили долгожданный отдых… Однако командного состава это не касалось. Все, вплоть до помкомвзводов, были посажены на полуторки и вывезены на рекогносцировку к китайской границе.
Ехали с небольшой скоростью, часто останавливаясь и определяясь по азимуту и солнцу, отмечая на кроках характерные участки местности, способные послужить ориентирами. Хотя на самом деле назвать ориентирами их можно было лишь с очень большой натяжкой.
Судя по имевшимся картам, полоса местности, которую им вскоре предстояло с боями преодолеть, вплоть до Калгана, представляла собой пустынно-степной район, обильно насыщенный солончаковыми участками и сыпучими песками, где ориентиры отсутствовали вообще.
Пустыня Гоби являлась таковой, и в топографическом, и в демографическом смысле слова. В полном смысле этого слова!
На следующий день во всех подразделениях, в том числе и в батальоне Ильченко, были проведены политбеседы, в ходе которых военкомы рассказали красноармейцам и командирам о зверином оскале японского милитаризма. Напомнили об интервенции и ограблении самураями советского Дальнего Востока в годы Гражданской войны, о постоянных провокациях на границе, о боях на КВЖД, Хасане и Халхин-Голе.
А потом вдруг вспомнили о позорном пятне Русско-японской войны девятьсот четвертого – пятого годов, тридцать пять лет лежащем на России, о жертвах, понесенных русским народом в сражениях под Мукденом и Цусимой, о предательстве царских генералов и адмиралов, сдавших самураям Порт-Артур.
В этот момент кто-то негромко запел… Мгновение спустя все присутствующие стали проникновенно вторить песне:
Тихо вокруг, ветер туман унес.На сопках Маньчжурии воины спят,И русских не слышат слез…
Бойцы пели, то один, то другой, вытирая глаза… А над вечерней монгольской степью плыла горькая песня-память:
Пусть гаолян вам навевает сны,Спите герои русской земли,Отчизны родной сыны…
Но мало-помалу голоса окрепли, и завершилась эта песня твердым обещанием:
Спите сыны, вы погибли за Русь, за Отчизну,Но верьте, еще мы за вас отомстимИ справим кровавую тризну…
Красноармейцы и командиры расходились с политбеседы притихшие и серьезные.
Следующие два дня ушли на подготовку бригады к походу и бою. Был получен дополнительный паек, и вода из расчета пять литров на человека в сутки и по сто на каждую боевую машину.
А тринадцатого на рассвете в ротах зачитали заявление советского правительства об объявлении войны Японии и боевой приказ товарища Сталина. Митинги были очень короткими. Все было уже сказано. И понято.
Гусеницы с «бэтэшек» сняли еще вечером… Боеприпасы в укладках… Батальоны построились и ротными колоннами, сквозь пыль и солнце двинулись к границе.
Герой Советского Союза командарм второго ранга Жуков о предстоящей стратегической наступательной операции в Маньчжурии был поставлен в известность седьмого августа. Той же ночью на аэродроме Тамцаг-Булак стали один за другим приземляться ТБ-3, доставившие в район только что завершившихся боев штаб Забайкальского фронта.
В палатку к Жукову зашел комкор Яковлев и, четко отдав честь, доложил:
– Товарищ командарм второго ранга! Комкор Яковлев! Представляюсь по случаю назначения заместителем командующего фронтом!
О своем назначении комфронта и досрочном присвоении очередного воинского звания Жуков уже знал… Все вышло как по-писаному. А, впрочем, по-другому и быть не могло, после такой-то победы. Он пожал протянутую руку и широким жестом пригласил Яковлева к столу. Разговор предстоял долгий…
Не смыкая покрасневших глаз и не отрываясь на текущие мелочи, Жуков знакомился с основными документами по проведению Маньчжурской стратегической наступательной операции до самого следующего вечера.
Замысел был ему понятен. Северным флангом фронта он должен был охватить и разгромить Хайларский укрепрайон, а затем взять Цицикар. Южным флангом, совершив с боями семисоткилометровый марш по безводным просторам внутренней Монголии, выйти к Калганскому УРу и Бэйпину. Это вспомогательные удары. А главный удар, отсекая Маньчжурию от остального Китая, он должен был нанести на Чанчунь и Мукден, преодолев кручи Большого Хинганского хребта.
