Александр Маркьянов - Сожженные мосты
…я не пройду дальше! У кяффиров зенитка, у меня уже половина джамаата стали шахидами! Мне нужна помощь от братьев, иначе мы не пройдем!
…русист, который в укрытии у апельсиновой роши сидит, ты слышишь меня!? Клянусь Аллахом, я Ахмед, приду и сам отрежу тебе голову! Клянусь Аллахом, я никого не оставлю в живых, ни тебя самого ни твоих выродков, понял меня!?
…да пошел ты, муслим недобитый! Трусы сначала надень!
…Всем Медведям отойти на рубеж два, всем Медведям отойти на рубеж два! По отходу доложить потери и боекомплект, как поняли, прием!
…Алим! Алим!
…Алим шахидом стал!
…Я Медведь — главный, всем Медведям доложить остатки термобарических и осколочных боеприпасов. Пункт боепитания развернут на отметке сто восемнадцать, через час он будет перенесен, как поняли, прием!
…Главный, я Волк — три! Колонна попала под удар, наступать не могу!
…мы залегли у деревни, нас обстреливают! Из деревни по нам ведется огонь, там, в домах засели кяффиры и жиды!
…Во имя Аллаха, вперед!
…никого в живых не оставлять!
…группам, работающим восточнее линии два приказ отступать на северо-восток. Повторяю, группам, работающим восточнее линии два приказ отступать на север-восток. При отступлении соблюдать радиомолчание, противник слушает частоту.
Ничего интересного из обмена атаман не почерпнул кроме последнего — всем группам, действующим восточнее линии два отступать на северо-восток. Линия два — это большой, выложенный бетоном оросительный канал, семью километрами севернее от них. Значит, линию один удержать уже невозможно, и оборона будет строиться по этому каналу. Потом, скорее всего, придется опаять отступать.
Атаману было непонятно — почему Россия не оказывает им помощь, почему здесь нет подкреплений, почему они вынуждены сдерживать всю эту озверелую орду теми силами, которые у них есть. Или ядерный взрыв в Бендер-Аббасе уничтожил все, что создавалось десятилетиями? Неужели новый император трусит? Вчера из-за этого состоялась драка между казаками и десантниками, казаки обвинили императора в трусости, а десантники, особо не разбираясь, пошли бить морды.
Но если даже Россия и бросила их — пока жив будет хоть один человек, они будут сражаться. Потому что это их земля, и они с нее никуда не уйдут.
Но, прежде всего — ему надо добраться до пункта обороны здесь, на линии один, и при этом, чтобы его не убили.
Атаман хотел было уже вылезти из вонючей лужи и ползти дальше — но нарастающий рев мотора заставил его оставаться на месте. Про себя он решил, что если надо будет — он нырнет в эту вонючую жижу с головой или прикинется мертвым.
Автомобиль остановился совсем недалеко, гортанный голос, выкрикивающий команды, был слышен даже через равномерное бухтение крупнокалиберного пулемета.
Серков решился вылезти на самый край воронки. Примерно в двадцати шагах от него остановился легкий грузовик, в кузове его было нечто, напоминающее безоткатное орудие Б10. Двое заряжали его, верней один заряжал, один прямо во время заряжания пытался навести. Еще один командовал, а последний сидел за рулем, машина были римская, Унимог, старый — она и машина, они и трактор. Хорошая машина, в общем.
Закончив заряжать, один из террористов прицелился, второй поднял руку, готовясь дать отмашку. Прицелился и атаман.
— Аллах Акбар!
Серков четырежды, раз за разом выстрелил одиночными.
Воистину Акбар…
Оскальзываясь на размокшей земле, атаман побежал вперед к машине. Один из этих, тот, кто командовал, в незнакомой военной форме был еще жив, на губах лопались кровавые пузыри, а сам он пытался выдернуть чеку из гранаты. Атаман выстрелил еще раз.
По нему никто не стрелял — эти не успели выстрелить по зданию, иначе бы грузовик уже пытались нащупать из крупнокалиберного. Атаман взялся за рацию, настроился на рабочую частоту, на которой работали ополченцы.
— Вызываю шестого, вызываю шестого — сказал он.
— Киш мир тохес[760], — раздалось в ответ по связи.
— Смотри на север и не стреляй.
Тяжелое безоткатное орудие калибра 106 миллиметров было уже заряжено, атаману оставалось только повернуть его, прицелиться по скоплению духов у крупнокалиберного пулемета, которое хорошо было видно с высоты кабины грузовика.
Безоткатка тяжело бухнула — и духов не стало, на том месте, где они были, встал черный столб артиллерийского разрыва. Пулемета тоже не стало.
— Шестой, видел? — спросил атаман по связи.
— Ты кто?
— Серков.
В рации было молчание, атаман начал перезаряжать безоткатку. Духи пока ничего не поняли — по нему никто не стрелял.
— Сколько ты мне должен? — спросила рация.
— Пошел на…, это ты мне должен! — ответил атаман, добавив еще несколько крепких выражений.
— Чего надо?
— Подъехать хочу.
— Подъезжай. Прикроем.
Атаман врезал еще по одному скоплению духов, на сей его заметили, засвистели пули, защелкали по металлу. Заведя мотор — тот отозвался на поворот ключа солидным тракторным урчанием, атаман резко вывернул руль и пошел напролом, переваливаясь на своей каракатице на высоких внедорожных колесах через поваленные деревья, рытвины, продираясь через то, что когда-то было фруктовым садом. Пулемет бил ему навстречу — но не в него, а прикрывая и не давая стрелять духам.
Развернув внедорожник — грузовик у самой двери, стальной, из корабельной брони атаман соскочил на землю, пули щелкали совсем рядом. Дверь открылась, в лицо — ствол автомата.
— Я один!
Рука протянулась и втащила его внутрь…
Внутри было человек десять, шестеро мужчин, трое женщин и пацан лет десяти. Было темно, по камням то и дело щелкали пули — но евреи построились так предусмотрительно, что первый этаж кибуцного правления у них был с полуметровыми стенами, какие не всякая пушка возьмет, узкими окнами — бойницами и со складированным здесь запасом. Евреи были людьми предусмотрительными, долгими столетиями они жили в постоянном страхе перед резней, побоищем, погромом, а потому, когда евреям разрешили переселяться на Восток и тут покупать оружие по своему усмотрению, а не так как в России — они переселялись. И покупали. Получилось так, что на шестерых мужчин здесь было целых пять пулеметов, из них три станковых, два ДШК и чешский пятнадцатимиллиметровый ZB-60 на колесном станке, который можно перевести в положение для зенитного огня и так он великолепно подкатывается к любой бойнице на колесиках. Еще было два обычных пулемета — ПК и MG-42, и много другого оружия, часть из которого была свалена в углу, а часть аккуратно расставлена вокруг стен, на случай штурма. Женщины и пацан, то набивали ленты патронами, то помогали мужчинам перемещать с места на место тяжелые пулеметы и ленты в коробках. Вентиляции не было совсем, и порохового дыма было столько, что глаза резало как ножом и дышать — не вздохнешь. Про такие ситуации говорят — хоть колун вешай. Все мужчины были голыми по пояс, и все это — гарь, грохот как отбойными молотками только намного громче, полуголые фигуры в дыму — все это походило на преддверие ада, чистилище.
— Ерик! — сказал атаман.
Полуголый человек, что-то сосредоточенно выцеливающий у бойницы, не ответил.
— Ерик!!!
Человек, давно оглохший и наверняка контуженный всем этим грохотом, повернулся.
— А?
— Сваливать надо!! — заорал атаман, — все уже отошли!
Ерик, которого на деле звали Ершалаим, то есть Иерусалим отвернулся, прицелился — и дал очередь. По полу запрыгали три свежие гильзы, звуковая волна ударила по ушам.
— Отходить надо! — заорал атаман — всех касается! Приказ командования!
— Какая разница, где подыхать?! — проорал в ответ Ерик — что здесь, что там. Все равно подохнем!
— У меня машина есть! Отойдем!
Как назло — именно в этот момент что-то свистнуло, и тоненький пацанский голос крикнул по-русски:
— Дядя Ершалаим, в машину попали!
— Вот видишь! Нет машины!
Атаману хотелось материться, последними словами, хотелось дать этому… лучше не говорить кому, чтобы с копыт и юшка по всему лицу, но в этот момент по стене горохом сыпанули пули, и стало не до разборок.
— Патронов надолго хватит?!
— Надолго! Хорошо запаслись, на всех хватит!
— Вот смотрю я, Серков… и думаю… вот зачем ты сюда влез? А? Зачем ты, казак за жидами вернулся?
— Какой ты жид? Если бы ты был жид — не ты мне, а я тебе был бы денег должен!
— Плохой из меня жид.
— Зато пулеметчик хороший!
Вечером, пережив три штурма и потеряв двоих — обоих на совершенно дурацкой попытке пострелять еще раз из Б-10, которую сожгли после пятого выстрела (но эти пять выстрелов неплохо проредили атакующих), решили все же отходить.
